Феликс шагнул к выходу.
Подожди! остановил его Куреп. Так что ты хотел сообщить мне?
Этот Сакалиб довольно опасен. А девчонка проболталась, что он рядом.
Но, думаю, не опаснее Кара-батыра.
Слух о Кара-батыре идёт по степи, но я его не видел, а с Сакалибом я сталкивался. Он один стоит двадцати воинов. А у тебя, как я понял, их не так уж и много осталось?
Теперь уже да. Так что же теперь можно сделать?
Уже поздно что-то делать. Пусть теперь идёт всё чередом.
Ты поможешь мне?
Можешь не сомневаться. Как рассветёт, мои воины будут вместе с твоими.
Куреп повернулся к раненому хазарину:
Всех воинов собери у моего шатра, да и тех, кто охраняет брод, тоже веди сюда. Охранять уже нечего
Раненый хазарин покинул шатёр, а вслед за ним Феликс, направившийся к своим воинам. Рядом на траве лежали связанные и с тряпками во рту Агапе и Млада.
Погрузите их на лошадей. Мы сейчас без шума уезжаем опасно здесь. Утром будет бой, а нам ни к чему подвергать наши жизни опасности из-за, Феликс кисло усмехнулся, обречённых.
* * *
Василь смотрел на голодных, но счастливых от встречи с соплеменниками и братом мальчишек, уписывающих за обе щеки кашу, сваренную Сивояром. Не отставал от них и Трегуб, поглядывая на окружающих и слушая рассказ Векши и Вячеслава о том, что они заметили у хазар. Все сидели у небольшого костра, разожженного в шатре, обтянутым толстыми шкурами и не пропускающими свет. На миг Трегуб перестал жевать, когда услышал, как Вячеслав бросал ножи в хазар. Он восхищенно посмотрел на Вячеслава, удивляясь тому, что до сих пор он молчал об этом. Уж сам-то он непременно всем сообщил о своей удали.
Как вы говорите, зовут хазарина? спросил Василь.
Наевшийся каши Единец, с трудом удерживаясь от сна и потирая глаза, ответил:
Все хазары его называли Курепом.
Василь немного помолчал, обдумывая рассказанное, а затем промолвил:
То, что мы задумывали, не удастся. Они были настороже и ожидали преследования. Не зря они не разожгли костров со стороны брода наверняка там у них засада. Теперь, когда у них угнали большинство лошадей, хазары будут ждать нападения под утро, а мы нападём сейчас.
Я готов, встрепенулся Трегуб. Пускай я погибну, но и за собой хазарина заберу.
Василь оглядел его, мельком взглянув на заснувшего Единца, и назидательно произнёс:
Никому умирать не надо. Вы все будете с Сивояром и поможете мне, отвлекая хазар. Садитесь на коней и со стороны степи в верстах в двух от хазар разведите костры и зажгите факелы. И побольше двигайтесь, а я один в хазарском стане порядок наведу
Дядько Василь! Вячеслав умоляюще смотрел на него. А как же мы? Мы же пробирались к хазарам и знаем, где стоят их шатры. Да и помочь мы сможем.
Поверь мне, Вячеслав, когда идёт бой, то не всегда знаешь, где опаснее. А главной помощью будет то, что мне не надо будет думать в пылу боя о сохранении ваших жизней.
Всё понятно, Василь. Сделаем, поднялся Сивояр. Пойдёмте, ребятишки, готовиться
Василь придержал выходившего из шатра последним Сивояра и тихо прошептал ему на ухо:
Ты уж там посматривай за отроками, к хазарам не лезь и их не пускай. Молодость она безрассудно смелая. Сам такой был. Кажется, что тебя ни одна хворь не возьмёт, ни вражеская стрела не достанет, ни клинок. Ты уж не подведи
Знамо дело не подведу.
Как начнёт светать, подтягивайтесь к хазарским шатрам. Я вас там буду ждать.
Сивояр с парнями скрылся в темноте, а Василь направился вдоль берега реки к стану хазар. Под одеждой на нём была одета кольчуга, выкованная им же самим и не раз испытанная в бою, которая выдерживала попадания стрел. У него был меч и кинжал, за спиной лук с двумя десятками стрел, а кроме того за пояс были засунуты два небольших топорика.
Василь шёл, переступая с пятки на носок, приглушая шаги. Он не таился, но прислушивался к каждому постороннему звуку, приближаясь к броду, надеясь вначале уничтожить хазар, сидевших в засаде. У поворота реки, откуда Василь, Векша и Вячеслав наблюдали, как переправлялись хазары через брод, у него захолонуло в сердце хазарские костры не горели. Первой мыслью было то, что они ушли, но он тут же отбросил эту мысль просто они ждут нападения. Нет ни ничего хуже долгое время ждать опасности. С течением времени это напряжённое ожидание сказывается, а с учётом того, что Трегуб тревожил хазар каждую ночь, то они из-за усталости уже не те воины, которые могут дать достойный отпор.
Невдалеке послышался непонятный хруст, а затем характерное лошадиное пофыркивание. Василь свернул в ту сторону и наткнулся на пасущегося одного из хазарских коней, разогнанных по степи Житко и Путятой.
Тихо, тихо. Не бойся, негромко произнёс Василь на степном наречии.
Конь шумно потянул ноздрями воздух и, видимо поняв, что никакой опасности нет, подпустил к себе человека.
Василь погладил его по морде и, взяв за повод, повёл за собой. Конь оказался на удивление послушным и не противился. Василь не стал на него садиться, так как посчитал, что человек на коне может вызвать опасение, а идущий пешком и ведущий коня недоумение, что позволит ему получить преимущество.
У брода Василь никого не нашёл. Он обшарил все кусты, но засады не было. Василь был недоволен собой: что-то пошло не так. Неужели он сделал неправильные выводы? Или что-то случилось?
Василь направился в сторону предполагаемого расположения хазар, уже не таясь. От сияющих на небе звёзд и ущербной луны было видно всего на несколько шагов, и он рассчитывал, что его обязательно окликнут, если, конечно, он не пройдёт мимо хазарского стана. Тогда придётся возвращаться и искать их в другом месте. Но возвращаться не пришлось из темноты раздался голос:
Эй, кто там бродит?
В ответ Василь спокойно произнёс:
Примечания
1
В 726 г. Лев III обнародовал первый эдикт против икон, в котором, как кажется, он предписывал не столько их разрушать, сколько вешать более высоко так, чтобы удалить их от поклонников толпы. Это мера вызвала крайнее возбуждение: в Константинополе произошли яростные столкновения, а Греции вспыхнуло восстание, впрочем быстро подавленное (727); Италия поднялась вся целиком (727); папа Григорий II ограничился резким протестом против ереси иконоборцев, но его преемник Григорий III вскоре начал проводить более смелую политику, не довольствуясь преданием иконоборцев анафеме. Церковные историки полагают, что борьба Льва Исаврянина против чрезмерного почитания икон явилась только частью его обширных замыслов по реорганизации всей государственно-церковной системы Византийской империи. Целью этой борьбы было ограничение прав и влияния высшего духовенства, занимавшего ведущие государственные должности.