У государя от неожиданности пропал дар речи. Он только качал головой и морщился. Потом злыми-презлыми глазами посмотрел на сына и переспросил:
Ну, как хитро?..
Тот отвернул глаза от испепеляющего вопросительного взгляда отца: «Ну, как, принимаешь этот план неслыханного коварства сжечь и разграбить древнюю русскую первопрестольную столицу?» и пепельными губами прошелестел еле слышно:
Это не для победителя татар это для и задохнулся от внутренней боли и гнева. Разорителя чужими руками опасного союзника
Государь ждал продолжения от Мамона. Дождался не скоро. Тот смотрел на Ивана Младого, словно ища его понимания и сочувствия. Потом начал говорить, почему-то с трудом и косноязычно, намекая, мол, и мысли о сожжении и грабеже Киева родились только потому, чтобы перетянуть Менгли-Гирея на сторону новых союзников, сватов господаря Молдавского Стефана и государя Московского Ивана Васильевича
Государь слушал Мамона с напряженным вниманием. Иван Младой обхватил голову двумя руками, внутри его всё клокотало от ненависти при одной мысли, что древний первопрестольный град Руси может быть спалён и разграблен только потому, чтобы устроить семейный союз двух сватов, молдавского и московского. Когда он в бешенстве встал и хотел выскочить за двери, отец окатил его ледяным взглядом, как ушатом смертельно холодной воды ли, отравы ли, и рявкнул:
Сиди Слушай дело говорит боярин Крымский хан нам в спину нож наточил А мы сделаем вид, что этого ножа не видим, только предложим короля подрезать в Киеве, если у хана ножик случайно какой завалялся Тут он сразу и признается: «Есть у меня такой ножик на короля» Ещё бы русский государь предложил татарину Киев порезать на куски ножичком, которым Москву король резать хотел И сват Стефан только рад будет союзу с Москвой и Крымом Такой триумвират ему в самом сладком сне не снился А тут такая радость тройственного союза И турки не страшны, и король Казимир на поводке И дочка господаря московская царевна Каково?.. Государь оглядел Мамона и сына и довольно хохотнул Ай, да Мамон отчебучил Двум Великим князьям коленце выдал Если Менгли-Гирея с твоей киевской затеей перетянем снова на свою сторону, если тройственный договор с господарем и с ханом сотворим, поедешь сватать Елену Молдавскую лично во главе великого посольства московского
Отец о-о-тец простонал Иван Младой Ведь не может быть личного счастья на несчастье своих же единоверцев Неужели ты не понимаешь, что, обрекая Киев на сожжение руками иноверцев, какими бы политическими мотивами ты не прикрывался, ты обрекаешь и триумвират союзников и венчание сына на
Ничего я не обрекаю взвился государь. Наоборот, это новый путь
В никуда к смерти череде смертей и ничего больше снова простонал Иван Младой с белым от муки лицом. Ведь мы же прорвались в противостоянии на Угре с ханом Ахматом, и здесь прорвёмся Только не надо сжигать Киев руками иноверцев
Без Менгли-Гирея мы никогда бы не одолели Ахмата, никогда не перехитрили короля Казимира
Господи простонал Иван. Мамон, слушай, неужели ты поедешь с посольством к господарю Стефану?..
Тот задумался на секунду и сказал:
Стар я уже для посольств государевых за невестами для Великого князя Прав твой сын Кого помоложе послать надо за невестой А посредницей избрать нужно не старого боярина Мамона, а великую княгиню Марию Ярославну А пировать на свадьбу сына, надеюсь, государь, пригласишь И хохотнул довольно. Меда распивать на свадьбах знатным гостем возраст не помеха
Ишь, как губы раскатал незлобно усмехнулся государь. Сначала нужно хана нацелить на Киев в ущерб Казимиру-латинянину, тем союз вечный с Менгли-Гиреем укрепить Да, дьявольские мысли тебя, Мамон, посещают это ж надо измены союзника не заметить, но предложить ему пожечь и пограбить православную столицу, до которой у самого руки не дотягиваются Коротки пока государевы руки, да коварства с советчиками Мамонами не занимать Авось, Господь простит за разоренный Киев Не за собственную шкуру пекусь, а за всю землю Русскую И ты, Иван, смотри и на ус наматывай Знай, горьки хлеб и меда государевы, ибо
ибо что?.. встрял Мамон.
