Что ж это, ты её того? утирая от еле сдерживаемого смеха слёзы, спросил Урпатас.
Уже с середины рассказа, включая рабов, что постарше, охранников и самого хозяина каравана, гоготали даже не над самой историей, сколько над рассказчиком, повествующим, словно это было с ним на самом деле. Тарш строил рожи, размахивал руками и пучил глаза, когда этого требовал сюжет. Развязка никого не удивила, но все дружно грохнули, едва он закончил.
Да ты бы видел их, хозяин! воскликнул враль, сделав невинные глаза. Одно лицо, в смысле зад. И та, и эта в шерсти как тут не спутать.
Так ты у нас теперь стало быть Урпатас не рискнул озвучить прозвище, полагающееся за такой проступок, прикрыл рот, будто поправлял усы, давя новый приступ хохота.
Ты обещал никому не рассказывать. укорил его Тарш. Ежели кто узнает, засмеют.
Будь спокоен, не расскажу. Ведь мы никому не расскажем! громко выкрикнул его господин, призывая всех хранить выдуманную тайну мальчишки. Вот видишь, никто не скажет. он обвёл всех присутствующих рукой, и подозвав к себе одного из охранников, пошептавшись с ним, тронул коня.
Так что же всё-таки ты натворил?
Ближе к вечеру, на привале к нему подошёл тот самый охранник, и сняв с него петлю, потребовал идти с ним.
Урпатас, лёжа на толстой, войлочной подстилке, делил досуг с кувшином вина. Рядом, на маленьком столике, аппетитно пахнув, лежал в окружении овощей здоровый шмат мяса, при виде которого у Тарша, уже давно питавшегося в основном бобами, потекли слюнки.
В доме Акакиса ему практически не доставалось мясного Таиса каждый раз тщательно выковыривала его из похлёбки, предназначенной для раба. Правда, иногда мальчишке удавалось стащить кусок-другой, но случалось это не часто. А мясо он любил.
Тарш замялся, не желая говорить правду, стараясь сохранить достоинство девушки, лишь по случайности не успевшей одарить его лаской. Но караванщику и не требовалось подтверждения его догадок. Видимо, подобное было ему не в диковинку.
Значит, спортил таки хозяйскую козу? он ухмыльнулся. В смысле дочку?
Не успел. буркнул Тарш.
Повезло тебе, что не успел. Успей ты, и голосок у тебя действительно был бы тоньше. Ты очень строптив для раба, и это плохо. Да ещё эта история. Я не смогу продать тебя в хороший дом, с меня потом могут спросить. Придётся тебя выставить на рынок, а жаль. Ты мне понравился. Я бы с удовольствием оставил тебя себе, но я дал слово, а слово я привык держать. Однако никто не может помешать мне дать тебе добрый совет.
Тарш молчал.
Ты что ж, раб, не нуждаешься в советах своего хозяина? усмехнулся Урпатас.
Я раб по случайности, но я готов выслушать твой совет, господин.
Об этом и речь. Совет мой смирись. С таким голосом и крепким телом ты, думаю, сумеешь понравиться какому-нибудь любителю мальчиков, а там глядишь и выкупишь себя. Если согласен, я помогу. У меня есть такие на примете. Или на базар?
На базар. Тарша передёрнуло от такого предложения.
Как знаешь. Урпатас отрезал от мяса небольшой кусок и на ноже протянул мальчику. Ешь.
Тарш посмотрел на хозяина с подозрением.
Бери. тот усмехнулся. Я не из тех, о ком ты подумал. И возьми сладостей. Быть может, после продажи ты их и не увидишь больше. Бери, бери, не стесняйся.
***
Был?
Тарш задержался в персидском лагере, приканчивать вместе с Ману бочонок вина, с остатками от прошлых посиделок, вернувшись во дворец лишь под вечер следующего дня и сразу завалился спать, отослав Кирам ночевать на женскую половину. Ему полагались покои с тремя комнатами господской, рабской и ещё одной, где теперь хозяйничала наложница. Был также маленький закуток, в котором господин мог предаваться «размышлению», периодически требовавшегося организму.
