Нина Парфёнова
Возьми, если сможешь
Прежде, чем любить, научись ходить по снегу, не оставляя следов.
Индейская пословица
Глава первая
Валерия. Город
После длинной тёплой осени декабрь наступил как-то незаметно. Малоснежный, совсем не морозный, он давал возможность долгих прогулок и неспешных размышлений. Город словно плыл сквозь покрытые инеем ветви тополей и яблонь. Лерка сидела на скамейке, вытянув ноги и наблюдала, как одетая в яркий оранжевый комбинезон Лиза резвится на детской площадке. Дочери шёл пятый год, она росла быстро, была очень похожа на своего отца карими глазами и тёмными волосами. Лиза подбегала к скамейке, утыкалась в колени матери, поднимала на неё раскрасневшееся, совершенно счастливое лицо и, не давая поймать себя, опять убегала на площадку, где такие же разноцветные и немного неуклюжие маленькие человечки носились друг за другом, порой сбиваясь в кучу-малу.
Рядом на лавку неожиданно кто-то сел. Лерка даже не повернула головы. По холодной волне, прошедшей по позвоночнику, она сразу поняла, кто это. Всё время, что она жила в Городе, ждала и опасалась этой встречи.
Четыре года назад, когда Лиза вдруг решила родиться раньше срока в самолёте, и они отлежали положенное время в московской больнице, Сергей привёз их в Город, в свою большую пустую квартиру на шестнадцатом этаже нового дома. Лерка вышла на балкон и тихо охнула. У неё, боявшейся высоты до потных ладошек, подкосились ноги в коленях. Елисеев смеялся, придерживая её за плечи, потом прижал к себе и шепнул на ухо:
Привыкай. Это совсем не страшно.
И правда, она привыкла на удивление быстро, уже без страха выходила на балкон и лоджию, смотрела на огромный Город с высоты птичьего полёта, внимательно разглядывала его новое, почти незнакомое лицо. Зимой в открытое окно задувало снег, а летом залетали лёгкие тополиные пушинки. Она ловила их и чувствовала, как уходит за линию горизонта, всё, что так болело последние два года. Уже со светлой грустью вспоминался корреспондент Лёша Ворохов, в одиночку решивший бороться с тем, что он называл «мафией». Не преследовало видение поднятой со дна лодки с обезображенным телом ответственного секретаря газеты «Север» Владимира Николаевича Мамонтова внутри. И над проплывающими перед глазами на грани яви и сна мрачными весенними горами не было слышно натужного рёва вездехода и истерического крика гагары. Её отпускали северные страхи депрессии тёмных ноября и декабря; долгой, невыносимо долгой зимы; тревожное ожидание высасывающего из души все силы и чувства норд-оста, северо-восточного ветра.
Новая жизнь совсем не давала возможности и времени слишком уж часто предаваться рефлексии. Через десять дней после их приезда Сергей улетел в Северореченск государственные дела, однако. И Лерке пришлось одной обустраивать гулкую, как вокзал, пустую квартиру, в которой и мебели-то не было, кроме дивана и двух столов на кухне. Елисеев и не жил в ней совсем, потому что как раз в то время возник проект с горно-обогатительным комбинатом, что заставило его почти переселиться на Север. А уж там и закрутилась история, которая обросла, как снежный ком, бедами, потерями, радостями. В общем, всем, что называется жизнью. Их с Леркой личная история началась тоже там. Сергей ушёл из своей «коммерческой» структуры (ушёл ли?). Он лихо взбежал по ступенькам карьерной лестницы почти до самого верха, став в итоге заместителем самого губернатора. Прилетал пару раз в месяц на выходные, и как ребёнок радовался изменениям в доме. Лерке было смешно и приятно. Она всё успевала, да и Лиза была спокойным ребёнком, могла часами молча лежать в кроватке, хмуря бровки и задумчиво глядя на мир круглыми чайного цвета глазами. Лерка констатировала: «Ну, хоть задумчивая и серьёзная, как мать. Раз уж решила отказаться от светлых глаз и волос». Ей нравилось, как Елисеев, приезжая, шумно врывался в квартиру, пробегал по комнатам, восхищался громко, выхватывал Лизу из кроватки, та недовольно басовито ворчала, но он не давал ей заплакать, приговаривая:
Лизка! Молчи! Радуйся! Отец приехал!
