Ты участвовал в митингах лесбиянок? Круто!
Нет, я участвовал в марше протеста против блокады Кубы. Но когда все дошли до Белого дома, это мистическим образом превратилось в митинг долбаных лесбиянок. У вас в стране такие превращения на каждом шагу. Вот и с нашим Чеховым вы черти-чё вытворяете.
Понимаешь, мне в общем-то не важно, чтобы все было точь-в-точь как у Чехова Она выруливает на шоссе, подрезая здоровенный грузовик. Главное, чтобы мои актёры выразили себя в этой пьесе. А всё остальное Грубых ошибок нет, и ладно. Самовар у нас как настоящий, песня про веранду есть, число роз нечётное. А уж как руками двигать, как говорить это работа актёров. Как они сами это понимают. Кстати, ты будешь указан в программке как консультант, на третьей страничке.
Главное, чтобы на первых двух внизу была фраза «Переверните, пожалуйста, страницу!», отвечаю я. Я на самом деле видел такие надписи в американских буклетах.
Но она права. У них другая актёрская школа. Брюс Уиллис всегда играет Брюса Уиллиса.
На улице вечереет, и холмы по краям дороги постепенно теряют свой насыщенный зелёный тон. Зато становится хорошо видно кладбище на одном из склонов: белые пунктиры могильных камней бегут к вершине холма, точно разметка аэродрома. Среди камней ходит человек. Я не сразу догадываюсь, что это газонокосильщик очень уж странно выглядит здесь его работа. Хотя, с другой стороны, на этом кладбище нет никаких оградок, одно ровное зелёное поле на всех. Раздолье для газонокосильщика.
Я закрываю глаза и переношусь из машины Дженнифер в нашу электричку, которая стучит по рельсам в районе Обухово. За окном пролетает русское кладбище, похожее на деревню гномов. У каждой могилы свой заборчик, своя скамейка, свои цветы. Совсем другая картина загробного мира, полная противоположность.
Выходит, даже рай у нас разный. Логично. Ведь рай это место, где человек получает то, чего не хватало в жизни. Индивидуалисты-американцы сыты по горло заборчиками и оградками ещё на этом свете. Поэтому, умирая, они объединяются на ровном зелёном поле. А нашим, наоборот, при жизни хватает коллективизма. Так что загробное счастье у нас домик в деревне, хоть что-то своё наконец. И оградки, оградки
Смерть исправляет все перекосы, Джен. Вот кто лучший театральный критик.
Зажигалка Будды
Рядом с одним из отделений университета Западной Вирджинии есть тихое местечко под названием Reflection Ponds. Три маленьких пруда на склоне, один под другим. Круглые, метров десять в диаметре. И несколько больших деревьев вокруг. Нечто вроде японского парка. Как раз на пути между нашим домом, где торчат мои русские соседи, и универским кампусом, где обитает американская культура.
На прудах почти никогда никого нет, и я люблю посидеть там один. Но сегодня появился старикан с удочкой. Он насаживает на крючок здоровый кусок пепперони и забрасывает в маленький пруд.
Незадолго до этого я ездил на рыбалку с американцами. И очень расстроил их тем, что забрал домой пойманную рыбу. У них-то принято рыбу отпускать, это называется у них гуманизмом или типа того. Рыбу для еды принято покупать в супермаркете. И заметив старикана-рыбака, я очень интересуюсь, как у него с гуманизмом.
Но то, что я вижу, требует другого слова. У здоровенной усатой рыбины, которую он вытаскивает, весь рот разорван крючками. Очевидно, он ловил её уже десятки раз, потом отпускал и снова ловил. Подходящих слов для описания своих ощущений у меня нет. На гуманизм не похоже, точно.
# # #
О том, что национальность это язык, на котором ты думаешь, слышал любой дурак. Только не всем дуракам доводилось это проверить, научившись думать на другом языке.
Мне удалось. Но дело не в этом. Любой, кто интенсивно готовится к тестам типа TOEFL и GRE, вполне может достичь такого состояния, когда не только думать, но и сны на английском видеть начинаешь.
Круче другое состояние между языками. Эдакий тамбур, откуда можно посмотреть в оба вагона.
