Вот так
Эмма молчала секунды две.
А потом спросила:
Вам понравилось?
Перехватив смущённо-недоумевающий взгляд спутника, уточнила:
То, что вы увидели вам понравилось?
Ну, это
Лео пожал плечами.
Это забавно.
Врёте, уверенно произнесла Эмма, глядя ему в глаза. Это не только показалось вам забавным. Это
Она не отводила взгляд, ставший вдруг острым и жёстким.
Вам понравилось!
«Вот оно что» со странным удовлетворением подумал Лео. «Настало время откровенности. Не думал, что такая бесцеремонность мне понравится, но она мне понравилась. Подхватим игру!»
Да, мне понравилось, признался Лео. Открыто, раскованно Мне нравятся такие отношения.
А мне вы показались поначалу немного зажатым, заметила Эмма.
Лео развёл руками.
Быть можем, вы и правы. В конце концов, я лишь говорю о своих пристрастиях, а не о том, как они реализуются.
Взгляд Эммы заметно смягчился.
Хорошо, сказала она. Это замечательно, Лео! Мне нравится откровенность. Иначе никакого удовольствия от общения
«О чём это она? Неверное, не о застольном общении говорит»
Давайте кушать, предложила Эмма. Эти подносы могут греть пищу бесконечно, и ваш суп попросту испарится.
Трапеза прошла в разговорах простых и незначительных.
Лео рассказал немного о себе.
Немного, но больше, чем следовало рассказывать совершенно незнакомому человеку.
Должно быть, его подкупил тот неподдельный интерес, с которым Эмма выслушивала историю его нелёгкой и нелепой жизни.
Отец рано умер.
После его смерти Лео жил вдвоём с матерью в доставшемся по наследству домике в окрестностях одного крупного города.
Сбережений от отца почти не осталось. Ему рано пришлось начать работать.
Мать хворала.
Три недели назад она умерла.
А теперь вот
Пригласили пожить здесь, скомкано закончил Лео свой и без того и не очень связный рассказ.
Это описание житейских передряг было правдиво лишь частично.
Он ни словом ни обмолвился о том, что из-за неприятностей, связанных со смертью матери, вынужден был покинуть домик и провести эти самые три недели под мостом, ночуя на набережной, и что хорошенько отмыться и привести себя в порядок ему удалось лишь перед самым выездом в отель, когда после подписания необходимых бумаг в канцелярии Хозяина его отвели в душ и кое-как почистили и подлатали его одежду.
Разумеется, ничего он не сказал об обстоятельствах смерти матери.
Не упомянул и Хозяина.
Его упомянула Эмма.
Пригласили? переспросила она.
И с улыбкой сама ответила на свой вопрос.
Точнее, пригласил. А ещё точнее предложил. Такой неприятный мужчина с рыжими седеющими волосами и грубым лицом. Я права?
Лео её осведомлённость нисколько не смутила.
«Конечно, не одного же меня отобрали»
Вы тоже участник представления?
Здесь все участники, ответила Эмма.
И еле заметно кивнула в сторону зала.
Здесь, в ресторане. И в отеле. Во всех номерах и служебных помещениях. От подвала до сада на крыше. И все, кто гуляет по склонам холма. Все, кто пересекает ограду отеля становится участником представления.
Как много вы знаете о здешней жизни, заметил Лео.
Я просто дольше вас здесь живу, пояснила Эмма.
Сколько же, позвольте узнать?
Эмма задумалась.
Что-то её смутило, тень пробежала по лицу.
Странно, прошептала она.
И сказала громче:
Какое странно совпадение! Я здесь три недели. Ровно три недели назад я встретилась с тем, кого зовут «Хозяин», и приняла его предложение.
Его предложение вряд ли бы принял человек, жизнь которого благополучна, произнёс Лео, внимательно наблюдая за реакцией спутницы.
Ваша жизнь так же не отличалась безмятежностью и обилием радостных событий?
Я не помню, ответила Эмма просто и искренне.
Ничего не помните о своей прошлой, доотельной жизни?
В вопросе Лео не прозвучало ни единой нотки недоумения или недоверия.
Казалось, ему надо просто констатировать факт.
