А еще там любили поболтать. Никогда в жизни не встречал он людей столь разговорчивых и располагающих таким количеством свободного времени для сплетен. Казалось чудом, что какая-то работа здесь все же велась, но она загадочным образом выполнялась. Это напоминало ему его оксфордские годы, когда эссе писались сами собой, по некоему волшебству, в промежутках между посиделками в клубе и занятиями спортом, и где первые ученики хвастались тем, что никогда не тратили на задания более трех часов в день. Так что здешняя атмосфера ему вполне подходила. Он был человеком дружелюбным, обладал ненасытной любознательностью новорожденного слоненка, и ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем когда заглянувший к нему поболтать коллега, которому до смерти надоело сочинять рекламный текст, отрывал его от восхваления продукции фирмы «Сопо» («которая превратит ваш понедельник в веселое воскресенье») или пылесосов «Вихрь» («Один порыв «Вихря» и все чисто»).
Привет! сказала однажды утром, зайдя к Бредону, мисс Митьярд. Она пришла проконсультироваться с ним насчет способов подачи мяча в крикете. Владельцы бренда ирисок «Сорванец» заказали серию рекламы с крикетной тематикой, которая хитрыми извилистыми путями должна была вывести на достоинства ирисок. Бредон показал ей несколько приемов подачи с помощью карандаша и бумаги, а также в коридоре используя круглую жестяную банку из-под табака «На суд знатоков» (при этом он едва не угодил ею мистеру Армстронгу в висок), а также обсудил с нею сравнительные преимущества использования в заголовке выражений «Боже мой!» и «Черт возьми!», но мисс Митьярд не думала уходить. Она села на край стола и принялась набрасывать шаржи, продемонстрировав некоторое умение в этом искусстве, и, шаря в лотке для карандашей в поисках ластика, воскликнула, словно раньше уже упоминала об этом:
Ба! Вот и он.
Что?
Это скарабей крошки Дина. Нужно бы отдать его сестре покойного.
Ах, это! Да, я его видел, но не знал, кому он принадлежит. Неплохая вещица. Настоящий оникс, хотя явно не из Египта и даже не очень старый.
Может и так, но Дин его обожал. Считал своим талисманом и всегда носил в кармашке жилета, а когда работал за столом, клал перед собой. Если бы в тот день скарабей был при нем, может, он и не споткнулся бы на лестнице во всяком случае, сам бы он так считал.
Бредон положил жука на ладонь. Скарабей был величиной с ноготь мужского большого пальца, тяжелый, с неглубокой резьбой, гладкий, если не считать маленького скола на боку.
Каким человеком был Дин?
Ну О покойных, как говорится, либо хорошо, либо ничего, но мне он не очень нравился. Была в нем какая-то червоточинка.
Какого рода?
Во-первых, мне не нравились люди, с которыми он общался.
Бредон вопросительно изогнул бровь.
Нет, сказала мисс Митьярд, я не имею в виду то, о чем вы подумали. По крайней мере, я не могу сказать на этот счет ничего достоверного. Но он таскался с компанией де Момери. Хотя, наверное, это было неглупо. Слава богу, его не было с ними в ту злополучную ночь, когда эта девушка, Пантер-Смит, покончила с собой. Пим не смог бы допустить, чтобы один из его сотрудников оказался замешанным в таком скандале. Пим в этом смысле особенно щепетилен.
Сколько лет, вы сказали, было этому типу?
Ну, думаю, лет двадцать шесть или семь.
А как он сюда попал?
Как обычно. Полагаю, деньги понадобились. Пришлось искать работу. Веселую жизнь с пустыми карманами вести нелегко, а он, в общем-то, ничего из себя не представлял. Его отец служил управляющим в банке или кем-то в этом роде, потом умер, поэтому, полагаю, Виктору пришлось самому зарабатывать себе на жизнь. Он вполне был способен о себе позаботиться.
Тогда как же он сюда попал?
Мисс Митьярд усмехнулась.
Кто-то его подцепил, я думаю. Он был по-своему весьма привлекателен. Видимо, nostalgie de la banlieue, а также и de boue[15]. А вы меня дурачите, мистер Дэс Бредон, потому что знаете все это не хуже меня.
Это комплимент моей прозорливости или сомнение в моей добродетельности?