Тебе это не грозит это «ибо» успокоил его государь. Лукавцев это не касается
А праведников?.. не успокоился Мамон, легко согласившись с государем, что его при дворе держат за лукавца. А как быть с праведниками, слушающих советы, государь?
А праведникам ответ держать за советы и деяния лукавцев горько промолвил Иван Младой за отца. Ибо за труды и свершения государей Господь судит строго, отрядив им свою власть небесную волю князью превратив в господнюю предоставив право святое распоряжаться на своей земле, как в господней отчине Ибо государей не столько современники, сколько потомки судят за «господнюю долю», обращая её в народной памяти в «княжью долю».
Мамон неуклюже в пояс поклонился сначала государю-отцу, потом соправителю-сыну. И несколько ошеломленный, с бегающими мурашками по спине вышел, ибо не ожидал такого поворота темы господней и княжеской доли и воли от юного праведника Ивана Младого, смутившего старого лукавца неожиданными поворотами и прорывами мыслей об ответственности власти перед совестью и потомками.
3. Свадебные подарки хана-союзника
Государь тут же послал послов великокняжеских Юрия Шестака и Михайло Кутуза, чтобы разрушить мирный договор хана и короля предложением Менгли-Гирею воевать Киев уже в качестве неприятеля Казимира.
Послы что-то бубнили о мести королю за казнь киевского князя Михаила Олельковича Хан слушал толмача вполуха Менгли-Гирей сразу расколол послов: те нарочито обходили подводный камень заключения мира между Литвой и Крымом и напирали на предложение государя хану идти на Киев. Словно разрешение на разграбление первопрестольной русской столицы требовалось получить не у Казимира, а у Ивана Великого.
Смущало хана, что московский государь ни словом через своих послов не укорил хана за его королевскую измену и разрыв договора с Москвой. А от личной просьбы государя пойти на Киев и опустошить его у хана аж дух спирало, не ожидал он такого «совета» от русских государей.
Зло буркнул, поблескивая узкими заплывшими от жира глазками:
Неужто не жалко Киева, послы московские?..
Те топтались неуклюже, спрятав голову в плечи, переминались с ноги на ногу, но не отвечали насчёт московской жалости и жестокости. Хан понял, что не получит ответа ни на один интересующий его вопрос ни по поводу московской жалости к Киеву, ни об осведомленности государя относительно ханского мирного договора с Казимиром.
Послам хан сказал, что своё решение идти или не идти опустошать Киев он сообщит завтра. Тут же вызвал одного ученого иудея Моисея, которого рекомендовал в ближний круг советчиков хана ещё с давних времён заключения мирного договора Таврической Орды с Москвой кафский купец Кокоса. Собственно, через Моисея хан Менгли-Гирей осуществлял сношения и с иудейской анти-королевской партией в Литве, и с самим королем Казимиром.
«Пусть иудеи считают, что крутят ханом и королём, думал хитрый Менгли-Гирей. Король пусть пляшет под иудейскую дудку, а хан сам возьмёт из рук иудеев их дудку и заставит плясать иудеев, хан любит весёлых плясунов, из иудеев особенно».
Хан спросил пришедшего к нему советника Моисея, знает ли государь Иван о договоре Литвы и Крыма, и почему московский государь натравливает его на Киев неужто только из-за мести королю после показательной казни бывшего киевского князя Михаила.
