Он моргает.
Пруденс? Ты в порядке?
Шум в голове усиливается. Мне уже не до смеха.
Все нормально. Я в порядке. Просто эта песня
Он растерянно смотрит на монитор, словно совсем забыл о музыке.
Бессмыслица, продолжаю я. Мне так и не удалось отыскать малиновый берет ни в одном секонд-хенде. А тебе?
Я стискиваю зубы от очередного приступа головной боли. Наверное, мне лучше помолчать.
Квинт хмурится сильнее.
У тебя может быть сотрясение мозга.
Нет. Я не могу сдержать стон. Да. Ой.
Он помогает мне сесть.
Ари поддерживает меня с другой стороны. Триш Роксби тоже рядом грызет ноготь большого пальца, а официантка держит стакан воды, наверное, принесенный для меня. Даже подружка Квинта, Морган, наконец-то оторвалась от телефона и смотрит на меня так, словно ей не все равно.
Я в порядке. Язык не заплетается. По крайней мере, мне так кажется. Это придает мне уверенности, и я повторяю, более настойчиво:
Я в порядке.
Ари показывает мне два пальца.
Сколько пальцев видишь?
Я бросаю на нее сердитый взгляд:
Двенадцать, невозмутимо отвечаю я. Пульсирующая боль в затылке постепенно утихает, и я понимаю, что Квинт все еще поддерживает меня, и его пальцы путаются в моих волосах.
Меня охватывает тревога, и я отталкиваю его руку.
Со мной все в порядке.
Квинт выглядит удивленным, но, кажется, он не обиделся.
Твой друг прав, говорит Карлос. У тебя может быть сотрясение мозга. Мы должны
Он мне не друг, перебиваю я. Это что-то вроде рефлекса. Начав, я продолжаю, поднимая вверх указательный палец. К тому же я видела, как он обходится с результатами лабораторных анализов. Прошу прощения, но я не слишком доверяю диагнозам доктора Эриксона.
Ну, кажется, с ней все в порядке, говорит Ари.
Я хватаюсь за край стола и поднимаюсь на ноги. Тотчас накатывает головокружение. Я опираюсь на стол и крепко зажмуриваюсь.
Свободной рукой я ощупываю затылок. Там шишка, но, по крайней мере, я не истекаю кровью.
Пруденс. Квинт все еще стоит слишком близко. К этому стоит отнестись серьезно.
Я поворачиваюсь к нему так резко, что в глазах вспыхивают звезды.
О, теперь ты решил отнестись к чему-то серьезно? Звезды постепенно гаснут.
Он расстроенно отступает, потирая переносицу.
И зачем только я влез?
Вот именно, зачем? Мне не нужна твоя помощь.
Его лицо мрачнеет, и он поднимает руки, словно сдаваясь.
Ясно.
Однако вместо того чтобы уйти, он протискивается мимо меня, внезапно оказываясь так близко, что я в панике прижимаюсь бедром к краю стола. Квинт хватает стопку салфеток, оставленных теми придурками, и поворачивается, не замечая моей реакции а может, и замечая. Он бросает салфетки на пятно на полу, где я только что поскользнулась, и вытирает лужицу, гоняя влажную бумагу носком кроссовка.
Прю? Ари касается моего локтя. В самом деле, может, вызвать «скорую помощь»? Или я могу отвезти тебя в больницу?
Я вздыхаю:
Пожалуйста, не надо. У меня нет спутанности сознания, ничего такого. Голова немного болит и все. Мне просто нужен парацетамол.
Если она правильно произносит такие слова, как «спутанность сознания», скорее всего, с ней все в порядке, замечает Триш, и видно, что она старается быть полезной.
Хочешь пить, милая?
Она протягивает мне воду, но я качаю головой.
Нет. Спасибо. Я, пожалуй, поеду домой. Я поворачиваюсь к Ари. Мой велосипед на улице, но
Я тебя подвезу. Не дав мне закончить, она собирает наши вещи.
Спасибо, бормочу я. Наверное, мне следует что-то сказать, что-то сделать. Карлос и Триш, Квинт и Морган наблюдают за мной. Хотя Квинт занят тем, что выбрасывает мокрые салфетки в мусорную корзину, и избегает встречаться со мной взглядом, но остальные-то смотрят и словно чего-то ждут. Мне нужно обнять их или что-то в этом роде?