Гораздо интересней узнать, как вы сюда попали, чем как попал сюда Виктор Дин. Копирайтерам без опыта здесь поначалу платят четыре фунта в неделю едва ли достаточно, чтобы купить пару ваших туфель.
Ах, сказал Бредон, как обманчива бывает внешность! Однако совершенно очевидно, милая леди, что вы свои покупки совершаете не в настоящем Вест-энде[16]. Вы принадлежите к тому кругу общества, который платит за вещь столько, сколько она стóит. Я это уважаю, но не собираюсь вам подражать. К сожалению, есть услуги, за которые можно заплатить только наличными: за проезд на поезде, за бензин. Но мне приятно, что вы одобрили мои туфли. Их поставляет в «Аркаду»[17] Рудж, и, в отличие от «модной обуви «Фарли», их действительно можно увидеть на королевской трибуне в Аскоте и повсюду, где собираются разборчивые мужчины. У них там есть и женский отдел, и если вы сошлетесь на меня
Я начинаю понимать, почему в качестве источника заработка вы выбрали рекламу. Сомнение на угловатом лице мисс Митьярд сменилось легкой насмешкой. Ну, наверное, мне пора возвращаться к ирискам «Сорванец». Спасибо за «секретную информацию» о правилах крикета.
Когда дверь за ней закрылась, Бредон печально покачал головой. «Какая беспечность, пробормотал он. Чуть не выдал себя. Вернусь-ка я лучше к работе, чтобы выглядеть правдоподобней».
Он придвинул к себе досье с переложенными закладками оттисками рекламы «Нутракса» и принялся тщательно его изучать. Однако надолго его в покое не оставили: через несколько минут в кабинет ленивой походкой вошел Инглби с вонючей трубкой в зубах и глубоко засунутыми в карманы брюк руками.
Слушайте, у вас Брюера[18] нет?
Я его не знаю. Но, добавил Бредон, небрежно обведя комнату рукой, разрешаю вам поискать. Потайные убежища и лестницы в вашем распоряжении.
Инглби покопался на книжной полке. Тщетно.
Кто-то его свистнул. Ладно. Вы можете мне сказать, как пишется «Хрононхотонтологос»?[19]
О, запросто. А еще «Алдиборонтифоскофорнио», Торквемада Разгадываете кроссворд?
Нет, ищу заголовок для табака «На суд знатоков». Ну и жара. А теперь еще нам предстоит целую неделю дышать пылью и глохнуть от грохота.
Почему?
Распоряжение судьи. Железная лестница предназначена на снос.
Кем?
Правлением.
Вот черт! Нельзя этого делать.
Что вы имеете в виду?
Это же будет признанием ответственности, разве не так?
Вы что-то слишком разволновались. Я начинаю думать, что у вас в этом деле какой-то личный интерес.
Господи, конечно же нет. С чего бы? Просто это дело принципа. А кроме того, эта лестница, кажется, весьма полезна для устранения неугодных. Похоже, покойный Виктор Дин не был всеобщим любимцем.
Не знаю. Я в нем особого вреда не видел, разве что он был тут не совсем своим, не проникся пимовским духом, так сказать. Мисс Митьярд, например, его презирала.
За что?
О, она женщина порядочная, но слишком придирчивая. Мой девиз: живи сам и давай жить другим, но блюди свой интерес. Как у вас дела с «Нутраксом»?
Я к нему еще и не приступал. Пытался найти слоган для чая «Твентименс». Если я правильно понял Хэнкина, у этого чая нет иных достоинств, кроме дешевизны, и делается он из отходов от других чаев. А слоган должен намекать на солидность и респектабельность.
Почему бы не назвать его «Домашний купаж»? Ничто не вызывает большего доверия и не предполагает большей экономии.
Хорошая идея. Я ее ему предложу. Бредон зевнул. Что-то я переел за ланчем. Мне кажется, никто не должен работать после половины третьего. Это противоестественно.
В этой работе все противоестественно. О господи! Кто-то что-то несет на подносе! Уходите! У-хо-дите!
Прошу прощения, бодро произнесла мисс Партон, входя с шестью тарелочками, наполненными какой-то серой массой, от которой шел пар, но мистер Хэнкин просит вас попробовать эти образцы овсянки и высказать свое суждение.