Да, подтвердила Эмма. Ничего не помню. У меня амнезия. Полная
Она шутливо покрутила пальцем у виска.
Я пришла в себя в больнице. Кажется, какое время приходила в себя. Сколько дней не помню. Обрывочные, смутные картинки Потом я частично пришла в себя и меня выписали.
Вас выставили на улицу! возмутился Лео. Но это же натуральное свинство выбросить на улицу человека, да ещё и с невосстановленной памятью. Они хоть сказали вам, при каких обстоятельствах вы поступили в больницу?
Сказали, но немного, ответила Эмма. Кажется, меня нашли в парке, травм и следом насилия не было. Одежда так же не пострадала и даже была относительно чистой, если не считать небольшого пятна где-то на талии. На мне было светлое, лёгкое пальто и пятно на таком фоне было хорошо заметно. Но в остальном всё было целым и чистым. Денег, ключей, документов, кредитных карт не было
Вас обворовали! уверенно заявил Лео. Пока вы были без сознания. В последнее время в наших городах так много бродяг
«Мне ли не знать!»
Возможно, неуверенно согласилась Эмма. Но я не знаю. Только с чужих слов, со слов врачей. И привёз меня в больницу не санитарный автомобиль, и не полицейский. А какой-то незнакомец, частное лицо. Он и рассказал врачам в приёмном отделении всю эту историю, а потом попросту исчез. И так быстро и незаметно, что никто не успел записать его имя. Это мне рассказали уже врачи.
Ваш любовник? предположил Лео. Может быть, была сцена? Между вами? Вы потеряли сознание, он испугался и отвёз вас в больницу. И документы с каточками забрал, чтобы затруднить вам восстановление памяти и получить фору на побег?
Эмма молчала.
Только небольшая прожилка забилась у неё на щеке.
Ой, простите!
И Лео хлопнул себя по лбу.
Невоспитанный я болван! Вам и так тяжело, а я тут сплёл целую детективную историю, без фактов и улик. На пустом месте. Скорее всего, это был просто добрый человек, который из жалости отвёз в больницу найденную им в парке женщину, которая без сознания лежала на скамейке. А он исчез он лишь потому, что не хотел впутывать своё имя в потенциально криминальную история. Обычный страх добропорядочного, но не слишком смелого обывателя.
Наверное, так. ответила Эмма. Должно быть, так всё и было
И продолжила рассказ.
Нет, меня не выкинули. Я убежала сама. Мне вернули одежду, я сидела в приемном отделении. Мне сказали, что физически я здорова, а на восстановление памяти могут уйти годы. Держать в больнице они меня больше не могут. Потом врачи ушли, со мной осталась только медсестра. Кажется, её оставили наблюдать за мной, но она не очень прилежно исполняла поручение, постоянно отвлекалась с парнями из дежурной бригады. А потом и вовсе ушла куда-то А я услышала, как кто-то из врачей звонит в полицию. И я испугалась, сама не знаю чего И выбежала.
Я пустилась прочь. Шла, не разбирая дороги. Не помню, как очутилась на улице, и не помню на какой. Там меня подобрала машина Должно быть, я всё ещё не пришла в себя и была в каком-то полувменяемом состоянии, потому что совершенно спокойно села в автомобиль к совершенно незнакомы людям. В машине было двое Они не стали меня ни о чём спрашивать, а просто отвезли к человеку, который сказал, что его зовут «Хозяин» Вот такая история.
Странная история, резюмировал Лео.
«Впрочем, и моя история странная, и нелепостью потягается с её рассказом. Похоже, Оберон не случайно стал нашим приютом»
Но как же, при полной амнезии, вы узнали, что вас зовут Эмма?! воскликнул Лео.
Стало быть, не полная амнезия?
Увы, полная, печально ответила блондинка. Эммой меня называли врачи и санитары. Так я была записана в журнале регистрации. А всё потому, что на внутренней стороне моего пальто была пришита бирка с именем «Эмма». Видимо, пальто знает обо мне больше, чем я сама
«Или это торговая марка» мысленно дополнил рассказ Лео. «Или вообще чужое пальто. Вот так приключение ей выпало!»
И вы приняли предложение Хозяина?
Даже его, отчаявшегося бродягу, удивляло бесстрашие и фатализм спутницы.