Карлос спасает положение, положив руку мне на плечо.
Позвонишь мне завтра или заскочишь после школы? Дай мне знать, что с тобой все в порядке, ладно?
Да, конечно. Э-э караоке Я смотрю мимо него на Триш. Вообще-то классная идея. Надеюсь, ты продолжишь.
Каждый вторник в шесть, отвечает Триш. По крайней мере, так мы планируем.
Я иду за Ари к задней двери. Стараюсь не смотреть на Квинта, но все равно чувствую его присутствие. И что-то похожее на вину. Он ведь просто пытался помочь. Наверное, мне не следовало огрызаться на него.
Но у него был целый год, чтобы помогать. И помощь была ничтожной, а теперь слишком поздно.
Ари толкает дверь, и мы выходим на гравийную парковку на заднем дворе «Энканто». Солнце садится, и с океана дует свежий бриз, солоноватый и такой знакомый. Я сразу чувствую прилив сил и оживаю, несмотря на ноющую боль в затылке.
Ари ездит на бирюзовом универсале родом из шестидесятых. Зверь-машина подарок родителей на шестнадцатилетие. Ари старается не кичиться этим, но семья у нее состоятельная. Ее мама один из самых успешных риелторов в округе и сколотила небольшой капитал, продавая шикарные загородные дома очень богатым людям. Поэтому, когда Ари начинает восторгаться чем-то вроде совершенно непрактичного винтажного автомобиля, нет ничего удивительного в том, что именно такой появляется на их подъездной дорожке. Кого-то из подростков это, может, и развращает, но abuela[12], живущая вместе с ними, похоже, держит всех в узде. Она бы первая столкнула Ари с пьедестала, если бы та вела себя как избалованная принцесса. Хотя с Ари, думаю, нет проблем. Она самый добрый и щедрый человек из всех, кого я знаю.
Я пытаюсь помочь Ари загрузить велосипед в багажник, но она уговаривает меня сесть в машину и успокоиться. Головная боль снова усиливается, поэтому я не возражаю. Я устраиваюсь на пассажирском сиденье и откидываюсь на спинку.
Иногда мне кажется, что Ари намеренно пытается жить как героиня документальной хроники. Она носит, в основном, винтажную одежду, и горчично-желтый комбинезон, что сейчас на ней, как раз такой; водит ретроавтомобиль и даже играет на коллекционной гитаре с историей. Хотя она знает о современной музыке гораздо больше меня, ее истинная страсть авторская песня, расцвет которой пришелся на семидесятые.
Закрепив мой велосипед, Ари садится за руль. Я пристегиваю ремень безопасности, а она совершает привычный ритуал регулировки зеркал, хотя вряд ли они могли сдвинуться с места за время ее отсутствия.
Она все еще привыкает к механической коробке передач, но мотор глохнет только раз, прежде чем мы выезжаем на главную дорогу. Это значительный прогресс, если вспомнить, как поначалу она терзала сцепление, пытаясь заставить машину тронуться с места.
Уверена, что с тобой все в порядке? Может, отвезти тебя в больницу? Позвонить родителям? Позвонить Джуду?
Нет, я просто хочу домой.
Она прикусывает нижнюю губу:
Я так испугалась, Прю. Ты действительно потеряла сознание.
Всего на секунду, да?
Да, но
Я накрываю ее руку ладонью и торжественно заявляю:
Я в порядке. Честно.
Выражение ее лица смягчается. После короткой паузы она кивает. Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Мы проезжаем мимо кафе и бутиков, таких родных и знакомых, как моя собственная спальня. Я и не думала, что уже так поздно. Солнце только что опустилось за горизонт, и Мейн-стрит освещена, как съемочная площадка. Пальмы оплетены гирляндами белых фонариков; торгово-развлекательные комплексы пастельных оттенков светятся под старомодными уличными фонарями. Еще неделя и наш городок наводнят отдыхающие, привезут с собой ночную жизнь. Ну, а пока улица выглядит пустынной и заброшенной.
Мы сворачиваем с Мейн-стрит в сторону пригорода. Первая пара кварталов занята частными особняками летними домами тех, кто может себе позволить недвижимость рядом с пляжем. Но вскоре они сменяются другой застройкой смесью миссионерского и французского колониального стилей. Черепичные крыши, оштукатуренные стены, ярко раскрашенные ставни, вазоны с петуниями и геранью.
