Сергей Skolorussov
Superстар
Вы кто, дедушка?
Я следователь.
Такой старый?
Но кто-то должен в силу своего опыта противостоять очевидной глупости.
Глава первая
22 июля
Тишину разрывал нетленный страдальческий хит Оскара Бентона. Он рыдал: «Эти бумаги на твоём столе все они врут. Это иллюзия, что ты вечно по уши занят. Но на самом деле это не так. Ты сходишь с ума. Твоё сердце рвётся на части, слушая Бенсонхарст-блюз. Boo-boo-boo, boo-booy, boo-booy. Boo-boo-boo, boo-booy, boo-booy»
Алина не находила себе места. Андрей так и не появился, а на звонки не отвечал. «Что-то случилось, нервно думала она. Всё! Больше ждать нет смысла. Уже два часа ночи. Здесь, на даче, он уже точно не появится. Надо ехать домой. Если его и там нет придётся бить в набат. Что-то случилось».
Она собрала вещи. Посмотрела на цветы, дорогое шампанское и фрукты. Забирать? Нет. Таскаться с бутылкой за тридевять земель просто глупо.
Плохо. Оставалась надежда, что Андрей зачем-то вернулся домой и не поехал на дачу. Но почему он не звонит? Алина вызвала такси
По приезде в город, таксист терпеливо ждал, когда она найдёт деньги расплатиться. На карточке не хватало пяти сотен. В сумочке нашлось ещё двести рублей наличными. Водитель недовольно качнул головой. Ему пришлось подняться на пятый этаж вместе с пассажиркой.
Когда Алина зашла в квартиру, солнце уже вовсю веселилось, проникая сквозь занавески в кухню и далее, падая мощным пучком на пол прихожей. Отсюда, от входных дверей, хорошо были видны: обеденный стол, стулья и ноги человека, лежащего на полу. Это был Андрей. Алина сделала несколько быстрых шагов вперёд и резко остановилась в дверном проёме. «Андрей» прошептала она и тихо сползла по косяку на пол. Уже на полу она ещё раз прошептала: «Андрюша» И тут же потеряла сознание, повалившись навзничь.
Водитель бросился к ней на помощь. В метре от женщины на полу лежал человек. Его остекленевший взгляд упирался в потолок. Вокруг головы подсыхала огромная лужа крови.
Глава вторая
25 августа
Старичок был в отличном настроении и по привычке бубнил себе под нос одну из любимых мелодий. Сегодня это была музыка из фильма «Приключения принца Флоризеля»: «Пурум-пум-пум, пуруру-рум, пурум-пум-пум-пуруу-ру. Пурум-пум-пум, пуруру-рум, пурум-пум-пум-пу-пуууу-у»
Весельчак восседал за старинным секретером, заваленным записными книжками, распечатанными на принтере текстами, словарями и энциклопедиями. На экране монитора виднелась карта Латвии. Пенсионеру было явно под восемьдесят. Об этом говорила пигментация кожи, глубокие морщины, поредевшая седая шевелюра и всклоченные брови. Очки с толстыми линзами были задвинуты на лоб, а карандаш торчал за ухом. Старик непрерывно двигал завалы макулатуры и хлопал по ним ладонью. «Чёрт, куда я его опять засунул? пробурчал он себе под нос. Максик, ты не брал?» Максик, услышав своё имя, ловко запрыгнул на стол, тихо мявкнул и потянул свою мордочку к лицу деда. «Не брал? А куда он тогда делся? А, вот он», карандаш чудесным образом наконец был обнаружен. Старичок потёр руками по впалой груди, одетой в видавшую жизнь толстовку, и взял карандаш в руки. «Раз не брал, чего тогда припёрся?» рука тут же бесцеремонно скинула кота со стола. Дедуля вновь забубнил любимый мотивчик, пододвинул к себе замызганную принтерную рукопись, написанную на непонятном языке, произнёс «такс-такс» и вознамерился внести ремарку в текст. Но ему это сделать не дали. Раздался дверной звонок. Дед недовольно засопел и снова засунул карандаш за ухо, сняв при этом очки. «Кто там ещё?» проворчал он, развернувшись в выжидательной позе к входной двери. Дождавшись двукратного повторения звонка это очевидно в его понимании означало, что кто-то беспокоит его не по пустякам, дедушка вздохнул. Шаркая тапочками и, хромая на обе ноги сразу, он двинулся открывать дверь.
На пороге стояла пара. Пожилая пара. Одеты с лоском, причёсаны стильно. Ясно это не рекламщики, не прохиндеи, не соседи снизу и не соцслужба. Старику стало очевидно, что на пороге его дома супруги с долголетним стажем. По крайней мере, об этом говорил возраст за шестьдесят, а также тот факт, что женщина непроизвольно прижалась к плечу своего спутника. Хозяин квартиры вопросительно помолчал и, не дождавшись инициативы со стороны гостей, спросил:
Чего изволите?
