Но мама прикрыла рот ладонью. Рука её дрожала. Папа побледнел.
Мы с родителями перевернули квартиру вверх дном. Всю мебель мы отодвинули. Подушки и думки распороли и выпотрошили. Все электронные приборы отключили, всё вынули из розеток. Мы не разговаривали во время обыска. Потому что и без слов всё знали.
Нашу квартиру заразили паразитами.
Когда всё вокруг оказалось разгромлено и папа наконец присел на перевёрнутый диван, утирая пот со лба, мама достала блокнот из своей сумки и начала писать. Затем дала его папе. Папа прочитал, написал что-то и вернул маме. Потом они протянули блокнот мне. Чёрная паста на бледно-жёлтой бумаге, разлинованной голубыми полосками. Впервые за всю жизнь, после вечных тайн и недомолвок, родители позволили мне прочесть всё до последнего слова. Я читала быстро.
Вчера вечером это мама подчеркнула.
Ниже папин почерк: Нам нельзя здесь оставаться.
Уехать всё равно что признаться.
Признание у них и так уже есть. А рядом моё имя, подчёркнутое сразу трижды: Иляна.
Мама посмотрела на меня и написала: Везде опасно.
Нет, не везде.
Они даже не знают, как она выглядит.
У нас нет выбора.
Мы можем поехать с ней. Вместе. Мама так надавила на ручку, что порвала бумагу.
Безопаснее ей ехать одной.
Ниже мама начала что-то писать, вымарала, потом в нескольких строчках объяснила, куда я еду и какие вещи нужно собрать в дорогу. Когда я дочитала, у меня свело живот от страха.
Нет, написала я в ответ и подняла голову. Ручка дрожала у меня в руке. Я хочу остаться здесь, с вами.
Мама сжала губы и притянула меня к себе, прижавшись лбом к моему лбу. Папа отвернулся.
Мы разложили всю мою одежду на полу перед шкафом, и я выбрала, что взять с собой. Вещи мы сложили в мой школьный рюкзак вместе с зубной щёткой и расчёской. Мама вернула на место кухонный стол, подняла с пола стул и села писать сначала маршрут, затем письмо. Мы не могли позвонить заранее, чтобы предупредить, ни из нашей квартиры, ни с телефона-автомата. Секуритате подслушивали повсюду.
Я дремала несколько часов у мамы на руках, но перед рассветом мы, полностью одетые и готовые тронуться в путь, стояли у двери. Я надела рюкзак, стараясь казаться смелой. Но когда мама положила мне в карман белый конверт с письмом, она не сдержала слёзы, и я тоже расплакалась.
Не отдавай его никому, кроме неё, прошептала мама мне на ухо, прижавшись мокрой от слёз щекой к моей щеке.
Мы молчали уже несколько часов. Но мама больше не могла сдерживаться, ей хотелось хоть что-нибудь произнести. Папа выглянул за дверь проверить, не подслушивают ли соседи. Потом посмотрел на часы и снова за дверь. Я стояла по стойке смирно, как солдат, и пыталась дышать ровно. Вытерев глаза, я вышла из квартиры.
По пути на железнодорожную станцию мы прошли мимо очереди в продуктовый. Люди уже выстраивались, чтобы получить свои пайки: двести пятьдесят грамм хлеба на человека в день, один килограмм сахара в месяц, семьдесят восемь литров молока в год. Талончики на каждые три месяца были напечатаны на серой бумаге. Печать красная. Маленькие клеточки с цифрами, которые человек в форме перечёркивал крестиком, чтобы никто не встал дважды в одну очередь, бледно-голубые. Талоны выдавали и на муку, яйца и мясо. На них тоже были написаны наши фамилия, адрес и количество членов семьи трое.
Когда я сяду в поезд, от нашей семьи останутся только двое. Интересно, а родители станут выкупать мой паёк, пока меня не будет? А чем я буду питаться без талончика?