Он сказал, что это театральное представление вернёт мне память.
И вы поверили ему? продолжал допытываться Лео. С чего ему заботиться о вас, возвращать вам память?
Но и вы поверили, возразила Эмма.
Мне деваться было некуда! с некоторым возмущением в голосе заявил Лео.
Мне тоже, ответила Эмма.
И бросила салфетку на стол.
Вы закончили с рёбрышками? Пойдёмте отсюда, мне что-то дурно Должно быть, оттого, здесь становится шумно!
Ресторан и в самом деле загудел уже множеством разноязыких голосов, стал наполняться звоном бокалов и резким звяканьем вилок и ножей. Звуки этого отчаянно фальшивящего, нестройного хора начали становится всё отрывистей и надсадней, будто людей, всё более и более наполняющих зал, начли исподволь бить короткими разрядами тока.
И в этот хор стали вплетаться детские голоса.
Лео заметил, что ресторан и впрямь стал напоминать семейный: по залу во множестве забегали дети, юрко протискиваясь между столами, вереща и на ходу хватая взрослых за ноги.
«Боже мой! Только не водите их здесь в туалет!» мысленно попросил родителей Лео.
И пошёл вслед за спутницей.
Где-то у самого выхода, там, где нестройный гвалт, перерастая постепенно в монотонный шум, остался уже за спиной, навстречу им понёсся мужчина в бежевой изрядно помятой пиджачной паре, в котором Лео, к удивлению своему, узнал одного из туалетных любовников, столь внезапно растворившихся в воздухе.
Движения его были столь порывисты, что Лео даже зажмурился на мгновение, ожидая неминуемого столкновения.
Но по счастью, всё обошлось.
Внезапный бегун с широкой и бессмысленной, едва ли не лунатической улыбкой на лице, привизгнув, короткой дугой обогнул Лео и его даму и скрылся где-то в гудящих джунглях семейного зала.
И тут, с коротким запозданием, осознал Лео, что облик его изменился.
И помимо появившегося на любовнике изрядно помятого пиджака и было и ещё кое-что
Шрам!
Свежий, кровоточащий шрам на лбу.
Лео успел заметить и тонкие струйки крови на линии бровей.
«Брать» вспомнил Лео. «Брать у вас»
Идём? и Эмма кивнула в сторону коридора.
НОМЕР.
Она явно вела его в свой номер.
«А чего стесняться?» с наигранным циничным безразличием успокоил сам себе Лео. «Мы же на сцене».
Ключ она взяла не на рецепции.
Один из помощников портье протянул ей бронзу у самой лестницы, словно бы специально её там поджидая.
«А может, и специально»
Лео устал удивляться.
В конце концов, не удивляются же зрители в театре, завидев ангела, спускающегося на тросах откуда-то с потолка.
Или посмотрев историю про почтенную мать семейства, которая после трёх часов стенаний на сцене совершенно случайно, токмо волею божьей и автора пьесы, обнаруживает заветную родинку на плече садовника, как-то ненароком забредшего в запущенный сад, и, таким чудесным образом воссоединяется с потерянным лет сорок назад сыном, коего не чаяла уже и обнять в дольнем мире.
«Вот только не надо про мать» попросил сам себя Лео.
Эмма поднималась по лестнице, не пожелав воспользоваться лифтом.
Впрочем, подъём был недолгий.
Второй этаж.
В молчании они прошли почти до самого конца коридора и остановили у двери с номером «семь-пять-семь-два».
«Почти как у меня» отметил Лео. «Только последняя цифра отличается. Рановато делать выводы, но и есть, похоже, номер этажа»
И дверь у неё была светло-зелёного цвета, в лиственных узорах.
Украшала её голова не сатира, а нимфы.
Впрочем, нимфа повернула ключ с той резвостью, что и сатир.
Лео поразил странный, внезапный двух-трёхсекундный провал в памяти.
Он совершенно не помнил, как оказался посреди комнаты.
Это походило на обрыв плёнки с мгновенной склейкой.
Эмма стояла возле распахнутой двери, ведущей на террасу.
Лео, угадав её желание, подошёл ближе.
