Зеркала - Шавлохова Илона Ибрагимовна

Мария Покусаева

Зеркала

Пролог: Count Zero

 Когда я вышла из бара, шел снег.

Он падал густыми хлопьями, словно ждал своего часа последние почти два месяца, медленно опускался на землю и не таял. Город затих под снегом, убавил громкость, даже фонари, кажется, потускнели. Не было слышно ни музыки, ни машин, и воздух потрясающе пах зимой.

Я сунула сигарету в рот и щелкнула зажигалкой, подождала, пока загорится оранжевый огонек, пожирающий табак и бумагу, и выдохнула дым в холодный воздух. Пальцы, конечно, мерзли, но перчатки я не носила боялась потерять. Карманы и рукава надежнее. Дым тоже сойдет.

На другой стороне улицы шел большой, грузный мужчина, вокруг которого вилась и едва не подпрыгивала от радости такая же большая овчарка. За ними бежали две цепочки следов степенная человеческая линия и собачьи петли. Ничего особенного. Ничего необычного. Ничего такого, чтобы я потом сказала, что получила в тот день одно или два предупреждения, знака, сигнала, что все пойдет не так.

Все всегда шло не так, если дело касалось меня.

Я выбросила сигарету, поправила на плече рюкзак и шагнула вперед, из-под козырька над крыльцом бара в снежную кутерьму. Пришлось набросить на голову капюшон толстовки, потому что белые хлопья путались в волосах и начали таять.

Шапку я не носила, как и перчатки, по ровно той же причине.

Ключи от квартиры, где моя сестра снимала комнату, лежали в глубоком кармане куртки, запертые на надежную молнию точно не выпадут. Там, в глубине лабиринта из проходных дворов, подворотен и арок, меня ждало маленькое личное одиночество, ноутбук с сериалом, шоколадка и тишина. Никаких подглядываний в экран. Никаких вопросов, на которые я бы не хотела отвечать: как дела в школе, которая уже давно не школа, какие планы, все ли я успеваю.

Декабрь перевалил за первую треть канун сессии, разгар распродаж в торговых центрах, попробуй тут все успеть, если ты днем студент, а вечером супергерой за кассой. Я кое-как успевала, возвращаясь домой ближе к полуночи, усталая и голодная. Там, дома, на окраине большого-большого города, это всех раздражало.

Поэтому у меня были ключи от другого дома.

Официально я присматривала за цветами. Должен же был кто-то их поливать и говорить с ними, пока хозяйка моя сестра, старшая и самая умная из нас всех,  уехала. По каким-то своим делам. Неофициально я получила возможность полторы недели отдохнуть от долгих поездок в метро, маминого стремления залезть в мои карманы, папиного осуждения и каверзных вопросов младшей сестры. Она, кстати, была самой красивой из нас.

А я родилась средней и, кажется, несколько не задалась.

Идти в кедах по свежему снегу было холодно и мокро. Пальцы страшно замерзли почти сразу. Слишком легкие джинсы тоже не держали тепло. Снег запорошил плечи, налип на воротник, набивался в рукава и карманы там, где он касался кожи, я чувствовала покусывание холода, злое и острое. Утренний прогноз соврал: теплая погода поздняя осень, а не зима!  и не думала такой оставаться, обещанный плюс сменился на минус, а ясная ночь на тяжелые снежные тучи. Завтра утром я пожалею, что не взяла с собой теплых вещей.

Хотя, наверное, никто не умрет, если я стащу у сестры свитер и шарф.

Возможно, она даже успеет вернуться до того, как я проснусь, если ее самолет не задержат с такой-то погодой.

Темные запутанные дворы, которыми мне предстояло идти, давно перестали меня пугать. Я шагнула в первую арку через калитку в кованых воротах и отряхнулась почти как собака, пытаясь сбросить с себя налипший снег. Впереди, там, где кончалась арка, на асфальте была видна четкая граница между темно-серым и белым, и до меня здесь никто не проходил.