Мужчина громко продавил комок в горле:
Александр Яковлевич Смильтон здесь проживает?
Дедуля сделал шаг назад и отклонил голову, чтобы гости попали в фокус его дальнозоркого зрения:
Это я, а вы по какому, он не договорил формальную фразу, явно узнав гостей. Слава! Юлечка! Смильтон приветливо пожал руку мужчины и активно покивал женщине, слегка дотронувшись старческой рукой до рукава её дорогого жакета. Я вас сразу и не узнал. Долго жить будете.
И вы, изобразила улыбку гостья.
Проходите. Да не разувайтесь. Не надо было. У меня есть гостевые тапочки. Ну, не хотите, как хотите, засуетился хозяин квартиры. Проходите на кухню. Я там гостей принимаю.
Он слегка подтолкнул мужчину в нужную сторону и заспешил к себе в комнату, но тут же выглянул из-за угла:
Я сейчас. Устраивайтесь. Будем чай пить. Только надену что-нибудь приличествующее случаю. Я быстро. Садитесь, садитесь.
Он вернулся назад уже не в тёплых клетчатых штанах и в домашней толстовке, а в отутюженных серых брюках и в однотонной голубой рубахе.
Гости сидели за столом и выжидательно смотрели на хозяина. Слава, он же Ярослав Андреевич Тумашов, напряженно потёр висок, на котором заканчивались аккуратно выбритые баки. Хозяин суетливо включил чайник, расставил чашки-ложки, блюдца-сахарницу-конфеты и большую жестяную банку, украшенную иероглифами:
Нет, это не китайский чай. Это мой собственный сбор. Чрезвычайно полезный! Им и спасаюсь от всего списочка медицинской энциклопедии. От всех хворей. В основе: иван-чай, тимьян, мята, котовник, чага. И многое другое. Я вас заболтал? Нет? Ну, пока чай вскипает, а вы готовитесь к рассказу Я же понимаю, вы неспроста меня навестили. Давно вас не видел. Я не обижаюсь вы не обязаны. Я рад. Просто рад. Что мне ещё старику надо? Про чай закончу. Мало кто знает, что Россия издавна была главным поставщиком чая в Европу. Правда-правда, сущая правда. Только это был не тот чай, который все пьют сейчас: индийский, цейлонский или китайский. Российский готовили путём ферментации листа кипрея, известного ещё, как иван-чай. Из него получали очень вкусный и ароматный напиток. Вы сейчас сами убедитесь. Да к тому же чрезвычайно полезный. Он был народным лекарственным средством и от язвы, и от гастрита, и от рака. Да-да, так и есть. Производили его вагонами и стоил он три копейки за пуд. Царских три копейки, не сегодняшних. Хотя всё равно даром. Русский чай охотно покупали. Деньги в казну лились рекой. Но как издревле повелось у нас, чужому мы слепо поклоняемся, а своё гнобим. Нет пророков в своём отечестве. Нет. Англичане и голландцы в 19 веке наладили торговлю чаем с Китаем, и это приносило им баснословные прибыли. Но под ногами путался конкурент копорский чай. Назван он был так по местности в Ленинградской области. Копорье, вы же знаете. Там больше всего заготавливали кипрея. Из-за созвучия «копорье-кипрей» я подозреваю, что эти заготовки производились ещё в совершенно седые времена. Не сумев потеснить копорский чай в честной конкуренции, европейцы обратились к царю. Наши цари-батюшки послушали цивилизованное западное слово и запретили заготовку и употребление русского чая. Совсем запретили. Даже для себя. Явно, что убытки при этом были грандиозными. Но мы же только и радеем, как угодить западным соседям. Повод придумали, мол, чтобы искоренить фальсификацию настоящего чая. По правде сказать, мошенники часто под видом китайского продавали копорский. Или смешивали их. Для этого даже чайные коробочки с иероглифами производили в то время в России в огромном количестве. По мне так, запрет это очередная «рассейская» глупость, из перечня которых можно издать многотомную энциклопедию. Несусветная глупость. Убыточная глупость. Безмозглая глупость. Это не может быть поводом, чтобы запрещать чудесный напиток, который, к слову, совсем ничем не хуже заграничного. Водку тоже часто фальсифицируют. И что? Давай, запретим? Или таблетки. Даже бренды одежды подделывают. Не ходить же из-за этого всем голым? Может, лучше жуликов запретить?