Моисей для начала напомнил хану, что Менгли-Гирея на государя Ивана вывели небезызвестные ему Кокоса и Мамон, и что государь Московский не изменял своему устному или письменному слову ни в дни торжеств, ни в дни опалы Менгли-Гирея. Хан кивнул головой, давая понять, что ценит слово государя и усилия иудеев, вообще, и Мамона с Кокосой, в частности, по расположению его, Менгли-Гирея, к дружескому, искреннему союзу с государем Московским.
Относительно того, знает или не знает государь об измене хана и его договоре с королём, Моисей осторожно сказал, что, конечно, знает, но внял мудрому совету Мамона сделать вид, что «знать об этом не хочет, чтобы не разочароваться в старом друге и союзнике».
Хан весело хлопнул кулаком себя по колену и зло подумал про себя, что призывом идти и опустошить Киев государь предоставляет ему последний шанс подвести черту под испытаниями, выпавшими их дружбе и как бы оживить выдохнувшийся мирный договор старых друзей и союзников. Можно было бы этим и удовлетвориться, но хан спросил иудея насчёт стратегических целей государя, где набег на Киев крымских оказывался всего одним, пусть немаловажным звеном, в цепочке сложной восточноевропейской геополитики.
Ученый иудей Моисей подробно просветил Менгли-Гирея, что набегом на Киев выстраивается временный антиказимировский блок Москвы, Крыма, Молдавии и Венгрии. И сразу за набегом Менгли-Гирея на литовский Киев последует утверждение мирных договоров Москвы с Венгрией и Молдавией. А знаменательным апофеозом триумвирата государя, господаря и хана будет свадьба дочки Стефана и сына Ивана в Москве.
Пришлю я свадебный подарок Москве из сожженного и опустошенного литовского Киева, порадую, раз он того хочет, русского государя, моего верного союзника расплылся в зловещей улыбочке хан. Порадую, блаженного друга-союзника Ивана, так сказать, великого в своих дипломатических коварствах
Хитрый Моисей тактично и бесстрастно поправил хана:
Подарки из киевских трофеев следует послать государю непременно он сделал легкую паузу, и хан метнул в него свой гневный вопросительный взор ну и что дальше? Только не надо обижать государя нарочитым намёком, тем более, письменным или устным, что это трофейные подарки посланы ханом на свадьбу сына государя
Как это?.. удивился Менгли-Гирей. Послать подарки киевские и не обидеть подарками Разве так можно?..
Иудей мягко улыбнулся и добавил ангельским голосом:
Послать киевские подарки нужно как можно быстрее, не привязывая их к свадьбе Ивана Молодого и Елены Волошанки А уж после этого мы и союзы государя с господарем и свадьбу устроим, как полагается Укрепим дружеский союз их семейственным А хану уроки из двух договоров извлечь надо и оставить один договор, старый и проверенный годами с государем
Последнее замечание было неслыханной дерзостью. Хан хотел дать волю своему гневу, ещё бы его укорили в неверности государю и данному ханскому слову Но Менгли-Гирей, закрыв глаза, ослепшие от нахлынувшей ярости и боли, прошелестел одними губами:
Я буду верен своему ханскому слову и своим союзникам московским государю Ивану и его соправителю-сыну до гроба Аллах тому свидетель. На нашем веку измен не будет, а после нас пусть решают потомки наши быть или не быть союзу Москвы и Крыма
Менгли-Гирей по напряженному лицу Моисея понял, что в этих торжественных клятвенных словах должно быть место и иудеям, без усилий и трудов которых не было бы и союза Москвы и Крыма, и анти-литовской их коалиции Хотел было уже озвучить мысли о месте иудеев в союзе Москвы и Крыма, их праве воспользоваться плодами этого союза, будь то в землях Москвы или Крыма, но передумал и раздраженно махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.