Множество культурных стереотипов с обеих сторон сгорают ещё раньше: очевидные крайности убивают друг друга при столкновении в отдельно взятой голове, когда ты только приехал в другую страну. Но самое интересное происходит, едва добираешься до ядра. До языка.
Да, он велик и могуч. Но в то же время он усреднённая глупость твоего народа. Ну, может, тебе и не нужна сотня разных слов для обозначения «снега», как у эскимосов (тем более что на самом деле их не сотня, а всего с десяток, как у нас). А как насчёт семи разных вариантов для «любви»? Их-то нету, верно? Не надоело называть одним и тем же словом отношение к женщине и отношение к пиву?
Погружаясь в чужой язык и переставая пользоваться своим, оказываешься в забавном ступоре. Слова того и другого языка, словно рыбы двух видов, начинают бороться друг с другом, кто быстрее всплывёт в твоей памяти. В этой борьбе они тормозят друг друга и на время оставляют в покое тебя самого. Тут-то и видишь реальность без ярлычков.
Это быстро проходит. Но на задворках сознания все равно остаётся памятка, что ты прикурил от зажигалки Будды. Прикурил и пошёл обратно.
# # #
Стихотворение Элизабет Бишоп, начинавшееся словами «The art of losing isnt hard to master», появилось в распечатке, которую Джим Хармс раздавал на занятии по «сложным стихотворным формам». Сначала меня и зацепила форма виланелла. Я хотел перевести текст на русский, назло верлибролюбивому Джиму, назвавшему все эти формы «архаичными» и «неестественными».
Перевод долго не получался. Потом до меня дошло: дело не в форме, а в содержании. Стих был красивым, но пустым.
И когда это стало ясно, сразу же написался совсем другой текст. От Элизабет осталась только первая строчка, в качестве эпиграфа. Спасибо, Джим, за твой курс. Иногда достаточно и строчки.
Всем искусствам искусство Искусство Терять.
Начинаешь, как в школе, с простейших вещей:
бросил взгляд на цыганский подол октября,
не успел и моргнуть а уже два часа
пролетели зазря. Или связка ключей
где-то запропастилась. Потом адреса,
телефоны друзей это все уплывёт,
если в лужу случайно уронишь блокнот
Дальше больше, быстрее. Искусство Терять
это просто способность сказать «не беда».
Города, где бывал, где мечтал побывать,
оставляй их легко, как окурки. Смотри:
я оставил пять стран, где осел «навсегда»,
и «единственных» женщин как минимум три.
Но и это ещё не предел мастерства.
Вот когда растеряешь даже слова
вот тогда и найдёшь,
ничего не ища,
шляпку жёлудя
в рваной подкладке плаща,
да примеришь на пальцы
и глянь, подошла
безымянному,
словно его и ждала
эта улица в прошлое,
круглая дверь
в день,
где ты начинал
курс Искусства Потерь.
Обратная связь
Первые языковые отрыжки начинаются через полгода. Русский прёт обратно. Рыбы родной речи, повоевав с рыбами английского, выныривают на поверхность злыми и потрёпанными, но гораздо шустрее. Ни грамма жира. И прут они с такой силой, что иногда вылетает по пяти стихотворений в день.
Но этого мало. Хочется общаться на родном, а не только дрочить.
Ещё в 94-м году, сразу после приезда, коллеги показали мне электронные конференции Usenet. Поначалу чудо не впечатлило сплошные разборки по национальным вопросам. Однако великий и могучий звал к себе. И я бросил в этот гадюшник пару лирических текстов.
Лёня Делицын потом говорил, что отклики были. И что, если б я не начал флеймить, слава моя достигла бы неимоверных высот. Уже после первых стихов знатные девушки ньюсгруппы окрестили автора «Китом в лягушатнике» и «The Best Male Poet-95 of soc.culture.russian».
Но я об этом не знал. То ли ещё не разобрался, как работает конфа, то ли отзывы звучали в других местах. В общем, я никакой реакции не увидел. И, разозлившись, «вступил в дискуссию».