Голубушка, посмотрите на часы!
Да, я знаю, это ужасно. Образцы помечены буквами «А», «Б» и «В», а это вопросник, и если вы будете так любезны вернуть мне ложки, я их вымою для мистера Копли.
Меня стошнит, простонал Инглби. Чье это изделие? Пибоди?
Да, они собираются производить консервированную овсянку «Шотландский волынщик». Не требует ни варки, ни размешивания нужно лишь подогреть банку. На этикетке будет изображение волынщика.
Послушайте, сказал Инглби, идите-ка вы и опробуйте эту кашу на мистере Макалистере.
Уже опробовала, но его отзыв оказался нецензурным. Вот вам сахар, соль и молоко.
Чего не сделаешь ради служения обществу! Инглби с отвращением понюхал массу и лениво помешал ее ложкой.
Бредон с серьезным видом подержал кашу во рту, а потом окликнул уже уходившую мисс Партон:
Постойте, запишите, пока у меня свежи впечатления. Образец «А»: изысканный, богатый вкус, приятный аромат зрелого ореха; каша для настоящих мужчин. Образец «Б»: брют, утонченный мягкий вкус, требующий лишь
Мисс Партон издала довольный смешок, а Инглби, ненавидевший подобное хихиканье, улизнул.
Скажите мне, о моя райская дева, обратился Бредон к мисс Партон, что было не так с моим незабвенным предшественником? Почему мисс Митьярд его ненавидит, а Инглби только делает вид, будто хвалит?
Ответ мисс Партон не заставил себя ждать.
Потому что он вел нечестную игру. Вечно околачивался в чужих кабинетах, подхватывал чужие идеи и выдавал за свои. И если кто-то подсказывал ему заголовок, который нравился мистеру Армстронгу или мистеру Хэнкину, он никогда не признавался, кто был его настоящим автором.
Ее объяснение, похоже, заинтересовало Бредона. Он проследовал по коридору и сунул голову в кабинет Гарретта. Гарретт невозмутимо сочинял отзыв об овсянке и с ворчанием поднял голову.
Боюсь, я сорвал вам момент экстаза, с притворным смущением проблеял Бредон, но мне нужно кое-что у вас спросить. То есть сказать это вопрос этикета Послушайте, Хэнки-Пэнки[20] велел мне представить варианты слоганов для шиллингового чая, у меня получалась какая-то белиберда, а потом зашел Инглби, и я спросил его, как бы он назвал этот чай, и Инглби предложил назвать его «Домашний купаж». Это было именно то, что нужно, прямо в яблочко.
Ну, и в чем дело?
Видите ли, потом я разговорился с мисс Партон об этом парне, Дине, том, который упал с лестницы, и спросил ее, почему здесь, в конторе, некоторые люди его недолюбливали, а она сказала: это, мол, потому, что он воровал чужие идеи и выдавал их за свои. Так вот я и хотел спросить: тут что, не принято советоваться с коллегами по таким вопросам? Инглби ничего не сказал, но, конечно, если я совершил faux pas[21]
Ну, что-то вроде этого, ответил Гарретт. Существует неписанное правило по крайней мере, в нашем конце коридора. Вы можете пользоваться любой помощью коллег и ставить под тем, что вам подсказали, свои инициалы, но, если Армстронг или кто-то другой начнет восхищаться и забрасывать вас цветами, вы должны пробормотать, что на самом деле это не ваша идея, однако вам она очень понравилась.
А, понимаю. Огромное вам спасибо. А если он, наоборот, начинает метать громы и молнии и говорить, что это такая несусветная чушь, какой он не слыхивал с тысяча девятьсот девятнадцатого года, полагаю, расхлебывать нужно молча.
Естественно. Если уж вы совершили такую глупость и, не подумав, представили ее ему.
Ну да.
Беда с Дином состояла в том, что он воровал идеи без ведома авторов, а потом выкладывал их Хэнкину, ни словом не обмолвившись, что они ему не принадлежат. Но на вашем месте я бы не стал прибегать к помощи Копли и Уиллиса. Это не те люди, которым нравится раздавать свои заготовки направо и налево. Они еще со школьных времен воспитаны в том духе, что каждый должен полагаться только на себя.