Из-за крыш серых многоэтажек выглянуло восходящее солнце, но к нему уже подбирались тёмные хмурые облака. Из пяти уличных фонарей горел только один. Мама крепко держала меня за руку, и от пота наши ладони будто склеились. Позади остались дворец, бульвар Единства, моя школа, пекарня и мясная лавка. Мы повернули к университету и пошли направо. До станции идти было долго, но родители не рискнули вызвать такси. Мы прошли мимо «Ромарты» универмага, где мама покупала нам всем одежду, вернее, где все мамы покупали одежду для своих семей. Сквозь стеклянную витрину я увидела на манекене такую же простую футболку и шорты, какие носила сама. В своих когда-то белых кроссовках и со школьным рюкзаком за спиной я полностью сливалась с городом, поэтому исчезнуть будет нетрудно.
Когда мы почти дошли до станции, небо заволокли облака и солнце скрылось, отчего казалось, что так и не рассвело. Вокруг снова смерклось. Я прижалась к маме и потянула её за руку.
Я буду на улице после комендантского часа, прошептала я, когда она наклонилась ко мне.
К тому времени ты уже уедешь из города.
Через квартал я опять дёрнула её за руку.
Меня могут спросить, куда я еду, и, если что-нибудь не соврать, меня разоблачат.
Тогда скажи правду, но не всю.
Ещё один квартал, и я снова тереблю маму.
Мне не понравится в деревне. Я точно знаю. Мне захочется сбежать оттуда.
На этот раз мама лишь нахмурилась и покосилась на меня.
Наконец впереди показалась железнодорожная станция и башня с часами. На её верхушке развевался румынский флаг. Когда мы подошли ближе, стало слышно, как он хлопает на ветру, а в небе сверкнула молния. Внутри здания вокзала мы встали в очередь. Несколько человек ворчали и толкались, но папа стоял как каменный, будто никого вокруг не видел. На стенах висели одинаковые красно-жёлто-голубые плакаты с нарисованными портретами Вождя и его жены Народного Гения и его Учёной Супруги. Один из плакатов был надорван прямо вдоль улыбающегося лица Вождя, между глаз.
Женщина в билетной кассе вытащила карту с маршрутами и показала папе. Он что-то писал в блокноте, пока она говорила. Только когда мы вышли на платформу и папа присел рядом со мной на корточки, мне стало по-настоящему страшно. Он протянул мне листок с записанными на нём названиями станций, веток и временем отправления и прибытия. Затем показал мне билеты.
Тебе нужно дважды пересесть. Его слова почти заглушил гудок поезда и пронзительный голос из громкоговорителя, объявлявший посадку. Попроси о помощи, если заблудишься, но старайся не привлекать к себе внимание.
Тут раздался протяжный гудок, и я обернулась: к станции подходил поезд. Мама тоже присела на корточки.
Если сможешь, садись рядом с какой-нибудь женщиной, особенно если она едет с детьми.
Она подтянула лямки моего рюкзака. Поезд приближался, замедляя ход. В лицо мне ударил тёплый воздух и запах мокрого асфальта. Мама быстро меня обняла, поцеловала в обе щеки, а потом отошла в сторону и отвернулась. Я почувствовала, как она затаила дыхание.
Когда поезд остановился и двери открылись, люди начали садиться в вагоны. У меня быстро заколотилось сердце.
Я крепко сжала в руке листок с маршрутом, билеты и письмо. Папа коснулся ладонью моей щеки, и тут я осознала, что моя жизнь больше не будет прежней.
Я не хочу уезжать, испуганно глядя на папу, сказала я. И стиснула его руку, изо всех сил сдерживая слёзы. Мне стало страшно до тошноты.
Мне очень жаль, Иляна. За стёклами очков папины глаза наполнились слезами. Когда ты вернёшься, я буду водить тебя в кино, буду тебе читать. И я дорасскажу твою сказку, обещаю. Клянусь, что не буду засыпать до самого конца.
Он попытался улыбнуться и на мгновение снова показался мне прежним моим любимым папой, который научил меня прописывать характеры персонажей, придумывать место действия и раскрывать сюжетные линии, который устраивал для меня тайные приключения и ходил со мной на бульвар, чтобы писать там при свете огней на башенных кранах. На мгновение папа снова стал очень похож на человека, которого я любила, и я едва не сдалась едва не обхватила его руками за шею, едва не поцеловала в заросшую щетиной щёку и едва не попросила прощения за то, что впустила в квартиру электрика и что рассказывала истории, из-за которых нашей семье теперь грозит опасность.