Он высказался вволю и довольный этим энергично заглянул в лицо каждого из гостей:
Болтливость это возрастное. Не обижайтесь.
Во время рассказа Александр Яковлевич заварил свой сбор в медном чайничке. Взбодрил его переливом в чашку и обратно и теперь с удовольствием разлил настой гостям:
Не побрезгуйте. Не понравится не пейте. Всё аккуратно собрано вот этими пальчиками. Листок к листочку, ветка к веточке.
Закончив церемонию, он аккуратно отхлебнул, зазывно закатив глаза, и наконец предложил начать разговор о деле:
Ну, говорите, что вас ко мне привело? В толк не возьму, но чувствую, что дело серьёзное.
Супруги переглянулись и настроились на разговор. Наконец Ярослав Андреевич произнёс:
Сын наш погиб, Андрюша. Нам нужна ваша помощь, Александр Яковлевич.
Смильтон сразу погрустнел:
Так я и думал, что свершилось что-то страшное. Андрюша Помню-помню. Бутуз такой активный.
Женщина вздохнула, слегка поджав губы:
Давно он был бутузом. Сорок ему исполнилось за месяц до дня смерти.
Смильтон качнул головой:
Сорок?! Как время бежит. Давно уже нет Андрея, батьки вашего. А теперь, стало быть, и его молодое воплощение загубили. Да, беда. Был я у старшего Андрюши на могиле недавно, он замолчал, явно почувствовав, что лишние слова сейчас ни к чему.
Гости не совсем поняли его «остановку», переглянулись и выжидательно уставились на хозяина дома. Старик сообразил:
Нет, я не к тому. Просто так, к слову. Хорошо про вас подумал тогда. Всё чисто, прибрано, клумба красивая, цветы. К делу, к делу!
Юля закусила нижнюю губу и выразительно взглянула на мужа. Во взгляде явно прослеживался посыл: я ведь говорила, всё зря посмотри, какой он болтливый, старый и немощный. Но супруг как будто и не уловил этого взгляда:
Я считаю Мы с Юлей считаем, что его убили. Я чувствую, что это вовсе не несчастный случай, как утверждает кое-кто в полиции. Просто всё ловко подстроено. Прошло уже больше месяца. А воз, как говорится, и ныне там. Полиция отделывается сказками, да отписками. По ним, по этим отпискам, все, абсолютно все денно и нощно занимаются исключительно нашим сыном, Тумашов накрыл ладонью руку супруги и слегка сжал её. Отписки, отписки, сплошные отписки. Я подозреваю Мы подозреваем, что либо кто-то заинтересован, чтобы дело спустить на тормозах, либо в полиции теперь работают исключительно рвачи и бездари.
Ярослав замолчал, но вспомнив, добавил:
Не думаю, что кому-то просто лень заниматься нашим делом. Я добился того, чтобы с самого верха пришла указиловка провести тщательное расследование.
Но время уходит, добавила практически загробным голосом Тумашова. И с каждым днём шансы найти виновного тают.
Мы хотим, чтобы его смерть не осталась безнаказанной. Неправильно это, несправедливо. Поэтому я к тебе мы к тебе и пришли, Александр Яковлевич.
Помогите нам, если сможете, в унисон мужу добавила его половинка.
«Кхе-кхе», старик прочистил ком в глотке:
Чем же я вам могу помочь? Я уже не молод. Давно на пенсии. Знакомых в милиции, э-э-э в полиции, в прокуратуре или в других ведомствах не осталось. Совсем никого. Какой из меня помощник? Сами видите, сижу в засаленных штанах, да занимаюсь всякими стариковскими пустяками. Хобби называется.
Тумашов потряс пальчиком и возразил:
Отец всегда восхищался вашей прозорливостью, умом и способностью распутывать самые запутанные дела.
Надо же. Приятно слышать. Мне он никогда этого не говорил.
Субординация.
Да, начальничек Двадцать пять лет вместе служили. И двадцать из них он был моим непосредственным командиром. Давно это было. Давно старик уныло покачал головой. Беда. Андрея нет. Внука убили. Несправедливость он потупил взгляд, отведя его в сторону, затем вновь взглянул на супругов: Боюсь, что всё зря. Только опозорюсь. Не представляю, как и чем я могу помочь, Смильтон вновь прочистил горло. Кхе-кхе. У меня нет ни помощников, ни лаборатории, ни транспорта. И главное у меня нет никаких прав вести расследование. Нет полномочий. Кто мне что расскажет, и кто меня будет слушать? Я никто. Давно списанная по профнепригодности ищейка. Служебный пёс, потерявший зрение, нюх и сноровку. Допрос в таком деле должен проводить официальный следователь, а не дед с пасеки.