Отчасти он не торопился возвращаться и по причине последней неудачи его мужское самолюбие было слегка ущемлено, и он не успел ещё проголодаться по женскому обществу, отчего и не хотел лишний раз встречаться с девушкой. К тому же их с Ману гульба, продолжавшаяся всю ночь, давала о себе знать.
Проснувшись, Тарш ещё до завтрака, пока не вышла Кирам, поинтересовался выполнением его указания.
Да, господин. несколько суховато доложил Касис.
Хорошо. Надеюсь, всё прошло как надо? допытывался хозяин, но видя, как слуга засмущался, удовлетворился полученным ответом. Тогда у меня к тебе сразу просьба. Надо отправиться со мной в лагерь и поговорить с нужными мне людьми. Ты должен им помочь.
Как?
Мне нужно, чтобы ты объяснил им, как это быть рабом.
Зачем? удивился Касис.
Тарш строго поглядел на него.
Прости, хозяин. Я понял. Наверно, им ещё понадобится знать дворцовые порядки?
Ты догадлив. Всё-таки мне повезло с тобой. Да и тебе со мной тоже. Я прав? Тогда иди разбуди Кирам, пора завтракать.
Но господин, мне нельзя заходить на женскую половину без дозволения. Я не евнух.
Так ведь я разрешил.
Без её разрешения. Вдруг она там неодета.
Как всё трудно у вас. Ну тогда постучи и пригласи к столу.
Не надо, господин, я уже проснулась. в дверях своей комнаты стояла Кирам. Ты звал меня?
Да, отрада глаз моих. Я хочу разделить с тобой эту пищу. А после желаю прогуляться с тобой по саду
Прости меня, Кирам. Я, наверно, тебя сильно обидел.
Тарш, как и любой перс, любил сады, но не оттого, что они красивы. В них женщины становились податливы к его обольстительным речам. Посреди цветов, в звуках журчавших фонтанов и в тени одурманивающе пахнувших яблонь и персиков это получалось как нельзя лучше. А уж когда он пел, они и вовсе теряли голову.
Но в случае с Кирам всё совсем иначе. Ей было безразлично. Не то чтобы она ему сильно нравилась просто теперь ей уготовано место рядом с ним на долгий срок, и Таршу очень хотелось привычного внимания и ласки. К тому же его мужская гордость не могла смириться с её равнодушием. Это был вызов, не принять который он не мог. К этому примешивалось гадливое осознание, что она невольница, всецело принадлежавшая ему, проявляет такую холодность к своему хозяину, но Тарш гнал от себя эти мысли, не желая видеть в ней рабу. Ведь даже к шлюхам он относился если не с уважением, то хотя бы как к женщинам, достойным его любви.
Нет, господин, ты ничем не можешь меня обидеть, ведь я принадлежу тебе и готова исполнять все твои желания.
Послушай, Кирам. Я так не хочу. Тарш сам начинал запутываться. Хорошо, давай так забудем всё, что с нами было, и ты мне позволишь попробовать заново.
Как будет угодно господину. всё так же не поднимая глаз, ответила девушка.
Тарш снова наткнулся на стену, отказываясь понимать, что происходит, заключив, что лучше обождать, пока всё как-нибудь само получиться и не торопить её. Его поспешность и так сыграла с ним недобрую шутку, заставив сомневаться в себе. Отложив на время попытки до неё достучаться, он решил попросить её о помощи.
Ладно, давай оставим это. Хорошо? Тогда у меня будет просьба.
Что прикажешь, господин.
Передай своей прежней госпоже, что я хочу говорить с ней.
Глава 7
Он что-то знает.
Их тела ещё не остыли от недавней близости. Женская ладошка скользила по влажной груди мужчины, в блаженстве откинувшегося на спину. Губы, ещё минуту назад целовавшие его, теперь настойчиво нашёптывали в ухо о том, что больше всего занимало их хозяйку.
Аметис не обманывала себя её муж, ленивый, глуповатый, лишённый честолюбия, был легко управляем чужой волей, но к сожалению, эта воля была не её. Отчасти в этом была и вина самой Аметис. Принцесса, дав согласие выйти замуж за тогда ничего назначившего мелкого князька, всё достоинство которого сводилось к мифическому родству с пророком, поначалу слишком холодно отнеслась к супругу, лишь изредка радуя его близостью, разрешая прикасаться к себе только в те дни, которые советовала кормилица, и лишь с целью зачатия. Правда, ей хватило ума подсовывать супругу доверенных служанок.
