Мне казалось, что смысл в том, чтобы оставаться в безопасности. Разве не для этого создано Поселение?
Гил смотрит на стеклянную башню, которая вращается вокруг своей оси, словно статуэтка на сломанной музыкальной шкатулке. И выглядит так, словно призраки вновь набросились на него.
Если тебе удастся прожить здесь достаточно долго, то в один прекрасный день ты почувствуешь, что находишься в тюрьме. И безопасность будет уже не так важна. Тебя будет волновать лишь то, что двери заперты, а ключа от них нет.
Он разворачивается и исчезает в дверном проеме. А я вновь остаюсь один на один со светящейся голограммой. Но меня волнует только вопрос: «Может, Гил прав?»
* * *
Ну давай же! Меняйся. Ну же! глядя в зеркало, рычу я.
Но волосы остаются темными.
Я тяжело вздыхаю. Шура говорила мне, что некоторым людям легче изменять что-то в своей внешности. Например, волосы или ногти. И мне показалось это вполне логичным, ведь мы не раз в жизни изменяем их.
Но мне и это показалось нелегко. Вернее, нереально.
Составить тебе компанию? доносится звонкий голос Шуры с порога.
Когда я пожимаю плечами, она подходит ко мне и останавливается перед зеркалом вполоборота.
Рядом наши лица просто вызывающе разнятся это выглядит словно вороны на небе из сладкой ваты. Раньше я считала, что мы с Мэй не похожи, но, возможно, мне просто казалось.
Я скучаю по сестре.
Шура рассматривает мои волосы, словно выискивает в них малейшее изменение.
Не понимаю, что я делаю не так, признаюсь я.
Все обучаются в разном темпе, утешает Шура. А некоторым просто нужно найти ниточку в своем сознании. Это похоже на открытие в себе таланта, о котором ты раньше и не догадывалась.
Я морщусь. Уверена, телепатическое общение с Офелией не тот талант, о котором она говорила.
В последнее время меня интересовал вопрос: повлиял ли на это тот факт, что мы несколько лет общались с ней через часы O-Tech? Может, именно поэтому мне так легко удалось связаться с ней? Так как у нас была связь еще до моей смерти, пусть и односторонняя? Наверное, в Бесконечности есть и другие люди, которые общались с Офелией, как и я. Интересно, они тоже смогли связаться с ней? Пытались ли они сделать это не один раз? И самый главный вопрос: каковы последствия?
Знаю, безопаснее всего не связываться с Офелией снова, но меня терзает вопрос: если бы это ничем мне не угрожало и я точно бы знала, что она не сможет меня выследить, удалось бы мне что-то узнать о враге?
Изучая мое отражение, Шура заправляет за ухо прядь розовых волос.
Ты заметила у Ахмета шрам?
Я убираю мысли об Офелии подальше и с любопытством поворачиваюсь к ней:
Да, и очень удивилась этому. Все остальные выглядят идеальными. Словно шрамы первое, что исчезает после смерти.
Она кивает:
Обычно так и происходит. Наверное, потому, что люди подсознательно хотят, чтобы они исчезли. Или потому, что они никогда не считали, что шрамы что-то о них говорят. Я не знаю, почему мы приходим в Бесконечность без каких-либо отметин, которые носили при жизни. Но Ахмет? Он вернул себе шрам. Потому что, по его словам, хочет чувствовать себя самим собой. А шрам так долго был его частью, что без этой линии он воспринимал себя по-другому. Это напоминает ему, что он все еще человек. Анника считает, что сны различие людей и Колонистов, и это так, продолжает Шура. Но Ахмет считает, что наши недостатки делают нас людьми. Он говорит, что это помогает ему сосредоточиться помнить, что он не бог.
Будь я богиней, у меня бы давно все получилось, с тоской в голосе говорю я.
Но мы не боги. Не супергерои. Не волшебники из другого измерения. И любые попытки стать ими приведут лишь к разочарованию. Так что в следующий раз не старайся стать кем-то другим, а будь обычным человеком. Потому что способность контролировать сознание в этом мире есть только у людей.
Будь человеком, повторяю я.
В этом-то и проблема.