Согласно словарям, «флеймом» (flame) называется электронное сообщение, имеющее целью оскорбить, упрекнуть или спровоцировать адресата. Если участники конференции отвечают в той же манере, начинается «война флеймов» (flame war). Тех, кто раздувает флейм сознательно, называют «троллями» (troll). В русскоязычной Сети ещё используется термин «наезд». Иногда флеймовые перестрелки называют «дуэлями».
Хотя качественный наезд можно устроить и в личной переписке, настоящие войны возникают в публичных местах. Здесь «наездник» справедливо рассчитывает на внимание зрителей, а также на подключение других любителей наездов, что приводит к ветвистой цепной реакции. Это и радует настоящего флеймера: лавина, спровоцированная маленьким камешком.
Поймать на флейм можно любого. Человеку, допускающему орфографические ошибки, советуют приобрести азбуку для дебилов. Тому, кто пишет слишком грамотно, рекомендуют перестать читать на ночь словари и завести наконец бабу. Но наиболее эффектный флейм массовый, бьющий по общим зацепкам. В любой конфе есть люди, пользующиеся софтом от Microsoft. Естественно, все они гомосеки. Известно также, что все зло в мире идёт от эскимосов, которые Христа нашего распяли.
При этом не стоит удивляться, когда вы узнаете, что человек, кричащий о превосходстве армян над азербайджанцами, сам по национальности эскимос. Для опытного тролля это и есть искусство: быть «над» процессом.
«Если вы думаете о себе как о несущем какую-то важную миссию в Usenet-е, пойдите проспитесь, и это пройдёт. Get a life, как говорят американеры», так определил эту форму дзэна известный флеймер Сергей Визнюк a.k.a DragonFly в своем кратком курсе «Как разгромить врага в ньюсах».
Мне не пришлось мучиться с выбором темы для наезда. Она была в моём первом стихе, который я опубликовал в конференции. Разве что в стихотворении вышло поизящней, без персоналий:
Жильцы разрушенного дома,
осколки старого сервиза,
По чуть заметным, но знакомым
чертам мы узнаем друг друга
в толпе заморской, где как виза
лицо, и два чернильных круга
печати глаз.
Хотя у нас
нет с ними разницы в одежде
и в рефлекторности улыбок,
но что до взгляда, в нем, как прежде,
не вылиняв шероховатость.
Печальный отпечаток зыбок
обижены иль виноваты?
Уж не прочесть.
Но что-то есть
во взгляде корабельной крысы,
добравшейся до сухопутных:
мех как у всех, когда он высох,
но плохо высыхает память
о ветре, не всегда попутном,
и об оставшихся за нами
на корабле.
А на земле
опознаём своих, заметив
на дне зрачков, в душевных норах
ту грусть, и в то же время ветер,
блеск гордости бывавших в шторме,
осколок белого фарфора
с полоской золота Но шторки
усталых век
опущены. И человек
опять такой,
как все.
И растворён толпой.
Для раздувания флейма достаточно было сказать то же самое, но простыми словами. О гнилой иммигрантской культуре то есть. Раз уж съебали за рубеж, нечего прикидываться патриотами! Слушайте свою Пугачёву, смотрите свою «Иронию судьбы» и не лезьте рассуждать о современной России, трусливые дети Совка, продавшиеся за гамбургер.
А потом я, как ни в чем не бывало, снова стал публиковать стихи. И вот тут уже пошла такая реакция, что и захочешь не пропустишь. Меня обливали помоями методично, день за днём, привлекая самые удивительные аргументы. Забросив в ньюсгруппу невинный стишок из восьми строк, что-нибудь про белую ночь или осенние листья, я возвращался туда через неделю и находил обрывки тредов:
Что это за буйная дискуссия о пакте Молотова-Риббентропа и необходимости повсеместной легализации абортов?
Да это андреевский стих обсуждают. Уже восемьдесят килобайт наговорили. Хочешь, скину архив?
Так я со всеми и познакомился.
# # #
Приглашение на новогодний конвент группы soc.culture.russian я пробовал отклонить, мотивируя тем, что у меня нет тачки. Не вопрос, сказали в ньюсгруппе. Заедем и довезём.
Я долго пытался представить, что скажут мне эти суровые люди при личной встрече. Или дадут пизды без предисловий?