Но со временем, несмотря на всю избалованность, до неё стало доходить, что она уже не столько дочка Иштумегу, сколько жена его наследника-зятя, и даже отец не станет поддерживать её сторону в случае конфликта с супругом. Вдобавок к этому начало просыпаться желание, усилившееся после родов. И тут очень кстати пригодились советы рабынь, успевших изучить пристрастия мужа. Аметис не сочла зазорным учиться искусству любви у служанок ей хотелось власти, и она была готова на всё, лишь бы заполучить её. Женское чутьё подсказывало, что обольстительные чары порой могут значить больше, чем тысячи копий и горы золота. И самый интересный совет дала её старая кормилица.
Но время было упущено несмотря на то, что она успела избавиться от всех бывших любовниц мужа, раздарив их влиятельным царедворцам супруг всё больше начинал кичиться своим положением, и Аметис пришлось изрядно постараться, чтобы наверстать потерянное.
Конечно, знает. согласился мужчина. Он как-никак доверенное лицо твоего отца.
А ты тогда кто? неуклонно продолжала давить своё женщина. Почему ты не входишь в число его доверенных людей?
Зачем? Спитам хотел спать и этот разговор, повторяющийся изо дня в день, его утомлял. Какой в этом смысл. Я и так его наследник, к чему лишняя суета. в тоне мужчины начали проступать оттенки раздражения. Вот когда я стану царём, тогда и придёт пора заниматься делами.
Аметис почувствовала недовольство мужа и решила действовать по-другому. Она легла поверх него и принялась целовать его шею и грудь, постепенно продвигаясь ниже.
Затем, на мгновение подняв голову, заметила обольстительница, что в любой момент всё может перемениться. её губы уже ласкали его живот.
Но я же Спитам вздрогнул, замерев в ожидании недозволенного, твой отец сам назначил меня.
А у меня есть сестра, и она старше. игриво заметила коварная искусительница, спускаясь ещё ниже. И у неё скоро будет сын.
Аметис, что ты делаешь? горя от нетерпения, еле выдавил из себя воспитанник магов-святош. Это запрещено пророком.
Я готова принять на себя этот грех. прошептала нарушительница заповедей и укрылась волосами.
*
Нас будет учить раб? Это унизительно.
Предоставив Кирам договариваться о встрече с Манданой, Тарш забрал слугу с собой в лагерь персов. По дороге он попробовал ещё раз вызнать подробности посещения Касисом весёлого дома, и видя, как краснеют его уши, весело подтрунивал над ним, пока тот, деликатно не намекнул, что эти разговоры ему неприятны, после чего Тарш заткнулся, перестав его дразнить.
Не вижу ничего унизительного в том, чтобы спросить совета у раба, если он знает то, чего не знаешь ты. А мой слуга знает достаточно и готов поделиться с вами этим знанием. Если обман раскроется, нам всем несдобровать.
Почему бы тебе не нанять нас как стражников? предложил Маштуни. Тогда всё будет взаправду.
Как ты себе это представляешь? Воин-перс во дворце Иштумегу. Да вас и близко не подпустят. Стражники там все из мидян.
Да в нас в любом случае заподозрят персов. возразил Назим. Взять хотя бы мою бороду. Мне что, на мидийский манер её стричь придётся?
Не придётся. Вы их сбреете.
Что-о? одновременно взревели все трое. Сбрить бороду? Это же позор. Мы на это не пойдём. отрезал десятник. Даже не заикайся.
Ладно. Тарш решил зайти с другой стороны. Сколько ты хочешь серебра за свою бороду?
Честь не продаётся. хмуро ответил за всех Дайтуш. Мы сбривать не будем.
Это хорошо, что ваша честь не продаётся. Но я хочу спросить вас разве стоят ваши бороды жизни сына Камбуджии? Что ж, я так ему и передам мол, прости, государь, что не сберегли твоё чадо, поскольку нам дороги наши бороды.
Троица пристыженно притихла. Тарш продолжил.
