Фаюмец, муж Темиры не так прост, как кажется. Не зря его косой взгляд вечно падал на тебя.
Этот человек не представляет опасности для меня.
Это так, но его дурной характер способен подставить простых людей для достижения своих корыстных планов. Будь осторожен.
Слова старика имели смысл, глаза Панахази выдавали скверный характер шелудивого человека.
Проводив в спальню Рамаса и направившись в предоставленные «апартаменты», я сохранил недопитую бутылку вина, завернув ее в тонкую клетчатую ткань, а сам, расположившись на мягком подстиле, закрыл глаза в ожидании недолгого, но полноценного сна.
17
Он ушел. Человек, спасший меня в пустыне, оставил меня одну в незнакомом месте с людьми, которых я ни разу не видела. Не знаю о них ничего добры ли они ко мне или настроены враждебно, как те люди в пустыне.
Он ушел. Я потеряла свих близких, долгое время опекавших меня после смерти родителей. И он был тем человеком, кому я могла доверять. Он спас меня и после спасения был доброжелателен ко мне. Его глаза выдавали его намерения и внутренний мир, хотя он тщательно пытался скрыть их за замазанными кайялом глазами, никогда не пересекавшимися с моими.
Он ушел. Я молила богов, чтобы он вернулся, пусть не сейчас и не сегодня, но вернулся за мной. Нужна ли я ему? Может быть, и нет. Но он нужен был мне. Я даже не знаю его имени, происхождения, места, которое он мог называть своим домом. Как не знала, есть ли у него семья, которая ждет его возвращения домой. Возможно, я питала иллюзии и ложные чувства к этому странствующему человеку. Одно я знала наверняка он единственный человек, повстречавшийся мне, которому не чужды нежность и доброта, несмотря на грозный вид египетского воина.
Он ушел. Его следы медленно заметались песком, скрывая его уход. Я побежала вслед за ним, но сразу остановилась, понимая, что вернуть его не в моих силах. Я снова молила богов о его возвращении. Каждый день его отсутствия. Часы складывались в дни, дни в месяцы. Он так и не вернулся за мной, и тогда я впала в отчаяние, но потом смирилась с этим и приняла это как должное.
Я сидела на берегу Великой реки. Мои слезы, капавшие с прикрытых руками глаз, ударялись о песок, оставляя на них мокрые точки. Но сквозь заплывшие от слез глаза я наконец увидела то, о чем молила каждый день и с чем почти смирилась. Он вернулся! Мутная картинка перед глазами от слез стала проясняться. Я увидела его, едущего верхом на своем верблюде, уставшего, с обросшим лицом и усталыми глазами.
Он вернулся. Еще никогда я так не была счастлива.
18
Фивы великий город, некогда бывший столицей не менее великого государства. Город, который не теряет свою былую славу. Это Вечный город, раскинувшийся по обе стороны Великого Нила месте, где делали свой первый вдох фараоны и откуда в конце земной жизни душа их покидала тело и уходила в Дуат, на поля Иалу, дабы обрести вечный покой. Прогуливаясь по улицам города, невольно удивляешься орнамент был свеж, словно был нанесен совсем недавно мастерами прошлого. Но время дает о себе знать. За свежестью орнаментов скрывается история этого Великого города. Я поднял голову к таким же испещренным колоннам, некогда служившими опорой для храмов, и с удивлением раскрыл глаза, прослеживая каждый узор.
Вечерело. Солнце, дарующее тепло и освещающее Древний Та-Кемет, постепенно сгорало для этого дня, уступая место прохладной ночи. В свете бледной луны песок не казался таким золотым, как в солнечных лучах, а настенные факелы отбрасывали длинные темные тени на орнаменты стен дворцовых построек. Я находился в главном храме города Фивы. Под ногами расползалась нагретая мраморная плитка. Из главного зала доносились радостные крики приглашенных на пир гостей, которым сопутствовала музыка, вселявшая в душу чувство гармонии с миром и с самим собой. Так было здесь, в Фивах. Но обратная сторона монеты скрывалась далеко в Александрии, городе, сменившим Фивы в качестве столицы. Вакханалии стали главным пороком великого города, стоящего на берегу Средиземного моря. Жемчужина среди песков превратилась из столицы государства в обитель пороков. И все из-за слабовольного царя и его приспешников, любивших праздный образ жизни.
19
В Фивы я прибыл в конце дня спустя несколько дней после того, как покинул рыбацкую деревушку. Весь путь меня не покидало чувство неуемного слежения, но, добравшись до города, я понял о его несостоятельности.
Дома из песчаника располагались по обе стороны дорог, идущих от главной улицы. Не отказавшись от удовольствия лицезреть прекрасный город, я решил провести несколько часов за прогулкой по шумным улицам и знакомством со здешними культурными ценностями.
На прилавках торговцев лежали разнообразные товары, которые, со слов самих торгашей, привезены со всех уголков Египта. Большая часть торговцев были из соседних государств Греции, Вавилона, Персии и многих других. Торговля товарами, привезенными с других земель, пользовалась большим спросом и местные богачи, жившие ближе всех к центральной площади, могли позволить их себе. Не только богачи, но и люди, чьим основным доходом служило сельское хозяйство, стояли толпами возле лавок, толкая друг друга и обливая всеми возможными словами. Делали все, чтобы заграничный товар достался им. Некоторые проходящие умудрялись красть товар прямо из-под носа, в такой суматохе и крупную пропажу найти будет нелегко, не говоря уже о паре недоспелых яблок или холодной лепешке. Я не стал и близко подходить к лавкам с товаром, опасаясь зоркого взгляда торговцев, сразу же начинавших хвалить свой товар и буквально умолявших купить какую-нибудь безделушку или горстку фиников. От последнего было отказаться тяжело, поэтому вскоре, идя по главной улице, я уплетал сладковатые финики, а косточки складывал к себе.
Мираха я оставил в конюшне на краю города, специально построенной для торговцев или людей, ненадолго остановившихся здесь. Заплатив за стойло, я как раз и направился к центральной площади. Мирах был спокоен даже здесь, в незнакомом месте, за это я его и любил в любой ситуации, неважно, чем она может закончиться, мой верблюд испытывал легкое чувство спокойствия. Мирах появился в нашей семье незадолго до приезда домой, после роспуска наемных приграничных войск. Купил его еще верблюжонком у торговца, недалеко от Гизы, он стал членом нашей семьи. На нем тренировался Иду, и было заметно, как они оба растут. После нападения персов Мирах стал мне верным другом, с которым мы последние несколько лет провели в пустыне. Он мог слушать часами мои мысли, бушевавшие ураганом, и даже отвечать на мои вопросы (последнее было лишь представлениями моей головы, которую каждый день атаковали палящие лучи солнца). Однако мне нравилось представлять Мираха, отвечавшим на мои вопросы, хоть как-то разбавляя пустынную жизнь.
Отдалившись от шумных торговых рядов и уединившись на небольшой лавочке возле протекающего в центре города Нила, я наслаждался протекающей водой и оставшимися финиками в мешочке. С довольно большого расстояния от торговых рядов все еще были слышны крики и ругань торговцев с покупателями.
Спустя некоторое время моего наслаждения городом и едой за углами зданий начали поблескивать чьи-то любопытные глаза. Как только мой взгляд касался тех глаз, как они с невероятной скоростью исчезали за укрытием и снова появлялись в другом месте. Детские глаза распознать не так и сложно. Около четырех детей неутомимо наблюдали за моей трапезой, словно хищник наблюдает за своей жертвой и ждет удобного момента, чтобы напасть. Такую атаку отбить будет несложно. С каждым разом глаза приближались все ближе и ближе, пока не появились на расстоянии вытянутой руки. Мальчик лет пяти-шести с осторожностью подсел ко мне, притворяясь уставшим. Я знал, что он сидит рядом со мной, но делал вид, что не замечаю его. Несколько раз мальчик сменил позу, в которой сидел, ожидая удобного момента для кражи. Положив мешочек с финиками между собой и сорванцом, я продолжал делать вид, что занят своими делами. Действия мальчишки ждать себя не заставили, быстрым движением он схватил мешочек и ринулся к своим друзьям. Произнесенный мной смешок растворился в звуках улицы, словно песок в бурлящей реке. Моя реакция без труда смогла бы обеспечить поимку воришки еще на лавочке, но я решил поиграть с ними.
Найти детей-воришек не составило труда. Их мелькавшие одежды то и дело появлялись и исчезали в общем цвете одеяний горожан. В конце концов след привел меня в небольшой закуток, уходящий в пригородную область. Выглянув из угла и свистнув, я скрылся, ожидая реакции детей, коей не последовало. Их головы были заняты радостью от новой добычи, украденной у приезжего ничего не подозревающего человека. Я свистнул еще раз. На этот раз воришки спрятали украденное за пазуху и сделали вид, что заняты разговором. Резко выскочив из угла и увидев их напуганные лица, я улыбнулся и произнес:
За воровство следует серьезное наказание.
С лица детей не спадало удивление вперемешку с испугом.
На моей руке, протянутой для возвращение украденного, сразу появился тот самый мешочек с финиками. Решив раскрыть обман, придуманный специально для них, я развязал мешочек и высыпал содержимое. На землю упала горстка еще мокрых финиковых косточек.
На лицах детей появилась недовольная гримаса, но она сменилась горечью от обиды.
Зачем своровали? снова спросил я.
Ответа не последовало.
Судя по внешнему виду и пристрастию к воровству, родителей у этих сорванцов не было или были, но до собственных детей им дела не было.
Так и не дождавшись ответа от маленьких воришек, я достал из сумки, спрятанной за полами туники, лепешку, которую прикупил вместе с мешочком фиников. Как только лепешка появилась в моих руках, глаза детей загорелись, и шайка сорванцов забрала съестное и скрылась за углом. Мне показалось это странным, учитывая их постоянно голодное положение. Будь я на их месте, то разделил бы на каждого поровну, но не мне судить их действия.
Вернувшись на лавку лицезреть закат, я услышал за спиной шум. Он не был похож на тот шум, которые разносился от торговых рядов. Пытаясь удовлетворить любопытство, я развернулся и увидел несколько солдат, грубо обращавшихся с торговцами. Они орали и приказывали владельцам ларьков собирать свои и товары и проваливать. Отталкивая не успевших уйти с дороги горожан, солдаты прошлись по всем торговым лавкам. Часть товара солдаты собирали с собой, часть оставляли для последующей торговли. В основном часть товара представляла собой дорогостоящие всякого рода напитки и всевозможные закуски, запах от которых разносился на большое расстояние по городу. Такое отношение к торгашам и местным жителям удивило меня, но еще более странным мне показался призыв этих же самых солдат к тому, чтобы площадь оставалась пуста до следующего дня. Никогда такого в крупных городах не было. Но раз так происходит, где же Алексион? Глупо было бы полагать, что никто так и не стал противиться такому отношению. Раз мой старый друг ничего не предпринял, значит, на это есть свои причины. Не став больше тратить время впустую на прогулки по городу, я решил разыскать дом Алексиона. Если мне не изменяет память, его жилище находится на ответвлении от главной улицы, ведущей к противоположному берегу. Найдя поблизости мост и перейдя на другой берег, мои глаза лицезрели ту же самую картину все лавки были закрыты, а на улице царила пустота. Иногда можно заметить спешивших в свои дома граждан и солдат, шнырявших по улицам и смотрящих за соблюдением их требований. Фивы словно преобразились из кипящего жизнью великого города в словно опустошенную чумой забытую деревню. Весь город замер, кроме, конечно же, праздника, происходившего в главном храме города. Огни, валившие из прихрамового сада, виднелись даже здесь. Шум, доносившийся до меня, был предвестником нескорого окончания веселья.
Стараясь двигаться незаметно, я пытался найти дом Алексиона, пока не заметил все тех же сорванцов, укравших у меня мешочек с финиковыми косточками. Они двигались быстро и явно двигались целенаправленно. Вскоре шум праздника утих, на его смену пришли разговоры, доносившиеся из домов. Я не смог разобрать невнятную речь горожан, да и не пытался этого сделать, мне нужно было только одно разыскать старого друга.
Главную цель моего визита в город постепенно затмевал интерес к маленьким воришкам. Мне хотелось узнать, почему они сразу не поделили лепешку и куда так стремительно держали путь. Перемещались они быстро, но я легко преследовал их, соблюдая дистанцию, чтобы их зоркий взгляд не заметил меня. Мы были уже далеко от центра города и через несколько уличных пролетов оказались в пригородном месте. Несколько стоящих близко друг к другу домов образовывали полукруглую стену, в центре которой находилось небольшое пространство. Несмотря на малость области в центре пространства стоял небольшой стол и пару лавочек. «Обособленное место для пьянок», подумал я. Солдат еще на подходе к пригороду стало появляться все меньше и меньше, тут же не услышишь ни единого шороха. Один из домов, образующий полукруглую стену, стоящий ближе всех к центру, больше походил на таверну, чем на дом. Веранда, занимающая почти весь первый этаж, выдавалась дальше второго этажа, ограничиваемая старым деревянным забором. Пока я осматривал новое место, возле стола появились те самые сорванцы и сели по одну сторону от него, положив замызганную лепешку на середину стола. На мое удивление из дома, похожего на таверну, послышались голоса и на веранде появились двое мужчин оба были похожи друг на друга, отличались лишь телосложением. Подойдя к хлипкому забору, они увидели детей. Издалека я не слышал, о чем они говорят, но по жестикуляции и кривому от гнева лицу догадывался. Воровали они не для себя, а для них!
Спустившись с веранды и направившись к лавочкам, двое мужчин сели с противоположного конца стола. Пивной живот одного из мужчин еле пролез в зазор между столом и лавочкой, заставляя его сесть дальше от стола. Слова приобрели разборчивый характер, и я услышал тему разговора детей и мужчин, приблизившись к таверне.
Второй, с толстым пузом, возмущался все больше по поводу одной-единственной принесенной лепешки. Но у другого тема для волнений отличалась обычным недовольством, который испытывал жирдяй. Он вечно потирал руки и оглядывался на второй этаж таверны. Подойдя еще ближе и укрывшись в придомовом закутке, я четко слышал разговор:
Да пес с этой лепешкой! У нас есть дела поважнее, увалень. Тебе лишь бы пожрать. Сколько лет не знал о тебе, а потом свалился на мою голову! ругался худощавый.
А вы что подслушиваете, мерзотня? Если из-за вас эти люди с нас шкуру спустят, то во всем обвиню вас!
«Что за люди, которые должны спустить с них шкуру?» подумал я про себя.
В закутке, ставшим моим укрытием, лежало много мешков, видимо, предназначенных для продажи, а на заборчике стояли горшки с растениями, которые скрывали мое присутствие. Однако скрывая меня, они открывали отличный вид для наблюдения за разговором, который привлек мое внимание и финал которого я хотел бы услышать.
Так говорите вы видели его? спросил жирдяй.
Из опущенной головы послышался тихий детский голос:
Ага.
Но потом последовали слова, полные недовольства:
Он обманул нас! Подсунул нам косточки.
Ах вы глупцы! Он с вами играл, а вы Эх, надо было давно с вами покончить, толку от вас никакого!
Изо рта другого вылетали слюни, брызгая в разные стороны, и рука замахнулась, чтобы ударить говорившего воришку. Но его руку остановил кто-то другой, тихо подойдя сзади и заговорив с акцентом.
От детей толку больше чем от вас. Они смогли его найти, а вы и слова не смогли выдавить из конюха.
На мое огорчение, я сразу понял, кто говорит. За спиной стоял один из персидских наемников, атаковавших мой дом. Перс был одним из последних, кого я намеревался отправить в загробный мир.