На вид они и в правду оказались суровыми.
Какое тёмное пиво ты имел в виду в таком-то посте? спросил самый крупный из них, Роман Костин.
А другой суровый мужик в кожанке спросил, издал ли я книгу. Это было что-то запредельное. Какая-то фантастика вообще! Впоследствии оказалось, что дело именно в фантастике. Тот, который в кожанке, был Петр Воробьёв, один из первых русских киберпанков. Недавно он микроскопическим тиражом издал свой роман «Набла квадрат». Вот он и поинтересовался, как дела у товарища по несчастью.
В общем, все те, кто в Сети наиболее рьяно предлагал резать таких, как я, оказались в реальности замечательными людьми. Зак Май угощал меня травой в Чикаго, когда мне стало совсем тошно от американской жизни. А Юля Фридман и Миша Вербицкий поили меня чаем в Москве, когда тошно стало от жизни московской.
И только Сергея Визнюка я никогда не видел. Но не удивлюсь, если сейчас, когда вы читаете эти строки, он переводит через улицу слепоглухонемую старушку. Люди, которые так весело флеймят, не могут быть плохими. Хотя и хорошими их называть глупо. Они просто вышли за пределы шелухи слов. И прикурили у Будды.
«Чикаго лежит в снегу,
как» Как? Да никак!
Вам же сказали, как.
В снегу. Понятно? В снегу.
Так даже если в снегу:
«подобно, словно» Подобно?
Бессловно и бесподобно,
вот как лежат в снегу.
Ну, дайте хотя бы деталь:
«вчерашняя Times на панели»
Да что вы, совсем охренели?
В снегу ведь! Какая деталь?!
Но что-то должно быть в снегу!
Там, «лёгкое чувство печали»
Печаль? Вы б пошли, полежали
сами-то в этом снегу!
А память? «Чикагский снег
вдруг напомнил мне Ваши»
Ага, кастрюли с-под каши,
поеденный молью креп
Так что же, совсем ни гу-гу?!
Представьте хоть! «Там, за окном»
Ну-ну, что же там за окном?
Что-что Чикаго в снегу!
# # #
Но и английские рыбы в голове уже не давали покоя. Конференция rec.arts.poems с виду мало отличалась от нашей русской. Там заправляли два поляка, Марек и Влод. Они зверски мочили юных западных поэтов. Те, в свою очередь, обучались искусству флейма и мочили в ответ.
У нас на кампусе тусовался один поляк, он всегда садился ко мне спиной в кафе. Потирая руки в предвкушении хорошей разборки, я кинул в rec.arts.poems пяток своих хайку на русском и английском. И стал ждать, когда поляки припомнят мне Пражскую весну и прочее небо над Берлином.
А нифига! Сетевые поляки приветствовали с уважением. Один пошутил насчёт русских женщин, другой выкатил несколько своих хайку. И оба дали мне адрес японской рассылки Shiki Haiku Salon.
Там меня ожидал ещё более тёплый приём. Это было совсем странно рассылка-то международная. Ну ладно, американцы не рубят в поэзии. Но англичане, французы, японцы?! Они со мной советовались по поводу японской поэзии!
К примеру, я обнаружил, что новички задают в рассылке одни и те же вопросы обязательно ли семнадцать слогов, в чем разница между «хайку» и «хокку», что такое «сезонное слово»? Ладно, быстренько набросал на своём корявом английском нечто вроде пособия-FAQ. Текст вывесили на десятке сайтов и перевели на пять языков, включая голландский. Чего вы накурились, голландцы? Я сам лишь год назад узнал, что такое хайку!
В странном статусе гуру японской поэзии я прожил около полугода. От полного обожествления меня спасла только развиртуализация. Частичная.
Наш институт замутил свой сайт в World Wide Web. Эта гипертекстовая надстройка Интернета только-только появилась на свет, вместе с браузером Mosaic. Всем нам, сотрудникам, тут же предложили сделать персональные странички на институтском серваке. С фотками и прочими достижениями. Я тоже сделал такую веб-страничку и вставил её адрес в подпись, которую использовал в хайку-рассылке.