Но тут я вспомнила о Большой Книге.
Все написанные мной истории вся моя жизнь, посвящённая поиску, переписыванию сцен, наброскам и сюжетным намёткам, проработке диалогов, всё пропало навсегда.
Даже конец нашей с ним сказки некуда записать. И следующую историю тоже.
Я тебя не прощаю, сказала я, отшатываясь от папы. Надеюсь, я никогда не вернусь домой!
С этими словами я вбежала в двери вагона и даже не оглянулась.
Хитрая Иляна и три принца
Однажды кое-что случилось. А не случилось бы и рассказывать было бы нечего.
Жил-был Император, и было у него три дочери. Они жили в Восточных землях. Принцессы, разумеется, были невероятно красивы, потому что в сказках не бывает так, чтобы дочери могущественного человека были обыкновенными простушками с крючковатыми носами, с бородавками или со взъерошенными волосами. Старшая дочь Императора была точно краше нас с вами, но средняя дочь оказалась ещё краше старшей, а младшая дочь Иляна краше обеих сестёр. Вообще, Иляна была такой красавицей, что даже солнце порой останавливалось на небосклоне и печально вздыхало, любуясь её красотой, хотя все знают, что так не бывает.
Однажды Император узнал о том, что Великому Монарху, который жил в огромном золотом замке в Западных землях, нанесли оскорбление кто-то осмелился высмеять его зубы. Не в силах снести такое кошмарное унижение, Монарх созвал правителей соседних королевств и велел им объехать с ним целый свет, чтобы посеять страх среди подданных и казнить тех, кто мог пустить такой слух.
По правде говоря, слух пустил Император. И вообще, отец принцесс высказывал о Монархе вещи куда похуже оскорблений в адрес его зубов. Император ненавидел Монарха. Правители соседних королевств тоже его ненавидели. Многие десятки лет он использовал власть в ужасных целях и вообще был очень злым.
Но даже хуже Монарха были три его гнусных сына. Как вы, должно быть, догадались, старший сын был невероятно жесток, куда безжалостней нас с вами, но средний сын оказался ещё беспощаднее, а младший был самым жестоким из них.
Однако, пусть Император и ненавидел Монарха и его сыновей, открыто бросить им вызов он боялся. Поэтому, когда всех правителей созвали на битву, Император собрал своих солдат и призвал к себе дочерей.
Не хочу вас огорчать, девочки, но у меня дурные вести, сказал он.
Затонул корабль с моими новыми платьями? вскричала старшая принцесса.
Ты решил отдать меня в жёны какому-нибудь уроду? заплакала средняя.
Ты уезжаешь сражаться за ужасного Монарха? Хитрая Иляна сразу обо всём догадалась. Глаза её округлились, а сердце сжалось, потому что, несмотря на все недостатки отца, она любила его больше всего на свете. И хочешь отослать нас прочь!
Император коснулся ладонью щеки младшей дочки.
Догадливая ты у меня, Иляна, но кабы твой ум не погубил нас, мягко сказал он. Да, доченьки мои, это правда. Вы должны уехать в горы, в наш замок, пока я буду на войне. Только тогда вы окажетесь в безопасности.
В тот замок? воскликнула старшая принцесса. Но он же такой невзрачный! Там даже люстры не из бриллиантов!
В тот замок? вскричала средняя принцесса. Но он же так далеко от столицы! Там не будет симпатичных конюхов, с которыми можно пофлиртовать!
Я хочу остаться с тобой, отец, взмолилась Иляна. Я хочу защитить тебя. Прошу, не отсылай меня.
Довольно жалоб! отрезал Император. А теперь вот что, девочки. Пока меня не будет, вы должны хранить верность нашей семье. Если вы предадите моё доверие, я об этом узнаю.
Иляна не сводила взгляда с отца.
Если ты уедешь и предпочтёшь Монарха мне, я тебя никогда не прощу и буду ненавидеть до самой смерти, сказала она.
Но Император либо не услышал, либо не придал словам дочери значения: сказав на прощание несколько отеческих фраз, несомненно трогательных, но банальных, он развернулся и ушёл смотреть, как его солдаты доблестно гибнут непонятно зачем.