Спутница взяла его за руку и вывела под открытое небо, затянутое уже не облаками, а лёгкой, полупрозрачной кисеёй, сквозь которую, казалось, вот-вот выглянет солнце.
Но солнце всё не выглядывало, и не заметно даже было то место, где висел его круг.
Пелена была равномерно светлой, словно испускала сияние сама по себе, без помощи светила.
Эта необычная картина неба хорошо просматривалась ещё и потому, что терраса была полностью открыта и свободна от нависающих карнизов и балконов верхних этажей.
Волею архитектора она покоилась на широком, далеко выдвинутом вперёд каменном выступе, словно бы на рукотворной скале.
И путь до края террасы показался Лео бесконечно долгим.
Встань здесь
И Эмма показала ему на место рядом с широкой гранитной балюстрадой.
Лео послушно встал.
Мысли его остановились и внутренний голос в смятении замолчал.
Разденься, сказала она.
Интонации её голоса были смешанные: то ли просьба, то ли приказ.
Как?
Этот странный, нелепый вопрос едва слетел с его пересохших губ.
Эмма улыбнулась.
Совсем.
Лео огляделся.
Мысли остановились, но упрямая, инертная обывательщина всё ещё выползала из его сознания.
Но здесь же всё открыто
Это хорошо, успокоила его Эмма. Волноваться не о чем. Здесь нет недоброжелателей, только друзья и любовники. Все условности в прошлом.
Лео застыл, словно охваченный внезапным январским холодом.
Хорошо, пожалела его Эмма. Я тебе помогу.
Она погладила его по щеке.
Расстегни пуговицы.
И он покорно расстегнул, одну за другой.
Теперь сними рубашку.
Он медленно стянул реквизитный шёлк, бросив его на гранитные плиты пола.
Она погладила его по соскам.
Они быстро твердеют. Не такой уж ты и стеснительный.
Она положила руки ему на талию.
А теперь расстегни и спусти брюки.
Эмма провела ладонью по поднимающейся ткани трусов: член стал отзываться на ласки быстрой эрекцией.
У тебя давно не было женщины?
Лео кивнул в ответ.
Сегодня ты испытаешь двойное удовольствие: станешь моим мужчиной, и моей женщиной. А теперь разденься до конца.
Лео избавился от остатков одежды и член, лишённый оков, гордо поднимался к небу.
А теперь заведи руки за спину
Лео подчинился.
И тогда Эмма, быстро вытащив брючный ремень, стянула ему руки узлом.
Тебя ведь это возбуждает?
Да, прошептал Лео.
Эмма засмеялась и, схватив Лео за плечи, уложила его спиной на гранит.
Ангелочек, нежно прошептала она, теперь ты в моей власти. Или я в твоей?
Выпрямившись, она медленно сняла туфли и поставила их на край балюстрады.
Посмотри на меня. Смотри же
И вот теперь чёрные нити окончательно слетели с её плеч.
Как и ожидал Лео, лифчик не стеснял её грудь.
Но и ожидаемых трусиков под платьем не было.
Она сразу и мгновенно предстала перед ним обнажённой, во всей своей ослепительной красоте.
Она присела на корточки так, что её тонкая розовая полоска влагалища оказалась над лицом Лео.
Лео почувствовал, как тёплая струйка, поначалу тонкая, но быстро набирающая силу полилась на его лицо.
Лео подставил губы и, не боясь захлебнуться, короткими, отрывистыми движения стал заглатывать горьковато-солёную влагу.
И. когда священный поток закончился, прошептал восхищённо: «Господи Иисусе! Царица небесная! Слёзы Богородицы, слёзы пречистые»
Алые губы влагалища прикоснулись к его лицу.
Сменив положение, Эмма встала на колени и теперь прикасалась промежностью к его напряжённому, сведённому страстью и искривлённому безумным возбуждением рту.
Сие есть плоть моя, подхватила она молитву. Вкушайте тело моё!
И Лео погрузил язык в её влагалище, ритмичными движениями разжигая огонь женской страсти.
Затем кончиком языка прикоснувшись к клитору, превращая его в набухший розовый бутон.
И снова погрузил язык в плоть, уже отзывающуюся жаром на его ласки и источающую первые порции пьянящей влаги.