Из-за желания быть человеком я и чувствую себя такой слабой. Потому что люди несовершенны. Но не все недостатки приносят пользу например сильный страх, мешающий защитить себя, или желание идти на поводу у сверстников, или укрытие информации, которую прятать не следует. Если бы у меня отсутствовали недостатки, если бы я была чуть менее человеком, возможно, могла бы лучше приспособиться в этом мире.
Что случилось? спрашивает Шура.
Если бы она могла собрать все мои тревоги и унести их с собой, думаю, Шура бы так и сделала. Она так смотрит на меня словно ей не все равно.
Я выдыхаю, и, кажется, в легких не остается воздуха.
Все твердят, что управлять разумом просто. Но это не так. Я хрупкая девушка, погибшая в восемнадцать лет. Если я была настолько слаба, что не пережила встречу с незнакомцем с пистолетом, как мне выжить в рядах армии повстанцев?
Ты умерла не потому, что была слаба, ласково поправляет она, и в ее голосе слышится печаль.
Мои плечи опускаются.
Но именно так мне кажется. И сейчас я попала в мир, который поражает каждую минуту. Как мне защитить себя в месте, которое я плохо понимаю? Да я его почти не видела, сокрушенно качаю головой я. Даже Наоко поняла, за что сражается, только после того, как погуляла по Нео-Токио.
Кто? Шура растерянно смотрит на меня.
Я выдавливаю слабую улыбку:
Это персонаж, созданный моим отцом. Робот, за которым охотились люди.
Глаза Шуры расширяются:
Что?
Я морщу нос.
Ну просто в комиксах отца люди плохие парни, а роботы хорошие.
Она фыркает:
Ох, люди любят выдумывать. Она замолкает на мгновение, а затем на ее лице вспыхивает озорная улыбка. Эй, у меня есть идея. Как насчет небольшой экскурсии?
Думаю, я уже видела большую часть Поселения, отвечаю я, не скрывая уныния в голосе.
А я говорю не про Поселение. А о том, чтобы выбраться наружу и посмотреть герцогство Победы.
Сердце начинает колотиться в груди.
Мне мне можно выйти?
Она пожимает плечами:
Наверное, Анника настояла бы, чтобы ты сначала научилась большему. Но ты не пленница. К тому же я считаю, что прогулка по Бесконечности поможет тебе. Выражение ее лица становится серьезным. Ты должна своими глазами увидеть, что происходит на самом деле и что мы пытаемся остановить. Кто знает может, это станет тем толчком, который тебе нужен.
Мое воодушевление спадает. Я бы с удовольствием поднялась, чтобы увидеть солнечный свет и услышать шепот ветра в кронах деревьев. Но не стоит забывать о существах, что живут за пределами этих стен.
Я не умею контролировать свое сознание. И не знаю, что делать, если столкнусь с Колонистом.
Шура обхватывает меня рукой.
Я могу скрыть нас. И мы можем сходить на рынок простая прогулка для первого выхода. Она тянет меня к выходу. Когда я пришла, ты кричала на себя в зеркало. Поверь, тебе это нужно.
Когда я обдумываю идею покинуть эту комнату и ментальную клетку, в которой нахожусь с тех пор, как попала сюда, мое сердце подпрыгивает и бьется чаще, как огоньки костра, который не желает, чтобы его потушили.
Шура права. Мне действительно это нужно. Да, герцогство Победы принадлежит Колонистам, но я не выбиралась из-под земли уже несколько месяцев.
Может, я и мертва, но сидеть взаперти не очень приятно.
Ты уверена, что нам ничего не угрожает? И Анника не рассердится? спрашиваю я, даже не пытаясь скрыть охватившее меня воодушевление.
Я же буду с тобой. Серые глаза Шуры блестят. И по моему опыту, лучше извиняться за что-то, чем спрашивать разрешение.
На моем лице расплывается улыбка:
Хорошо. Пойдем посмотрим на герцогство Победы. Я делаю несколько шагов вслед за ней, но затем останавливаюсь. А а они не станут всаживать мне нож в сердце, когда мы вернемся? Чтобы убедиться, что это все еще я?
Шура взмахивает рукой, словно я сказала какую-то глупость.