Та затихала, а Лерка с удовольствием наблюдала за этой феерией. Они долго ужинали, он рассказывал ей о работе, о Севере, о знакомых и не очень знакомых людях. Она слушала, почти не задавая вопросов и почти ничего не чувствуя. Всё это она уже знала, потому что работать начала сразу по приезду, не дожидаясь окончания декретного отпуска. От должности главного редактора отказалась и осталась в ранге заместителя главного по интернету. Редактировала материалы, писала аналитические записки, как могла, участвовала в жизни редакции. Порой и корреспондентом выступала Северореченск и Город были связаны, входили в один федеральный округ, тем более, Город был его столицей. Она физически ощущала, как меняется газета, как медленно, но верно выхолащивается её содержание. Какие-то пресс-релизы, скучные, как застёгнутый на все пуговицы чиновничий пиджак, рапорты с таких же скучных заседаний и совещаний Это была совсем другая газета, из которой с каждым номером уходили живые голоса, живые люди, живые события. Лерка знала, что первые полосы возят на утверждение в пресс-службу и профильный комитет, утверждают там фото и даже подписи под ними. Скоро вообще будет утверждаться весь номер, как говаривал товарищ Гоцман: «Будешь читать Уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии»[1] Эта почти мёртвая газета перестала быть интересной и необходимой для журналистки Шингареевой, которая проработала в ней почти два десятка лет, считала её своей профессиональной удачей и профессиональным счастьем. Она всё чаще думала, что журналистики как профессии, её любимой профессии, уже практически не существует, и надо что-то в жизни менять. С Сергеем она эти мысли не обсуждала, да и он разговора о газете давно не заводил, хотя она прекрасно знала, что к происходящему Елисеев руку приложил точно.
И всё же как-то раз Лерка, гладя его по груди, сказала:
Серёжка, хочу тебе кое в чём признаться.
Он сдвинул брови и округлил глаза, совсем как Лизка, вопросительно посмотрел на неё.
Я самая счастливая женщина Сибири, Урала и сопредельных территорий.
Сергей засмеялся и, слегка прищурившись, ответил:
Ну, тогда и я тоже.
Лерка подпёрла ладонью подбородок:
И ты? Тоже самая счастливая женщина Сибири, Урала и сопредельных территорий?
Он прижал её к подушке и навалился сверху:
Лера, хулиганка ты, а не взрослая женщина!
А кто тебе вообще сказал, что я взрослая?
А за окном не спал, словно плыл в огнях, насколько хватало взгляда, безбрежный старый Город, многое повидавший, многое переживший, такой мудрый, что редко напоминает людям их ошибки. Но уж если напомнит
Привет, Лерка.
Привет.
Подскочила Лиза, снова уткнулась головой в колени. Лерка подхватила её, посадила на колени и только тогда обернулась налево, встретив насмешливый изучающий взгляд.
Мам, я от всех убежала!
Моя девочка! Хочешь, я тебя спрячу от них?
Лиза прижалась к Леркиному пуховику и во все глаза разглядывала Володю. Тот тоже внимательно смотрел на неё.
Надо же, папина дочка
Лерка, набравшись смелости, молча посмотрела ему прямо в глаза. Эти синие, невозможные глаза
Мне нужно с тобой поговорить.
Если нужно, поговорим. Только тебе придётся полчаса подождать.
Я подожду.
Здесь?
Её дом был совсем рядом со сквером, где располагалась детская площадка.
Здесь.
Хорошо.
Она перехватила Лизу за талию, встала со скамьи и пошла в сторону дома.
Мама, пусти, хочу ножками!
Лизунчик, ножками будет долго, мама спешит.
Лиза недовольно поворочалась, устроилась удобнее и стала с интересом смотреть по сторонам. Лерка исхитрилась достать из кармана телефон и набрала номер Анны Фёдоровны, пожилой женщины, жившей по соседству, в панельной пятиэтажке. Она всегда с радостью оставалась с Лизой, если Лерке срочно надо было уйти, любила девочку как родную и баловала её без меры. Лерка только цокала языком и качала головой, заставая их за игрой, где командиром была, конечно, Лиза. Если игра требовала установки неких правил, Лиза с серьёзным видом, подумав, излагала их список, путалась в нумерации и, на секунду задумавшись, изрекала:
Правило номер ноль!