Бредон еще раз поблагодарил Гарретта.
И еще я бы на вашем месте, продолжил Гарретт, вообще не упоминал Дина при Уиллисе. Он что-то против него имел, что именно не знаю. Просто я вас предупредил.
Бредон снова бурно поблагодарил его.
На новом месте так легко попасть впросак, не так ли? Я вам и правда весьма и весьма признателен.
Очевидно, мистер Бредон не отличался особой чуткостью, потому что спустя час, сидя в комнате Уиллиса, поднял вопрос о Викторе Дине. Результатом стало то, что Уиллис, отказавшись вообще говорить о покойном, недвусмысленно потребовал, чтобы мистер Бредон занялся своими делами. Вдобавок ко всему Бредон понял, что Уиллис, несмотря на то что разговор принял довольно грубый оборот, страдает от острого, болезненного чувства неловкости. Он был озадачен, но решил не сдаваться. Уиллис, какое-то время сидевший молча, вертя в руке карандаш, наконец поднял голову.
Если вы играете в те же игры, что и Дин, сказал он, вам лучше убраться отсюда. Мне это неинтересно.
Ему, может, и не было интересно, но Бредону было. Он прямо-таки сгорал от любопытства.
В какие игры? Я не был знаком с Дином. И никогда не слышал о нем, пока не попал сюда. В чем, собственно, дело?
Если вы не знали Дина, почему о нем спрашиваете? Он якшался с бандой субъектов, до которых мне нет дела, вот и все, а по вашему виду можно сказать, что и вы из той же блистательной компании.
Из компании де Момери?
Бесполезно притворяться, что вы ничего об этом не знаете, ухмыльнулся Уиллис.
Инглби сказал мне, что Дин был прихлебателем в некой особой группе «блестящей молодежи», мягко ответил Бредон, но я никогда не был знаком ни с кем из них. Они бы сочли меня страшным анахронизмом. Поверьте. Некоторые из них и впрямь весьма порочны. А мистер Пим знал, что Дин принадлежит к «блестящей молодежи»?
Не думаю, иначе он выставил бы его в два счета. А почему вас так интересует Дин?
Безо всякой причины. Просто любопытно. Похоже, он тут был в некотором роде чужаком. Не проникся в должной мере пимовским духом, так ведь?
Да, был. И если хотите мой совет, оставьте Дина и его драгоценных друзей в покое, иначе и вы станете здесь не очень популярны. Лучшее, что Дин сделал в своей жизни, так это свалился с лестницы.
Жизнь он завершил достойнее, чем прожил?[22] В любом случае это немного жестоко. Его тоже наверняка кто-то любил. «Ведь был он чьим-то сыном», как поется в старой песенке. У него были родственники? Сестра как минимум, кажется, была.
Какое вам, черт возьми, дело до его сестры?
Никакого. Просто спросил. Ну, я, пожалуй, пойду. Приятно было поболтать с вами.
Уиллис проводил его удаляющуюся фигуру сердитым взглядом, а мистер Бредон отправился дальше, собирать информацию в других местах. Машбюро, как всегда, оказалось хорошо информированным.
У него только одна сестра, сообщила мисс Партон. Она имеет какое-то отношение к производству шелковых чулок. Они с Виктором вместе снимали маленькую квартирку. Я видела ее всего один раз, и она показалась мне девицей шустрой, но глупой. Наш мистер Уиллис, я думаю, был одно время в нее влюблен, но, похоже, из этого ничего не вышло.
Понимаю, сказал мистер Бредон, для которого многое прояснилось.
Он вернулся в свой кабинет, к рекламным подшивкам. Но не мог на них сосредоточиться: то мерил шагами комнату, то садился, то снова вставал, то смотрел в окно. Наконец он сел за стол и, выдвинув ящик, достал из него лист бумаги, на котором были проставлены прошлогодние даты, и против каждой стояла буква, примерно так:
Янв. 7 Г
«14 О?
«21 А
«28 П
Фев. 6 Г
Были в ящике и другие бумаги, написанные тем же почерком предположительно рукой Виктора Дина, но почему-то мистера Бредона заинтересовал именно этот листок. Он изучил его со вниманием, коего тот, на первый взгляд, едва ли заслуживал, а потом аккуратно сложил и сунул себе в карман.