Ты только не злись, говорит Ари, и я тут же ощетиниваюсь, предчувствуя повод для раздражения, но мне показалось, что Квинт неплохой парень.
Я расслабляюсь, понимая, что неосознанно готовилась услышать что-то оскорбительное. Но Ари слишком мила, чтобы кого-то критиковать. Даже Квинта Эриксона. Я фыркаю:
Все находят Квинта милым, пока им не доведется поработать с ним в паре. Я выдерживаю паузу, размышляя. Не то чтобы я считала его плохим парнем. Он не дурак, не хулиган и не отморозок. Просто он такой такой
Мне никак не удается подобрать нужного слова.
Славный?
Я бросаю на нее ледяной взгляд:
Ты могла бы найти кого-то получше.
Она смеется:
Меня он не интересует.
В ее тоне угадывается какая-то недосказанность. Ее он не интересует, но
Слова повисают в воздухе между нами. Она что, намекает на мой интерес?
О, ужас!
Я крепко обхватываю себя руками.
Я хотела сказать, что он никчемный. И к тому же эгоист. Вечно опаздывает на занятия, как будто то, чем он занимается, куда важнее того, что делаем мы. Как будто его время более ценно, и ему позволительно вваливаться в класс в самый разгар урока, отвлекая мистера Чавеса, заставляя всех нас ждать, пока он займет место, да еще и отпустит какую-нибудь глупую шутку по этому поводу, вроде Я понижаю голос, копируя его интонации. О, черт, эти пробки Фортуны, жесть! Когда все мы знаем, что в Фортуна-Бич не бывает никаких пробок.
Короче, он не пунктуален. Но бывают недостатки и похуже.
Я вздыхаю.
Ты не понимаешь. Никто не понимает. В качестве партнера по лабораторным работам он просто невыносим.
Ари вдруг ахает и резко выворачивает руль. Я хватаюсь за ремень безопасности и, обернувшись, вижу через заднее стекло свет фар. Не знаю, когда спортивный автомобиль появился сзади, но он в опасной близости от нашего бампера. Я наклоняюсь вперед, чтобы посмотреть в боковое зеркало.
Там был знак «Стоп»! кричит Ари.
Спортивное авто виляет туда-сюда, двигатель ревет, набирая обороты.
Чего он хочет? Ари уже на грани истерики. Хотя у нее есть права, уверенности за рулем ей пока не хватает. Но что-то подсказывает мне, что, когда на хвосте висит подозрительная тачка, нервы могут дрогнуть даже у самых опытных водителей.
Может, он хочет нас обогнать?
Мы не на автостраде!
Мы едем по узкой улице жилого квартала, где и так тесно из-за припаркованных с обеих сторон автомобилей. Ограничение скорости здесь двадцать пять миль в час[13], и я уверена, что Ари точно соблюдала его. Теперь, когда она в панике, скорость падает до двадцати. Я подозреваю, что это еще больше бесит водителя позади нас.
Сигналит клаксон дерзко, грубо.
Что у них там стряслось? кричу я.
Я, пожалуй, припаркуюсь, говорит Ари. Может может, там женщина рожает на пассажирском сиденье или еще что?
Я с изумлением смотрю на нее. Только Ари может оправдать такое непростительное поведение.
Больница в той стороне. Я показываю большим пальцем назад.
Ари съезжает на обочину. Она находит место между двумя припаркованными автомобилями и старается заехать под углом, что непросто, учитывая длину универсала. Тем не менее, остается достаточно места для проезда другой машины.
Двигатель взвизгивает, и спорткар проносится мимо. Я мельком замечаю женщину, высунувшуюся из пассажирского окна с зажженной сигаретой. Она показывает Ари средний палец.
Меня захлестывает ярость.
Кулаки сжимаются, и ногти впиваются в ладони. Я представляю себе, как кармическая справедливость настигает наглецов. Лопнет шина, и они слетят с дороги, врежутся в телеграфный столб, и
БАХ!
Мы с Ари вскрикиваем. На мгновение кажется, что раздался выстрел. Но мы видим, как далеко впереди спорткар теряет управление.
Шина лопнула.
Я прижимаю ладонь ко рту. Все происходит словно в замедленной съемке. Автомобиль разворачивается на сто восемьдесят градусов, чудом не задевая припаркованные машины. Его выносит на тротуар, и он останавливается, когда передний бампер врезается нет, не в телеграфный столб, а в гигантскую пальму. Капот сминается, как алюминиевая банка.