И надо же было такому случиться: сразу после того, как Монарх отправился на войну, три гнусных принца узнали, что слух пустил Император! Желая угодить своему злобному папаше, принцы, вместо того чтобы сразу открыть всем правду, решили сначала влюбить в себя дочерей Императора: как только сёстры поддадутся их любовным чарам, принцы выведают остальные секреты Императора, а он, узнав о предательстве принцесс, умрёт с горя.
Старший принц вскочил на коня и поскакал прямо к горному замку. Три дня и три ночи стоял он в саду под стенами замка, но ни одна из принцесс так и не выглянула из окна. На четвёртый день, в сизых предрассветных сумерках, продрогший до костей, умирающий с голоду и обозлённый принц подошёл к окну старшей принцессы и принялся стучать в окно. Он стучал, пока она не распахнула ставни.
Это я, милая принцесса, обратился к ней принц, но девица не дала ему договорить.
Знаю я, кто ты такой, и знаю, что ты проторчал здесь три дня и три ночи бог весть зачем. Мне неважно, чего ты хочешь. Уходи. Пусть терновник прорастёт из земли впереди и позади тебя.
Ради любви начал было принц, но принцесса захлопнула ставни прямо у него перед носом.
Красота старшей дочери Императора сразила принца наповал, и к тому же ему никогда не давали от ворот поворот, поэтому он решил выждать ещё три дня и три ночи и на рассвете четвертого дня снова пришёл к окну принцессы. Только на этот раз постучался потише.
Через пару минут старшая сестра отворила ставни.
Это я, о прекрасная девица, воззвал к ней принц. Ради любви твоей я готов смиренно ждать.
Уходи, отвечала принцесса, но голос её слегка дрогнул. Пусть терновник прорастёт из земли перед тобой, а позади пусть распустятся цветы.
Принцесса снова закрыла ставни, но прежде пристально посмотрела на мускулистый торс принца и в его бездонные голубые глаза. Юноша улыбнулся уверенности в себе ему было не занимать и решил подождать ещё три дня и три ночи и вернуться на рассвете десятого дня. Он пригладил волосы, поиграл бицепсами для верности и подошёл к окну. Ему даже не пришлось стучать ставни сами распахнулись.
Это я, прекрасная девица. Трижды три дня и трижды три ночи простоял я под твоим окном в надежде взглянуть тебе в глаза. Я представлял себе, как сижу у твоего ложа, пока ты спишь, и у твоего туалетного столика, пока ты одеваешься утром.
И это мне вовсе не противно, заметила принцесса. И то была чистая правда, ибо девица и впрямь влюбилась в принца без памяти.
Избавь меня от этой пытки пусти к себе в опочивальню.
О боже, нет! Моя дражайшая средняя сестра не простит мне, что я влюбилась в сына заклятого врага нашего отца. Принцесса на мгновение растерялась, но затем добавила: Если только, конечно, не влюбится тоже.
Принц улыбнулся.
Я пошлю сюда своего среднего брата. Но сперва один-единственный поцелуй, чтобы скрасить мне обратный путь.
И не успела принцесса ответить, как он наклонился к ней и поцеловал.
Уходи! вскрикнула принцесса, утирая губы шёлковым рукавом. Но когда принц вскочил на коня и помчался прочь, озарённый лучами восходящего солнца, она прошептала ему вслед: Пусть цветы устилают тебе дорогу впереди и позади!
Воротившись домой, старший принц тотчас же велел среднему брату скакать к горному замку. Тот был так сражён красотой средней принцессы, что, когда она ему отказала в первый, а потом и во второй раз, ему не составило труда потерпеть и дождаться её благосклонности. Как и его старший брат, на рассвете десятого дня принц завоевал сердце принцессы. Когда он подошёл к окну, та уже дожидалась его.
Это я, о прекрасная девица. Трижды три дня и трижды три ночи простоял я под твоим окном в надежде взглянуть тебе в глаза. Я представлял себе, как сижу у твоего ложа, пока ты спишь, и у твоего туалетного столика, пока ты одеваешься утром.