Честь не в бороде, а в доблести. Бородатый трус не стоит безбородого, но отважного юнца. Не мне вам объяснять. Ты, Назим, стал десятником едва у тебя пушок под носом проклюнулся. Или забыл, как останавливал мужей, бегущих с поля битвы? Как стыдил их, возвращая в бой, и как они же выносили тебя полуживого, а после сами выбрали тебя десятником, выпрашивая эту должность у самого Куруша, несмотря на твою безродность?
Тарш замолчал, не намереваясь больше давить на подчинённых, давая возможность им самим принять правильное решение. Заставлять их не имело смысла ему нужны соратники, готовые служить не за деньги, а по долгу. Хотя он понимал, те тоже догадывались, какими дарами их осыплет Камбиз, если они и вправду смогут спасти наследника царя. Другого такого случая возвыситься им может не представиться. Все трое те же пастухи и по безродности могут претендовать самое большее на место десятника и малую долю в добыче, на которую и рассчитывать не приходилось Камбиз воевать не хотел. А их земельные наделы были так малы, что говорить о какой-либо безбедной жизни не приходилось.
Он выдержал минут пять, наполнил их деревянные кружки остатками вина и молча предложил выпить. Вздрогнули. Тарш ещё раз оглядел всех.
Ну что, зову вашего наставника или как?
Зови своего раба, сотник. за всех ответил Назим. Быть по-твоему. Надо, значит, надо. А борода он подмигнул Маштуни, борода отрастёт.
Только гуще станет. улыбнулся Тарш. Но не зовите его рабом. Я намерен дать ему свободу, правда после и знать ему о том не следует. Относитесь к нему, как к равному. К тому же он умён и сметлив и теперь один из нас.
Ты так доверяешь рабу? с сомнением спросил десятник.
Рабы бывают разные, Назим, повторился сотник Камбиза, поверь, очень разные.
***
Сладости Тарш отдал малышне, не оставив себе ничего. Те сразу принялись поедать вкусности, справедливо опасаясь, что старшие товарищи могут отобрать лакомство. Сделал он это не только из жалости, но и из-за гадливого чувства, которое испытал, выслушивая предложение Урпатаса. Несмотря на юный возраст и проведя всю жизнь, кроме последних двух лет, в далёкой от города деревне, ему было понятно, к чему склонял его новый хозяин и считал это для себя неприемлемым.
Однако купец не оставил попыток уговорить юнца. Видимо, ему поступил хороший заказ именно на такого мальчика красивого и с прекрасным голосом. Дней через пять он снова пригласил юного раба к себе, вести уговаривающие беседы. За это время Тарш успел схлестнуться с одним из двоих более старших подростков, вздумавшего отбирать еду у младших, пользуясь моментом, что охранники отвлеклись.
Не то чтобы Тарш ратовал за справедливость, просто этот здоровяк слишком нагло претендовал на роль главного над девятью рабами-подростками постоянно дразнился и случалось, выдавал тумаки, пока никто этого не видел, считая, что преимущество в силе и умение грязно браниться достаточно для признания его вожаком.
Из разговоров выяснилось, что он захвачен в плен меньше чем полгода назад и что был младшим сыном старшины деревни, и невзирая на своё рабское положение, ещё не утратил гонор, мня из себя что-то значимое.
Тарш молча встал между ним и малышнёй, замершей в испуге. Схватка была короткой более рослый и крепкий парень ударил мальчишку в грудь с такой силой, что у того перехватило дыхание, и не устояв, он упал на землю. Но скифский норов быстро поднял его на ноги и поле боя осталось за ним упитанный бугай не рискнул продолжить. Слишком полюбился его противник охране, и в случае драки ему могло здорово достаться.
Тарш возвращался обратно из походного шатра Урпатаса, в котором выслушивал рассказы хозяина о предстоящей незавидной судьбе, полной лишений и тяжёлого труда, вперемежку с описанием беззаботной жизни любовником развратника. Ему очень хотелось уйти, но это было бы оскорблением, и вместо этого, пересиливая себя, деликатно отшучивался, ссылаясь на запрет пророка. Всё же, несмотря на отказ, хозяин вновь угостил его мясом, прибавив к нему сладости.