Мы с Ари ошеломленно рассматриваем покореженную машину. Наконец Ари кое-как отстегивает ремень безопасности и ногой распахивает дверь. Она бежит к месту аварии, прежде чем я успеваю опомниться и пошевелиться, да и то только для того, чтобы разжать кулаки.
Пальцы покалывает, как будто на грани онемения. В свете уличного фонаря они кажутся оранжевыми.
Совпадение.
Просто какое-то странное совпадение.
Я машинально выуживаю из кармана телефон и звоню в полицию. К тому времени, как я сообщаю оператору информацию, дрожь в руках утихает, и Ари возвращается.
Все в порядке, запыхавшись, говорит она. Сработали подушки безопасности.
Я позвонила в полицию. Они скоро будут здесь.
Она кивает.
Ты в порядке? спрашиваю я.
Ари забирается на свое место.
Думаю, да. Просто ужасно испугалась.
Я тоже. Я тянусь к ней и сжимаю ее ладонь.
Она поднимает на меня страдальческий взгляд:
Это ужасно, но когда все случилось в какое-то мгновение после того, как они разбились, моей первой мыслью было
Она замолкает.
так им и надо, заканчиваю я за нее.
Она виновато морщится.
Ари, они вели себя как придурки. И черт знает что творили на дороге. Мне неприятно это говорить, но так им и надо.
Ты же не всерьез.
В том-то и дело, что всерьез, но я предпочитаю не отвечать и просто выпускаю ее руку.
Хорошо, что никто не пострадал. Включая нас. Я потираю затылок. Шишка, кажется, уменьшилась. Не думаю, что моя голова выдержала бы сегодня еще один удар.
Семь
К утру головная боль проходит, но остается сонливость, и в черепной коробке висит туман. Я распечатываю свою статью о морском черте и заметку Джуда о гигантской акуле и одеваюсь.
Последний день, шепчу я своему отражению в зеркале ванной. Эти слова мотивируют меня, как мантра. Я чищу зубы и привычно расчесываю спутавшиеся волосы. Последний день. Последний день. Последний день.
Я проснулась на час позже обычного и слышу, что внизу уже царит хаос. Папа поставил альбом группы «Кинкс», и звучит одна из их жизнерадостных, оптимистичных композиций «Давай потанцуем». У папы своя теория: утро, начинающееся приятной музыкой, гарантирует потрясающий день. Думаю, в этом что-то есть, и верю в то, что хорошее начало залог успеха, но иногда его бодрые утренние мелодии скорее бесят, чем вдохновляют. Мы все при случае пытаемся сказать ему об этом, но он вечно отмахивается от критики. Не удивлюсь, если у него уже готов утренний плейлист на все лето.
Перекрикивая музыку, четырехлетняя Элли сгусток энергии и эмоций вопит бог знает что. Порой мне кажется, что жизнь Элли одна сплошная истерика. Нет, я не полезу в ванну. Нет, я не хочу надевать носки. Нет, я ненавижу крекеры-рыбки. Эй, Люси ест мои крекеры-рыбки, это нече-е-естно.
Я слышу грохот падения с лестницы и пронзительный крик мамы:
Люси! Я же просила, только не дома!
Извини! доносится не очень-то раскаивающийся голос Люси. В следующее мгновение я слышу, скрип задней сетчатой двери.
Тринадцатилетняя Люси удручена тем, что после каникул пойдет в девятый класс начальный в старшей школе. То есть, снова опустится на низшую ступень школьной иерархии. Иногда нам с Джудом кажется, что ее подменили при рождении, перепутав с нашим настоящим братом. Начать с того, что Люси популярна. Даже чересчур. Но это не шаблонная популярность подросткового кино. Люси не ходит в школу на каблуках, не проводит все свободное время в торговом центре, она не капризная и не злая. Она просто нравится людям. Самым разным. Исходя из моих ограниченных знаний о светской жизни школы Фортуна-Бич, могу сказать, что Люси рады практически во всех компаниях. Она занимается почти всеми видами спорта. Активно участвует в организации благотворительных марафонов, фестивалей и других школьных мероприятий, которые мы с Джудом обычно избегаем. Меня коробит от этих зрелищ.