Нет. Конечно же, нет. Ён оставил на тебе метку, так что не переживай об этом.
И прежде чем я успеваю задать еще один вопрос, она утягивает меня к туннелям, ведущим на поверхность.
Глава 12
Шура шагает по северному туннелю, как леопард по снегу. Осторожно. Неслышно. Словно знает это место как свои пять пальцев.
И это разительно отличается от того, как это делаю я словно белый медведь забрался в угольную шахту.
Мы проходим мимо двух Укрывателей. Они сидят с закрытыми глазами, находясь в каком-то медитативном трансе. Когда я увидела их, то испугалась, что они начнут кричать, чтобы я повернула назад. Но их концентрация оказывается сильнее.
Они прячут входы, шепчет Шура, когда мы отходим чуть дальше, а затем оглядывается через плечо. Лишь живущие в Поселении видят этот туннель.
Подобная сила разума кажется мне невероятной. Мне трудно даже решить алгебраическое уравнение, не потеряв к нему интереса. А каково охранять непрерывно вход? Это очень большая ответственность.
Их всего двое? Они что, сидят тут все время? начиная жалеть их, спрашиваю я.
Шура морщится:
Мы же не монстры, Нами. Они дежурят по расписанию. На ее лице появляется ухмылка. Может, и ты когда-нибудь присоединишься к ним. Это ответственная работа находиться на первой линии обороны Поселения.
Не знаю, не желая развивать тему, отвечаю я.
Но больше ничего говорить и не требуется. Потому что то, что находится впереди, полностью завладевает моим вниманием.
И это
Солнечный свет.
Мы шагаем по туннелю, и я чувствую, как ветер подхватывает мои волосы. Чувствую, как он овевает меня возносит мою душу, и груз от произошедшего исчезает.
Я закрываю глаза.
Волны ритмично бьются о пирс. Вода плещется о потертые доски, наполняя воздух множеством брызг. Я ощущаю вкус моря и на мгновение забываю, что оно ненастоящее. Нет ни моря, ни ветра, ни деревянных балок под нами. И приятные чувства тут же окутывает горечь. Потому что в Бесконечности ничто не реально.
Даже я.
Теперь даже я.
Шура протягивает ладонь к воде, ловя пальцами брызги.
Иногда я представляю себе Калининград летом: запахи копченой рыбы, сосен и Балтийского моря. Она хмыкает. Я ненавидела их при жизни, но сейчас мне этого очень не хватает.
Я вспоминаю мамину лодку и ловушки для крабов. Запах прорезиненного спасательного жилета, который мне так не нравилось носить. Яркие лучи обжигающего солнца и смешинки в маминых глазах, которые появлялись всякий раз, когда я обвиняла ее в массовом убийстве крабов.
Я бы отдала все за еще один день на лодке с мамой.
Думаю, я понимаю, о чем ты, тихо говорю я.
Шура опускает руку:
По крайней мере, у нас остались воспоминания.
Я ничего не отвечаю, потому что единственное, для чего хороши мои воспоминания, для появления страха. Страха перед новой реальностью, страха за своих родных, которые даже не представляют, что их ждет, страха, что я проведу вечность, тоскуя о том, чего не могу иметь.
Я пытаюсь придумать новую тему для разговора. Что-то, что не испортит мне настроение окончательно.
Ты из России?
В ее глазах отражается понимание.
Тебя удивляет, что я говорю не по-русски. Вот только для меня ты говоришь по-русски. Я хмурюсь, и она поясняет: Мы слышим ту речь, которую способны понять, но в Бесконечности есть только один язык. Язык нашего сознания.
У меня возникло столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать. Например, почему твои губы шевелятся так, будто ты говоришь по-английски, если ты отвечаешь мне на русском? Что будет, если я попробую заговорить на другом языке? Станут ли слова звучать по-английски Боже, я попробовала, но это все еще звучит по-английски.
Я выдаю несколько фраз на испанском, которые запомнила с уроков в девятом классе. И с каждым произнесенным словом мои глаза расширяются сильнее.
Шура хихикает:
Воспринимай это как мысленный разговор. На самом деле, ты слышишь не слова, а мысли.
Это совершенно не укладывается у меня в голове.
И у меня так было, пока я не узнала, что такие люди, как Тео, выросшие в двуязычной семье, иногда вдруг слышат слова на втором языке. Она пожимает плечами. Тогда я решила, что это не стоит моих мучений, и приняла это место таким, какое оно есть.
Мы шагаем в ногу по деревянному пирсу, скрытые от посторонних глаз силами Шуры.
Ты помнишь правила? спрашивает она через некоторое время, серьезно посмотрев на меня.
Я решительно киваю.
Не задерживайся на одном месте. Ни с кем не разговаривай и ничего не трогай.
Шура поднимает указательный палец, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов.
И не отходи от меня. Но если мы по какой-то причине разойдемся и скрывающая нас вуаль рассеется, не ищи меня. Потому что, увидев твой растерянный вид, Колонисты поймут, что ты разумна. Поэтому сохраняй спокойствие, возвращайся на пирс и иди по воде, пока я тебя не отыщу. Поняла?
Это возможно? внезапно испугавшись, спрашиваю я. Рассеивание вуали?
Иногда. Если вуаль недостаточно плотная, отвечает Шура, но затем в ее голосе появляются горделивые нотки: Но со мной подобного не случалось. Мои вуали нерушимы.
Своей самоуверенностью она напоминает мне Финна. Он всегда был храбрецом, который готов прыгнуть в бассейн, даже не проверив температуру, и попробовать новое блюдо, не поинтересовавшись, из чего оно приготовлено. Финн воспринимал это как приключение. Наверное, он и Бесконечность воспринял бы так же.
Я же не делаю ничего, пока не обдумаю все возможные последствия и потенциальные опасности.
Но я пришла сюда, чтобы узнать этот мир, даже если для этого придется столкнуться с неизвестным. В герцогстве Победы небезопасно для людей, но если я сама не увижу, в чем заключается опасность, то никогда не пойму, от чего защищаюсь. Мне нужно понять правила и где находятся границы, чтобы не выходить за них. Чтобы я больше не совершала ошибок.
Чтобы я почувствовала себя в безопасности, если здесь такое вообще возможно.
Я следую за Шурой по узкому пирсу, пока на поросшем вереском склоне холма не появляются нестройные ряды коттеджей, прижавшихся к утесу. С рыболовных сетей, прикрепленных к стенам у дверей, свисают бутылки с фонариками и разбитые ракушки, напоминая флаг. От труб поднимаются клубы дыма, наполняя воздух запахом горящей древесины.
Он напоминает мне о походе с родителями и Мэй и как мы вчетвером сидели у костра. Мама с папой поджаривали сырный хлеб, а мы с сестрой медленно расправлялись с большим пакетом маршмеллоу. А потом мы валялись на спальных мешках на улице, выискивали в небе созвездия и пили газировку. Много газировки.
На меня нахлынула ностальгия и такая сильная, что мне пришлось приложить все свои силы, чтобы устоять на ногах.
Со временем станет легче. Голос Шуры чуть громче шепота, потому что хоть нас и скрывает ее вуаль, любой громкий звук может нас выдать. Она на мгновение встречается со мной взглядом. Я говорю про воспоминания.
Я сглатываю, борясь с сухостью во рту:
Я не думала что умирать так больно. Мне казалось, мы просто не знаю
Обретаем забвение? Глаза Шуры сияют от улыбки, хотя губы едва дрогнули. Так было бы намного проще, верно? Не пришлось бы помнить все ужасные поступки, которые мы совершали по отношению к другим. И которые совершали люди по отношению к нам. Она смотрит на деревню. Смерть не избавляет нас от наших чувств. А просто лишает возможности повлиять на историю.
Дойдя до первого дома, мы поднимаемся по неровным каменным ступеням и оказываемся на вытоптанной тропинке, вьющейся среди заросших пышной зеленой травой холмов.
Здесь всегда так тихо? еле слышно спрашиваю я.
Мы не видели ни одного человека с тех пор, как вышли из Поселения. И хотя из труб идет дым, в деревне, похоже, никого нет.
Сегодня Базарный день, спокойным голосом отвечает Шура. Никто не пропускает Базарный день.