Вот и сейчас Анна Фёдоровна согласилась побыть с Лизой и через десять минут уже звонила в дверь. Дочка, увидев любимую няньку, запрыгала от радости и, схватив за руку, утащила в свою комнату.
Лерка постояла у зеркального шкафа, внимательно посмотрела на себя, и решила переодеться в джинсы и ярко-голубой пуловер, который любила за уютную мягкость, подкрасила глаза и вышла в прихожую. Из Лизиной комнаты слышались голоса, музыка уже вовсю работала Playstation. Для порядка крикнула:
Я ушла!
Ей никто не ответил. Нажала кнопку лифта, в кабине долго рассматривала в зеркале своё лицо. Цвет глаз опасно жёлтый, как всегда бывает, когда он где-то рядом Володя ждал её на углу дома, привалившись плечом к стене.
Ничего, что я тебя здесь встречаю?
Ой, я тебя умоляю.
Доверяет, значит?
Лерка покачала головой.
Значит, доверяет. Ну, где разговаривать будем?
Тут рядом у вас я кафе видел. Пойдём туда?
Этот фастфуд Лерка любила, при любой возможности заходила туда, чтобы насладиться вкусом острых куриных крыльев с соусом, от которого прямо пожар во рту. Она дёрнула его за рукав.
Да!!! Я буду крылышки, острый соус и пиво!
Лерка, ты вообще не меняешься. Как подросток, честное слово. Будут тебе и крылья, и соус, и пиво.
Сидя за столиком, она смотрела, кулаком подпирая подбородок, как он расплачивается у кассы, берёт поднос и оглядывается, ищет её глазами. Горячий комок встал у горла и очень захотелось плакать. Она помотала головой, отгоняя не нужные сейчас слёзы. Они ели, обжигаясь, куриное мясо, говорили о чём-то и ни о чём, и опять между ними и миром стояла невидимая стена, за которой было тихо и пусто, как будто не существовало, кроме них никого и ничего
Лерка, тебе очень идёт голубой цвет, оказывается. Глаза даже не кошачьи, а как у рыси.
Н-да, ещё бы научиться так кусаться и отбиваться.
Не знаешь ты себя совсем. Всё ты умеешь, на домашнюю изнеженную кошку совсем не похожа.
Он взял её руки в свои, долго смотрел прямо в глаза.
Володя, ты, кажется, хотел о чём-то поговорить?
Он отпустил её руки. Помолчал.
Лер, расскажи мне про Северореченский рыбозавод.
Этого она точно не ожидала. После долгой паузы спросила:
Чтооо?!
Ты же слышала, Северореченский рыбозавод.
Она покачала головой.
Мы с тобой, она продолжила медленно, словно подбирая слова, Поправь меня, если что не так! МЫ С ТОБОЙ Сидим в кафе в Городе, мы не виделись тысячу лет и ты меня просишь рассказать о Северореченском рыбозаводе?!..
Лер, ну, я серьёзно.
Ну конечно! Всё, как всегда, у нас серьёзно Ладно. Рыбзавод Я с ними почти не работала, это моей подруги Свистуновой тема, но её сейчас в Северореченске нет. Помнится мне, у них всё время юрлицо менялось, завод то государственный был, то частный, и так по кругу. Как и что там сейчас, практически не знаю. Но если тебе нужно Я постараюсь узнать, только ты мне поконкретнее обозначь, что тебе интересно
Всё! Мне нужно знать все! Кто владелец, какие были и какие нужны реконструкции, ассортимент продукции. Только не спрашивай об этом у Елисеева.
Блин, опять по тому же месту. Все в игре?
Лерка, он. Не раздувай ноздри! С ним это никак не связано, ничем ему не повредит, а может и помочь.
Она покивала, пожала плечами. В кармане пуховика зазвонил телефон. Звонил Сергей.
Ох, мальчики, как я вас обоих Привет!