Мир казался вымершим. Пустым. Почему-то не горели фонари и огни в домах. Можно было вообразить, что во всем городе ты остался один, а остальные исчезли, такой вот сюжет апокалипсиса. Я шла вперед мимо детской площадки, окруженной кустами, мимо двухэтажного дома, который зачем-то вырос здесь, посреди двора, в окружении домов повыше, мимо торчащих из стен шахт, в которых дремали лифты, мимо брандмауэра левее, туда, где нужно было нырнуть в еще одну арку и оказаться в маленьком, темном, почти квадратном дворике, похожем на каменный колодец.

И где-то здесь, именно здесь меня догнало чувство, что кто-то смотрит мне в спину.

Бывает такое иногда, что ты в темноте просыпаешься, лежишь и понимаешь, что нельзя оборачиваться, потому что за спиной что-то такое притаилось: оно знает, что ты знаешь, что оно здесь, а ты знаешь, что оно знает, но лучше не показывать виду, не давать ему повода. Лучше сжаться, закутаться в одеяло поплотнее, подумать о хорошем и добром и попытаться заснуть. Я в такие моменты всегда находила в себе силы вспомнить, как в детстве мы светили фонариком под кровать, чтобы показать нет там никаких монстров.

Именно поэтому я обернулась.

Там, где раскрывался темный зев арки, кто-то был.

Или мне показалось, и это было лишь причудливое переплетение теней, снежный морок и бокал пива, который я выпила в баре.

«Надо же,  подумала я, разворачиваясь с ухмылкой,  нервы уже ни к черту, мерещится всякое»

а ночь мне спать в старой квартире с узким коридором, заставленным всяким хламом, со всеми ее шорохами, тенями, вздохами из застенья, паутиной трещин на высоком потолке, пустующими комнатами, в которых никто не живет

Глупости такие.

Я нервно фыркнула и поправила капюшон, зачем-то стряхнув с него снег, сунула руки в карманы и постаралась не думать об этом. Я просто устала. Устала и замерзла еще бы, вышла как дура в одежде не по сезону, внимательнее надо быть. Ничего, ужин, чай, спать. Главное, ужастики на ночь не смотреть, даже если захочется, а так все будет

Ветер ударил мне в спину так, что я едва не упала. Снежинки завертелись вокруг, как потревоженные осы, прямо перед лицом, и я зажмурилась, выставила вперед руку, отмахиваясь от них. В тишине, сквозь которую не пробивалось ни звука снаружи, словно бы город и правда заснул под этим внезапным снегом, я услышала легкий звон словно хрустальные подвески на люстре случайно задели, и чей-то вздох прямо за своей спиной.

Я обернулась.

То, что я видела, я, к счастью, забыла на время. Я вспомню это потом, когда буду готова и к чудесам, и к чудовищам. А пока за моим «обернулась» шла темнота.

Дым и зеркала

Когда я проснулась, у меня все еще болела голова неприятно и тяжело, как после температуры. Я поморщилась, переворачиваясь на спину. Открывать глаза не хотелось, но пришлось, потому что я проснулась где-то не там, где должна была проснуться. Не дома. Не у сестры. Не в гостях у кого-то из своих знакомых.

И точно не в отделении полиции или больницы, потому что в таких местах вряд ли будут резные деревянные панели на потолке.

Я попыталась сесть, получилось с трудом, потому что спала я на узковатом, каком-то старомодном диванчике, жутко неудобном и явно не приспособленном для того, чтобы на нем спать. Кто-то не знаю, кто подложил мне под голову подушку и попытался прикрыть ноги пледом, который теперь почти свалился на пол.

Как мило.

Попытка вспомнить, кто это сделал, как я вообще сюда попала, оборачивалась ничем.

Кеды обнаружились под диваном прямо на паркете, носок к носку, пятка к пятке, куртка и рюкзак на кресле рядом, таком же вычурно-старомодном как диванчик. Все было сложено аккуратно, с педантизмом почти точно не я делала. Я бы просто бросила, хорошо, что не на пол, и кеды бы валялись в соседнем углу.

На низком столике рядом стоял канделябр с тремя свечами, и вот это, пожалуй, было страннее всего. Два огонька освещали пространство передо мной, отражаясь в стеклянных дверцах шкафов и бликуя на лакированном дереве, и кроме этих огоньков другого освещения в комнате не было. Даже люстра не свешивалась с потолка.

Третья свеча погасла. Я все еще чувствовала запах дыма, который, возможно, и разбудил меня.

То ли проблемы с электричеством большие. То ли с головой у того интерьерного фрика, в гостях у которого я оказалась. Ну кто будет жечь свечи в канделябре, которому место явно в музее? Тяжелом, металлическом, с какими-то цветами и листьями, красота.

То, что эта штука была тяжелой, я проверила опытным путем просто взяла канделябр с собой. Обе пары двустворчатых дверей, ведущих в комнату или из нее, кому как нравится, были закрыты. Я не знала, что пряталось за ними, и торопливо искать в темноте выключатели не планировала. Я ступала осторожно, боясь произвести лишний шум, словно на любой слишком громкий звук откуда-нибудь обязательно появится строгий дворецкий и шикнет на меня, непонятно как оказавшуюся посреди этой странной почти роскоши. Сил и времени рассматривать все у меня не было, но я замечала то узор на обоях, то отблеск хрусталя в шкафу, то фигурку на полке над камином.

Камин.

Судя по всему работающий.

Не то чтобы жуткая редкость, но ни у кого из моих знакомых не было исправного камина.

Одна из дверей оказалась заперта, а вторая вела в маленький, узкий коридор, который заканчивался дверями. Закрытыми, но неплотно. Из-под этих дверей пробивался свет.

Я прошла вперед мимо двух стрельчатых окон с узором из мелких стекол. Огоньки свечей дробились и бликовали в них. Увидеть, что там, снаружи, было невозможно, я только чувствовала, как от окон веет зимним холодом.

Двери открылись легко, почти бесшумно, и первое, что я увидела, было высокое зеркало в человеческий рост, стоящее в углу так, что в нем отражалась почти вся комната, освещенная желтоватым светом: книжные шкафы, закрытый комод, заваленный сверху бумагами, кусок стены, письменный стол. За этим столом, положив руки под голову, спал незнакомый мне человек.

Я не успела оторвать взгляд от зеркала и обернуться, как он проснулся, словно почувствовал, что я здесь. Проснулся, поднял голову и посмотрел на меня прямо из зеркала, пристально и чуть хмуро, будто бы не понимал еще, что происходит. Примерно как я пару минут назад.

Я развернулась так резко, что еще одна из свечей потухла, оставив в воздухе тонкую нить дыма.

 Д-д-доброе утро,  прохрипела я, не придумав ничего лучше.

Он выпрямился и зевнул, прикрывая рот ладонью. На пальцах сверкнули кольца. Я запнулась и растеряла все слова, которые могла бы сказать, только смотрела вперед, чувствуя, как начинают пылать щеки.

Он был бледным настолько, что это бросалось в глаза, худое лицо казалось изможденным из-за глубоких теней под глазами, но ни усталость, ни заспанный вид не делали его менее красивым? Даже, наверное, наоборот. Они ему шли, как некоторым идут мешковатые свитера и растрепанные волосы то, что иных неудачников, простых людей, превращает в чудовищ. Если бы я видела этого человека раньше, я бы точно его запомнила. Такие мальчики красоты небесной, о скулы которых можно порезаться, обитают в других мирах. Не там, куда заглядывала я.

Парень провел рукой по волосам, таким явно привычным жестом убирая длинные черные пряди со лба, и уставился на меня, по-птичьи наклонив голову набок. Он молчал и едва заметно хмурился, разглядывая меня, отчего в его лице появлялось что-то недоброе.

Хищное.

Мне почему-то резко расхотелось выяснять, как я тут оказалась.

Я поежилась под едким и прямым взглядом и поудобнее перехватила канделябр, который так и норовил выскользнуть из рук. Руки мне хотелось спрятать за спину, чтобы скрыть их дрожь, еще и рукава натянуть, но нет.

 Я дико извиняюсь,  сказала я уже не таким хриплым голосом.  Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?

Чужой взгляд зацепился за канделябр, тонкие губы дернулись в усмешке один краешек пополз вверх, словно вся ситуация казалась незнакомцу забавной.  Он все еще молчал, только продолжал рассматривать меня со странной смесью любопытства и пренебрежения. Что-то мне объяснять, кажется, никто не торопился. Удерживать, видимо, тоже.

Я вздернула подбородок, храбрясь, подошла ближе и поставила канделябр на стол.

 Ладно,  сказала я и пожала плечами, стараясь не выдать ни страха, ни восхищения, ни удивления рубашка на этом молчаливом товарище была слишком уж старомодная, словно он вернулся с готской тусовки или сбежал с репетиции какого-нибудь Гамлета.  Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!

Надеюсь, хоть район окажется знакомым.

Он наклонил голову на другой бок и улыбнулся чуть шире и не менее криво. К пренебрежению и любопытству в его взгляде добавилось что-то новое, похожее на ехидное ожидание.

«Ну-ну,  говорил этот взгляд.  Давай попробуй».

Я поджала губы и попробовала.

Положила ладонь на дверную ручку.

 Не получится,  раздался за спиной чуть хриплый, прохладный голос.

 Что, прости?  не без ехидства спросила я, толкая дверь.

Не получилось.

***

 Доброе утро,  сказала она.

Хрипло, словно за пару часов без сознания разучилась говорить.

Кондор выпрямился и зевнул, для приличия прикрыв рот ладонью. И только после этого, кажется, действительно проснулся.

Девица так и стояла у двери, не двигаясь с места, и смотрела на него, следила за каждым движением настороженно и сердито. И боялась, сжимая в руках тяжелый канделябр. «Может быть,  подумал Кондор, убирая волосы со лба,  еще сама не понимала, как сильно боится».

Две свечи уже погасли, одна когда ей полагалось, вторая только что от неловкого движения девицы. Хорошо, что не уронила, и на том спасибо.

На ней была одежда, казавшаяся выцветшей и потертой. Темная, неприметная. Не такая, которую здесь полагалось носить кому-то вроде нее. Пожалуй, если не присматриваться, если скользнуть по этой конкретной девушке взглядом, как по чему-то малозначимому, то и не поймешь, кто перед тобой маленькая женщина, растрепанная и напуганная, или юноша в странной одежде, тоже напуганный и тоже растрепанный.

Она вздрогнула и поудобнее перехватила канделябр, словно планировала защищаться им от чудовищ и теней, которых Кондор, как полагается злому чародею, должен был на нее натравить, но с места пока не сдвинулась. Ее взгляд был прямым и, несмотря на страх, цепким и любопытным. Кондор подумал, что его давно не рассматривали так жадно и пристально, с плохо скрываемым восхищением, совершенно искренним и, кажется, бескорыстным.

 Я дико извиняюсь.  Голос девицы, как Кондор не без неприятного для себя триумфа отметил, хотя уже и не был хриплым, но чуть заметно дрожал.  Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?

Как именно работало заклинание, которое ломало языковой барьер, заставляя девиц с той стороны неплохо понимать местный язык и так же неплохо на нем изъясняться, постепенно набираясь опыта и образности, Кондор, увы, не знал. Пытался как-то понять, но плетение нитей было слишком плотным, а матрица знания слишком объемной, в такую полезешь и вернешься с мозгами набекрень, проще оставить и не трогать, пусть работает как есть. Оно работало с некоторыми погрешностями, конечно, потому что не все слова оттуда значили что-то здесь.