Утром хан вызвал послов государевых Шестака и Кутуза и велел им передать, что по-прежнему считает себя верным союзником государя и неприятелем короля, и в знак ненависти к Казимиру исполнит то, что он должен совершить, укрепив союз с Москвой, опустошить литовский Киев
Уже скоро осенью 1482 года хан Менгли-Гирей с многочисленной татарской конницей подошел к Киеву. Сопротивление хану на берегах Днепра на удивление многих в Москве и Литве было небольшим, робким чувствовалось, что горожане не ждали набега
Киевские вельможи даже не успели толком организовать достойную оборону, а королевский наместник вместе с воеводой Иваном Хоткевичем продемонстрировал всем свою полную беспомощность в отражении угрозы. Крымские полководцы уже не могли, да и не хотели сдерживать своих воинов, нацеленных на знатную добычу киевскую, раздраженных и сдерживающих себя от разорения и грабежа мелких городов на своём пути. Войско крымчаков жило мечтой об опустошении первопрестольной столицы, упоении неслыханным грабежом и дорвалось до своей цели.
Киев был взят в одночасье, пленён тамошний никудышный воевода Хоткевич, вооруженная до зубов литва побежала, русские защитники Киева забились в свои щели
Крымчаки, как прожорливая степная саранча растеклась по первопрестольному Киеву. Крымчаки не щадили ни старого, ни малого, ни женщин, ни детей, в охотку грабили и богатеев, и бедняков, если у тех было хоть что-то малость ценного, что можно было унести и увезти в конских повозках. Обдирали с неслыханной радостью и энтузиазмом знаменитые на весь мир церкви и монастыри, возрожденные после Батыева нашествия и отстроенные заново.
В Софийском соборе и Киево-Печерской лавре крымчаки расхитили утварь и ризы, содрали оклады с драгоценных старинных икон, выдирали украшения со стен, потолков, полов. В довершение всего крымчаки запалили и обратили в пепел монастырь Печерский. Волна татарской конницы, озверев от грабежей и опустошения, как нахлынула неожиданно, так и отхлынула, уведя с огромный полон вместе с откупом со всех живых, кто остался в разоренном и опустошенном Киеве.
А в Венгрии у короля Матфея уже находился с московским посольством дьяк государев Федор Курицын. Вельможа Ян не обманул его в Москве. Дьяку был оказан поистине королевский приём сразу после нападения татарской конницы крымчаков на многострадальный Киев, принадлежащий врагу Венгрии и Москвы королю Польши и Литвы Казимиру. Обе стороны при утверждении договора, заключенного в Москве, и разменных государственных грамот условились вместе воевать Польское и Литовское королевство в удобное для государя Ивана и короля Матфея время.
К тому же государь московский через своего доверенного посланника, дьяка Курицына потребовал в свете заключенного договора от короля Матфея поспособствовать улучшению гражданского образования Руси и развитию новых ремёсел и промыслов. Доставить из Европы в Москву инженеров и пушкарей, умеющих лить пушки и стрелять из них; получать серебро для производства драгоценных больших и малых сосудов; зодчих для строительства и обустройства церквей, домов, городов; горных мастеров для добывания драгоценных руд и металлов.
«У нас есть огромные запасы серебра и золота, но мы не умеем чистить руду передавал слова государя дьяк Курицын королю Матфею в присутствие вельможи Яна. Услужи нам в добыче и очистке руды, и тебе услужим всем, что находится в моём государстве».
Надо ли говорить, что московская политика сдерживания Казимира и союза с Менгли-Гиреем проводилась в русле дружбы государя Ивана и с королём Матфеем, и с господарем молдавским Стефаном, мужественном в опасностях и в многочисленных победах над турецким и венгерским воинством. Одно плавно перетекало в другое. Дружба и союз с господарем Стефаном были даже более важны для Москвы, поскольку объединяющими были единая вера греческая, сходство в обычаях и нравах, употребление одного языка в церковной службе и в делах государственных.