Дверь распахнулась, и она рывком обернулась, как будто ее застали за тайным делом. Это был Сёрен усы от молока, ранец за спиной.
Пока, мама, неуверенно произнес он. Гитте разрешила зайти и посмотреть, не спишь ли ты.
Не сплю. Пока, Сёрен. Ты меня поцелуешь?
Она нагнулась и поцеловала его в губы. Он обхватил руками ее шею, и запах потревоженного сна, школьной пыли и детской вины накрыл обоих защитной мантией, милосердно наброшенной на павшего врага. Она взяла его за плечи и с мрачным сожалением всмотрелась в маленькое истощенное лицо.
Надо бы тебя подстричь, заметила она с фальшивой бодростью и погладила его светлые шелковые волосы.
Нет, ответил он резко и вырвался из ее рук. Гитте говорит, мне идут длинные волосы. А после парикмахерской надо мной все только смеются.
Ну, раз так
Она быстро выпрямилась, и в тот же момент меж ними появилась Гитте и взяла мальчика за руку.
Пора, произнесла Гитте важно. Уже без двух минут.
Она прошлась по комнате с видом человека, у которого есть цель в жизни, и резко остановилась, как автомобиль перед неожиданной преградой. Взяла склянку из-под таблеток и с нравоучительным выражением близоруко уставилась на Лизе.
Герт попросил, чтобы я держала их у себя, сказала она. Происшествие с Грете его потрясло. Пройти еще раз через что-нибудь подобное он не хочет.
Ах, ответила Лизе и села на кровать, почувствовав себя прозрачной, словно вырезанной из бумаги. Он тебе об этом рассказал?
Ты сама во всем виновата.
Гитте беспечно сунула склянку в карман джинсов и уселась рядом. Такая очаровательно безобразная. От нее пахло пóтом. Лизе широко улыбнулась. Комната наполнилась страхами, как жидкостью. Часы в столовой пробили восемь.
Вчера вечером он приходил к тебе за утешением. Хотел, чтобы всё снова наладилось, Лизе. Он был готов вернуться чтобы и мысли не возникало о неверности. Хотел лечь с тобой в постель. Но ты устала, собиралась уснуть и совсем ничего не поняла.
Голос выдавал, что терпение у нее на пределе. Она уперлась локтями в колени, лицо покоилось в люльке из сложенных ладоней.
Гитте, сказала Лизе, сделаешь мне кофе?
Боже, конечно. За кофе и поговорим.
Лизе сняла халат и снова залезла под одеяло. В его хорошо знакомых складках не было ни капли сна. Она подумала, что сегодня нужно позвонить Наде. Лизе склонялась к приятному и непоколебимому представлению Нади о ней. Наде она казалась впечатляюще терпимой, но та путала терпимость с безразличием. Чтобы быть терпимой, нужно быть сопричастной. Откровенность, подумала она, большего Гитте сейчас от меня и не требует: всего-навсего частицу моей души, проявление чего-то человечного. Так и пройдет еще один день, прежде чем ненависть вырвется на свободу.
Так, тебе нужно что-нибудь поесть. Я только что испекла белый хлеб[2].
Устроившись на стуле, на котором Герт сидел по вечерам, Гитте разливала кофе по чашкам.
Сноски
1
Идею народных школ для крестьян, а позже и для рабочих предложил датский теолог и философ Николай Фредерик Северин Грундтвиг в 1830-х годах. Равенство, в том числе и полов, было одним из базовых принципов образования в таких школах. Это одни из первых высших учебных заведений, куда стали принимать девушек. Здесь и далее приводятся примечания переводчицы.
2
Именно белый хлеб в Дании было принято считать символом домашнего очага и уюта по сути, элементом скандинавского хюгге.