Но Тумашова трудно было переубедить. Он хоть и вздохнул глубоко, но продолжил гнуть свою линию:
Александр Яковлевич, главное, чтобы вы согласились. Остальные вопросы я решу. Помните Лиходеева? Он теперь большая шишка в Следственном комитете, генерал.
Лиходеев? Лёшка? Генерал? Неисповедимы пути господни.
Он многим обязан моему отцу. Своим карьерным ростом, в частности. И вас хорошо помнит. Обещал помогать во всём.
Ты уже с ним говорил обо мне?
Говорил. Он, хоть и не сразу, но согласился. У вас всё будет. Всё, что вы пожелаете. Мне почему-то кажется, что вы, Александр Яковлевич, именно вы найдёте убийцу.
Да-да, да-да. Неожиданно это всё
Александр Яковлевич, поймите, что в таком трудном деле только вы способны мне нам помочь. Помогите! Чего ты молчишь? обратился гость к своей супруге.
Александр Яковлевич! Ради всего святого, на глазах женщины появились слёзы, и она полезла в сумочку за платочком.
Старик задумался, теребя сухими пальцами отвисшую от старости мочку уха:
Да-да, несправедливо. Сначала Андрей скоропостижно. Теперь Андрюша в сорок лет. Беда. Несправедливо. А убийца видит, что этот мир несправедлив. Потому и пошёл на это. Не боясь, пошёл. Не опасаясь за свою шкуру. Зло, кругом безнаказанное зло.
Оно должно быть наказано, вытерла слёзы Юля.
Согласен, вздохнул дед. Только я вас должен предупредить: мне семьдесят девять. Альцгеймера, слава богу, нет. Деменции тоже. Хотя больной не всегда знает, что он болен, но, судя по всему, я прав. Дураком меня пока никто не называл.
Александр Яковлевич, демонстративно прижал руку к груди Ярослав Андреевич.
Да я это к тому, чтобы вы не держали затем на меня обиду, если дело не выгорит.
Само собой, шмыгнула носом Тумашова.
Ай, беда! Ай, беда! Смильтон в досаде хлопнул ладонью по столу. Я же завтра улетаю. Билеты куплены. Человек ждёт.
Что за человек? Родственник?
Да нет. Я с ним списался.
А что за дело?
Родословную я составляю. Чего так смотришь? Не для себя стараюсь, для детей, внуков, правнуков. Смысл? Не хочу, чтобы нас считали Иванами, непомнящими своего родства.
А Рига при чём?
Нет, я не оттуда. Мои предки со времён Петра в Питере обитали. Но приехали они сюда из города Смилтене. С мужиком одним я списался. У него есть копия церковной книги. В ней записаны все, кто жил в этом местечке со времён царя Гороха.
Александр Яковлевич, сдавайте билеты, женщина произнесла это вполне уверенно. Мы всё оплатим.
Оплатите, оплатите Эх, не люблю необязательность. А мужик время долго подбирал, чтобы я смог к нему приехать. Работает он пока.
Дядя Саша
Ладно-ладно. Я понимаю. Это дело потерпит. Не прокиснет. Не смертельно. Ваше важнее. Несравненно важнее. Я понимаю.
Старик задумался. Тумашов переспросил:
Так ты согласен нам помочь?
Так-так-так, сказал бедняк Я-то может быть и согласен. Но всё же подумать надо не только мне. Знаешь, Слава, ты Нет, вернее, я Я завтра буду ждать твоего звонка. Если ты не позвонишь, значит, передумал. Я не обижусь.
Гость нахмурил брови:
Ничего не понял. Зачем мне ещё звонить?
Знаешь, Слава, просто, когда ты ко мне шёл ты жил в прошлом. А настоящее оно уже совсем другое. Боюсь, что, встретившись со мной сегодня, завтра вы можете пожалеть о своём решении. Стой-стой-стой! Ничего не говори. Если не передумаешь звони. Позвони до трёх часов дня. Если не позвонишь, я полечу в Ригу.
Глава третья
26 августа
Смильтон сидел в кабинете следователя СКР и листал дело Андрея Ярославовича Тумашова. Папка была толстой, но стоящей информации в ней было крайне мало. Тем не менее, прочитав документы один раз, Смильтон стал внимательно перечитывать их заново. В руках у него была записная книжечка и карандаш. По ходу чтения он иногда что-то записывал, произнося при этом: «Такс-такс-такс». За соседним столом сидела миловидная брюнетка. Она занималась каторжной для любого следователя рутиной: набивала в компьютере письма, повестки, постановления. На высокой спинке кожаного кресла висел её мундир с погонами капитана юстиции. Дверь резко отворилась, и в комнату с улыбкой на губах ввалился высокого роста полковник: