С каждым новым инженерным подвигом слава Баки только росла. Он стал профессором в Университете Южного Иллинойса, где построил фанерный купол для своей семьи, но он редко бывал на месте. Путешествуя по всему свету, он вел семинары и читал лекции широкой публике. Его практический подход к экологии и миру превратил его в героя контркультуры, а его купола стали архитектурным стандартом для общин. Также он привлек к себе внимание мировых лидеров от Индиры Ганди до Линдона Джонсона. Все было так, как он предсказал. Мир начинал признавать проблемы, им предугаданные, и соглашаться с решениями, которые он придумал.
Он удвоил усилия. Его новые идеи становились все более амбициозными, он предлагал их, ожидая, что на их воплощение уйдут десятилетия. Так, он предложил размещать в куполах целые города, чтобы создать в них умеренный климат, и предположил, что новые цивилизации будут эффективнее, если будут строиться на тетраэдрах в море. Он придумал мировую энергетическую сеть, чтобы сократить непроизводительные расходы энергии. Также он предложил отслеживать мировые ресурсы на огромном геодезическом глобусе, а справедливо распределять их можно было бы при помощи компьютера, что устранило бы необходимость правительственного контроля и уничтожило бы причины войн. С точки зрения Баки, все эти идеи были друг с другом связаны. Они представлялись естественным выводом из его озарения 1927 года. Всякий мог придумать их. Просто так уж случилось, что эта задача выпала ему.
Мир был готов к геодезическим куполам, а некоторые поддерживали даже и компьютерное правительство, но никто не соглашался со скромной оценкой Баки самого себя. Ему была присуждена золотая медаль Американского института архитекторов, а Гарвард вручил ключ почетного общества Phi Beta Kappa. Ему было присуждено сорок семь почетных докторских степеней, а консорциум колледжей Восточного побережья назначил его всемирным членом совета. Не раз он оказывался в числе основных претендентов на Нобелевскую премию мира. 23 февраля 1983 года Рональд Рейган наградил его Президентской медалью свободы.
Церемония в Белом доме стала одной из последних, когда Баки появился на публике. Спустя три месяца его жена впала в кому. Однажды когда Баки навещал ее, у него случился сердечный приступ, закончившийся смертью. Анн умерла спустя тридцать шесть часов.
III. После смерти
В некрологах Бакминстера Фуллера льстиво нахваливали. В статьях перечислялись все его бесчисленные регалии. Было отмечено, что он получил двадцать шесть патентов, опубликовал двадцать пять книг и сорок три раза совершил кругосветное путешествие в качестве лектора. В Boston Globe обратили внимание на то, что с 1948 года было построено 200 тысяч геодезических куполов, которые получили большее распространение на всей планете, чем любая иная архитектурная форма[3].
В каждом из некрологов путь Фуллера к успеху описывался через призму его личного мифа. Главные пункты исключение из Гарварда, кризис 1927 года, непринятие Американским институтом архитекторов его патента 4D-дома, авария с автомобилем «Димаксион»: цепочка суровых неудач, за которыми последовало колоссальное вознаграждение. Вся эта линия повествования была сведена к одной фразе в публикации Philadelphia Inquirer: «В 1927 году он уже предвидел потребности человечества, а в 1960-х годах, по прошествии трех десятилетий, когда его игнорировали, считая в лучшем случае безобидным чудаком, он стал героем американской культуры».
Какой бы поразительной ни была эта история, не менее удивительно то, как мало ее проверяли. Журналисты самых разных изданий Saturday Evening Post и Fortune в 1940-е, New Yorker и Time в 1960-е, просто перепечатывали эту легенду. То же относилось и к многочисленным биографам Фуллера. Единственная книга, опубликованная при его жизни, в которой специально рассматривалось его мифотворчество, принадлежит перу Хью Кеннера, поклонника геодезических линий, который по счастливой случайности был также одним из крупнейших литературных критиков. В книге «Баки» Кеннер не согласился с историей Фуллера, но в то же время и не разоблачил ее, поскольку он считал, что миф этот ценен сам по себе. «Каждому известна история Вашингтона и вишневого дерева, Ньютона и яблока или же Уатта и чайника, писал Кеннер. Все это мифологические утверждения; в них сконцентрирована истина».
Именно благодаря этой концентрации истины рассказ Фуллера о своей жизни оказался настолько убедительным для ученых, журналистов и биографов. Его идеи в своей концентрированной форме стали настолько же осязаемыми, как яблоко Ньютона, а его принципы можно было воспроизвести с той же легкостью, что и честность Вашингтона. Благодаря его мифу космический корабль «Земля» стал реальным местом. Его мифическое «Я» превратило всеобъемлющую прогностическую науку дизайна во вполне возможное занятие, сблизив ее с той ролью, которую мы теперь связываем с задачей изменения мира, принимая само понятие за нечто самоочевидное, даже если имя самого Фуллера не упоминается.
И все же есть некоторые пределы у того, сколько принципиальности может вскормить вишневое дерево и сколько науки и техники можно извлечь из яблок и чайников. Конечно, в Вашингтоне, Ньютоне и Уатте есть много того, что не поддается концентрации в какой-то отдельной истине. И хотя Фуллер был исключительно ловок в своем мифотворчестве, что упростило бесконечное микширование как нельзя более истинных сентенций, одного его мифа недостаточно для руководства сложной работой по изменению мира на борту нашего космического корабля «Земля».
Посмертные исследования значительно улучшили нашу способность относиться к легенде Баки Фуллера критически[4]. Зная, что именно он придумал, мы можем оценить концепции, которые он стремился передать; а помня о том, что он опустил, мы можем лучше разобраться с ограничениями его изобретений. Исторический контекст еще больше обогащает наше понимание. У Фуллера была склонность приписывать себе авторство всех идей, ловко пользуясь своим возрастом и короткой памятью слушателей. Морская свинка 2, страдавшая хронической манией величия, непреднамеренно запутала некоторые из своих наиболее оригинальных идей, которые дотягивали до уровня целых систем. Чтобы восстановить это систематическое мышление и развить сегодня принципы всеобъемлющей прогностической науки дизайна, нам нужно отделить его реальные достижения от приукрашенного резюме. И хотя миф просвещает, демистификация освобождает. Она отделяет идеи Фуллера от его собственного культа личности, освобождая их от его фанатов, которые с 1983 года пытаются держать его идеи под домашним арестом. Значение мифа Фуллера парадоксальным образом проясняется в процессе демистификации; миф становится еще большим источником просвещения, когда он больше не понимается буквально.
По версии самого Фуллера, каждый опыт имеет существенное значение, поскольку все знания взаимосвязаны. Его интеллектуальная автобиография кульминация его всеобъемлющего подхода или «компрегенсивизма»[5]. Фуллеру, чтобы его полная преданность глобальным задачам воодушевила слушателей, не нужно было на самом деле стоять на берегу озера в 1927 году, не говоря уже о том, чтобы провести два следующих года в немом созерцании. Чтобы его миф пробуждал силу синергии, его опыт не обязан был сходиться к одной точке. Кеннер писал: «Проясняя мир, он выполняет работу поэта». За свою жизнь Фуллер стал придворным поэтом космического корабля «Земля». С тех пор другого такого не было.
IV. Космический корабль «Земля»
Летом 2008 года Музей американского искусства Уитни организовал ретроспективу Бакминстера Фуллера, что стало первым крупным событием в его честь после его смерти четверть века назад. Николай Урусоф в New York Times связал возрождение интереса к этой фигуре с ностальгией, отметив, что эстетика холодной войны возвращается, но в то же время не преминул пожаловаться на то, что «фуллеровская разновидность идеализма кажется нам еще более далекой, чем раньше». На самом деле утопизм, скрывающийся за мышлением Фуллера, тоже начал постепенно пробиваться, и его возвращение становится все более заметным, что делает личность Фуллера с каждым годом все более значимой.
Некоторые первые слухи и перешептывания можно было заметить в индустрии лекций и конференций. Так, в 2005 году был учрежден ежегодный приз TED, которым намеревались награждать «выдающегося человека со смелым и креативным подходом, способствующим глобальным переменам». Среди первых призеров несколько человек, от Билла Клинтона (награжденного за улучшение состояния здравоохранения в Руанде) до Дейва Эггерса (за поддержку государственных школ с учителями-добровольцами). На разных конференциях, начиная с Давоса и заканчивая SXSW (South by Southwest), риторика глобальных перемен закрепилась еще больше, чему способствовали и промышленные X-Prizes кругленькая сумма более чем в миллион долларов, ставшая наградой за разработку энергосберегающих автомобилей и дешевое секвенирование генов. К 2011 году «изменение мира» стало настолько известным феноменом и модным словцом, что Scientifc American начал публиковать ежегодный обзор «идей, меняющих мир», таких как мониторинг состояния здоровья при помощи сотового телефона или же захоронение углерода под землей.
Эта вспышка идеализма в XXI веке поспособствовала влиянию Фуллера, а его посмертная, неизменно растущая репутация только усиливала его: возникла петля положительной обратной связи во всех смыслах этого слова. Экологически ориентированные архитекторы и дизайнеры, включая Тома Мейна и Ива Беара, указывали на Фуллера как на одного из авторитетов. В технологической отрасли имя Фуллера стало синонимом безграничной креативности. (Наряду с Альбертом Эйнштейном и Джоном Ленноном он один из семнадцати кумиров, которые фигурировали в первой рекламной кампании фирмы Apple, получившей название «Думай иначе»[6].) Его репутация придворного поэта космического корабля «Земля» все так же непоколебима. Тем не менее большинству инициатив, которые относят к рубрике глобальных перемен, на самом деле недостает по-настоящему глобального подхода, то есть всеобъемлющего характера, свойственного наиболее важным идеям Фуллера, не говоря уже о его всеобъемлющем методе придумывания идей. Если изменение мира и правда задача нашей эпохи, из мифа Фуллера можно вывести очень многое, и точно так же очень многое стоит позаимствовать из его работ.
Фуллер объяснял всеобъемлющую прогностическую науку дизайна много раз и по-разному, однако самое красноречивое и самое краткое определение этой практики сводится к следующему: «Заставить мир работать на благо всего человечества, на все сто процентов, за самое непродолжительное время, путем спонтанного сотрудничества, без экологического ущерба или вреда кому-либо»[7]. Даже если большинство его изобретений были такими же непрактичными, как дом на мачте, и ни одно из них не принесло глобального рая, который он проповедовал, его стопроцентный этос был поистине пророческим и он все больше становится таковым, резонируя с обществом, в котором половина богатства всего мира находится в руках одного богатейшего процента.
Разобщенность еще больше усугубляется экологическим ущербом, то есть изменением климата, которое в гораздо большей степени негативно влияет на развивающиеся страны, но еще большей катастрофой становится для других биологических видов. В настоящее время мы переживаем шестое массовое вымирание, вызванное, безусловно, деятельностью человека. Скорость вымирания видов позвоночных животных в сто раз превысила базовый уровень[8]. Уровень диоксида углерода в атмосфере сегодня самый высокий за последние 650 тысяч лет, тогда как летний уровень льда в Арктике самый низкий за всю историю исследований. Уничтожение биологического разнообразия, подъем уровня моря и погодные аномалии все это не сулит Homo sapiens ничего хорошего. Состояние окружающей среды вызвало обеспокоенность у стольких людей, что проблема теперь уже очевидна для всех. В обществе все больше признается, что планета нуждается во внимании, и все больше утверждается мнение, что пища и чистая вода нужны всем людям, всем ста процентам.
Основные принципы прогностического дизайна Фуллера, важные сегодня как никогда, принципы, включающие изучение того, «как природа строит», и как делать «больше, а тратить как можно меньше», уже пригодны для освоения массовой культурой, и то же самое относится к его привычке наводить мосты между как нельзя более далекими друг для друга дисциплинами, например экологией и городским планированием. Появившиеся с момента смерти Фуллера научно-технические достижения, опирающиеся на самые разные сферы знания и прогностический подход, говорят о том, что его интерес к обучению у природы и максимально эффективному использованию ресурсов обещает нам нечто новое. Например, наноматериалы сегодня можно оптимизировать на атомном уровне, а микробиология показывает, что эволюция настоящий гроссмейстер нанотехнологий. (Прекрасным примером является серебристый муравей из Сахары, способный собирать корм под испепеляющим солнцем пустыни, поскольку его защищает серебристый волосяной покров, отражающий солнечное излучение в спектре, близком к инфракрасному; строительные материалы с аналогичными поверхностными свойствами позволят в странах с жарким климатом строить здания с пассивным охлаждением.) Еще более важна для реализации грандиозных идей Фуллера способность интернета собирать информацию и передавать ее. Интернет, наброски которого можно разглядеть в смелых схемах Фуллера (таких, как геоскоп и мировая игра), придуманных за десятилетия до его реального изобретения, способен стать решающим средством спонтанного сотрудничества, если оценивать его в категориях принципов науки о дизайне.
Пришло время освободить Фуллера от безумств научно-фантастических проектов, которыми он прославился, спасти его от поклонников, превознесших его как культового пророка. Сегодня Фуллер знаменит по праву, но по ложным причинам. Нам надо заново открыть основы его инноваций, воспроизвести исповедуемое им сбалансированное применение ограниченных мировых ресурсов.
В нижеследующих главах критически рассматривается ряд основных изобретений Фуллера, что позволяет раскрыть принципы дизайна, важные для комического корабля «Земля» в 2016 году, и изучить то, как их мог бы применять современный ученый специалист по всеобъемлющему прогностическому дизайну. К числу таких избранных изобретений относятся автомобиль «Димаксион», дом из Уичито, двустороннее телевидение, геоскоп, купол над Манхэттеном, а также «Мировая игра». Некоторые, в частности автомобиль и дом, стали всем известными эмблемами. О других, в частности о двустороннем телевидении, почти забыли. Некоторые изобретения, включая геоскоп и «Мировую игру», постоянно придумывались заново, так что за несколько десятилетий они приобрели множество разных форм. И по крайней мере одно купол над Манхэттеном было полным безумием (хотя и основывалось на наиболее практическом и прибыльном изобретении Фуллера, а именно геодезическом куполе).