Лера, ты где?
Я в кафе. А ты?
Я дома. Анну Фёдоровну отпустил, тебя потерял.
Да, сейчас иду.
Выключила телефон и посмотрела на Володю. Он отодвинул поднос, поставил на него почти пустой стакан. В его глазах плясали черти, но он молчал. Она вздохнула.
Ладно, побегу. Номер телефона дай, у меня аппарат новый, все старые контакты потерялись. Ага, записываю Пока!
Пока. Тебя проводить?
Она помахала ладошкой не надо! И побежала домой. На улице, оказывается, уже темнело ого, долго просидели
Сергей с Лизой, весело переговариваясь, возились на диване. Они посмотрели на Лерку совершенно одинаковыми глазами. Она присела на диван, прижавшись к Сергею.
Не сердись, всего один стакан пива.
Да нормально всё. Давайте ужинать
В густой темноте раннего декабрьского утра перед глазами плавали, постепенно теряя яркость цветов, обрывки сна. Ей нужно было переезжать на новую квартиру. Одной. Квартира почему-то располагалась в бывшем универсальном магазине «Чайка», занимавшем весь первый этаж кирпичной пятиэтажки рядом с южнороссийским грузовым портом. Этот магазин Лерка помнила с раннего детства. В одном из отделов гордо возвышалось тёмно-коричневое пианино, а на нём ценник пятьсот с чем-то рублей. Совершенно немыслимые деньги в конце семидесятых! Лерка училась в музыкалке, но выполнять домашние задания ей приходилось в школьном классе, такую дорогую покупку родители осилить не могли. Она приходила в «Чайку» и рассматривала полированное дерево пианино, борясь с желанием притронуться к нему И вот сегодня во сне она должна была переехать именно сюда, где жила самая большая не сбывшаяся мечта её детства. Папа пообещал ей привезти вещи мебель на своей машине (которой у него никогда не было). И привёз это были венские стулья с овальными спинками и гнутыми ножками, круглый стол и какие-то коробки с вещами. Лерка вспоминала этот странный сон и думала что-то опять происходит в её жизни, такой, вроде, устоявшейся. Да Устоявшейся, но, похоже, не очень устойчивой.
Лерка готовила завтрак, когда Сергей вышел на кухню, протирая глаза.
Серёж, ты что будешь? Омлет или с Лизунчиком манные биточки с киселём?
Омлет. Лера, а с кем ты вчера была в кафе?
Она развернулась к нему, продолжая взбивать яйца.
С Володей Сибирцевым.
Сергей даже в лице не изменился, только протянул насмешливо:
Вона как у вас, Михалыч
Лерка поставила чашку и подошла к столу.
Серёжа
Он выставил вперёд ладонь.
Всё-всё. Я помню, мы это не обсуждаем, это не тема для обсуждения, говорить не о чем и не о ком, давно проехали. Что-то ещё забыл?
Ты ничего не забыл. Но говорить и вправду не о чем.
Она отошла и продолжила готовить завтрак.
Лер, а у тебя на балахоне драконы или змеи?
Она посмотрела на свой яркий шёлковый балахон и, не оборачиваясь, произнесла, скрывая улыбку:
Драконы, Серёжа. Они не подкрадываются и исподтишка не кусают.
А-а Зато как подлетят поближе, как огнём полыхнут, только уворачивайся. Ты мне одно только скажи
Он смотрел в её напрягшуюся спину.
Мне теперь надо чего-то ждать? Ну, там, опять каких-нибудь перекупленных участков земли в районе добычи полезных ископаемых или прорыва хвостохранилища на обогатительном комбинате? Так, чисто для информации, чтобы врасплох не застало?
Не думаю. Лерка поставила омлет в духовку и присела к столу. Можешь не беспокоиться, таких потрясений, вроде, не предвидится.
Ну, прям камень с души! Хотя войска в боевую готовность всё-таки привести стоит, как думаешь?
Гарантировать ничего не могу, Лера развела руками, Давай позавтракаем, что ли, потом войска будешь собирать, воздушно-десантную дивизию не забудь.
Не забуду. Поищу в других федеральных округах.
Давай, поищи, поищи.
За завтраком он неожиданно спросил: