А чье же?
Моего дядюшки. Он был ботаником и обучил меня всему, что я знаю. Увы, дядя умер, не закончив свой труд, вот мне и пришлось им заняться.
Заинтересованный, Хорек пошевелил бровями. В маленьком, почти по-семейному тесном сообществе натуралистов все друг друга знали, если не лично, то понаслышке.
Позвольте узнать имя вашего дядюшки?
Ламбер. Пьер Ламбер.
Хорек придушенно вскрикнул и плюхнулся в кресло.
Мусью Ламбер! Так он вам дядя? По чьей линии?
Юный садовник вдруг стал заикаться:
Он это брат моего отца, и я, Поль Ламбер ему, значит, племянник. Его дочь Полетт моя кузина.
Вот как?
Пенроуз и сам не отрицал, что он нелюдим, однако в наблюдательности ему не откажешь, и он сумел сложить одно с другим: смущенный испуг, с каким «парень» прикрыл руками грудь, пучки полыни в спальне Он вновь повернулся к рисунку, разглядывая подпись.
Чье, говорите, это творение?
Мое, сэр, а что?
Хорек пригнулся к листу.
Однако, если не ошибаюсь, его автором значится не Поль, а Полетт.
Кроме Бахрама, лишь Вико знал о трех тысячах ящиках с опием в кормовом трюме «Анахиты». Оба приложили немало сил, чтобы сохранить это в тайне: выписывали липовые накладные, тасовали бригады грузчиков, меняли маркировку ящиков. Огласка создала бы массу сложностей: затруднила страховку и увеличила риск воровства и пиратского абордажа, поскольку данный фрахт был самым дорогостоящим не только в практике Бахрама, но, возможно, во всей истории грузов, когда-либо покидавших Индию.
Мало кто из других коммерсантов, не имеющих таких связей и репутации, взялся бы за подобную перевозку: редкий индийский купец мог похвастать тем, что сделал больше трех-четырех ходок в Кантон, Бахрам же за свою карьеру совершил пятнадцать рейсов. Кроме того, он, считай, единолично создал в бомбейской фирме Мистри экспортный отдел, который проворачивал крупные и неизменно доходные торговые операции.
Одна из наиболее солидных компаний, однако, имела традиционно узкую специализацию, почти не отвлекаясь на что-либо другое, кроме судостроения и проектных работ. Торговый отдел стал детищем Бахрама, сумевшего вписать это маленькое подразделение в респектабельную структуру знаменитой верфи. Встретив немалое сопротивление со стороны фирмы, он преуспел в затее благодаря своей беззаветной преданности тестю Рустам-джи Пестон-джи Мистри патриарху, который принял его в лоно семьи и дал ему путевку в жизнь.
Как и все прочие, чью судьбу переменило выгодное супружество, Бахрам как никто другой почитал доброе имя новой семьи, но в его случае почтение было окрашено еще безмерной благодарностью за возможность вырваться из унизительных жизненных условий, сопутствовавших его детству.
Некогда родная семья Бахрама, процветающая и уважаемая, занимала видное место в обществе города Навсари, что в прибрежном штате Гуджарат. Дед Бахрама, известный мануфактурщик, имел хорошие связи в княжеских столицах, таких как Барода, Индор и Гвалиор. Однако на закате жизни он, прежде столь благоразумный, сделал ряд опрометчивых вложений, затянувших его в трясину непомерного долга. Человек, железно верный своему слову, он выплатил все до последнего гроша, чем вверг семью в пучину столь ужасной нищеты, когда, как говорится, не свести концы с концами. Переезд из роскошного хавели[15] в квартирку на краю города оказался роковым для самого старика и его слабого здоровьем сына, страдавшего чахоткой; отец не дожил до навджота священного ритуала, которым Бахрама ввели в зороастрийскую веру.
К счастью для мальчика и двух его сестер, матушка с девичества владела прибыльным ремеслом она была отменной рукодельницей, и шали с ее вышивкой вызывали всеобщий восторг и восхищение. Когда в городе прошла молва о злосчастной доле семьи, заказы хлынули потоком, и мать, на всем экономя и неустанно трудясь, сумела не только прокормить детей, но дать Бахраму какое-никакое образование. Позже слава ее, достигшая Бомбея, одарила чрезвычайно выгодным заказом на свадебную шаль для дочери тамошнего крупнейшего дельца-парса сета Рустам-джи Пестон-джи Мистри.
Семьи их друг друга знали, ибо Мистри начинал свое дело в Навсари, открыв небольшой мебельный цех, которому Моди, тогда благоденствовавшие, оказали щедрую поддержку. Наряду с мебелью в цехе строили лодки, и постепенно это деловое направление, хилое поначалу, вытеснило все другие. Выиграв большой контракт с Ост-Индской компанией, семейство Мистри перебралось в Бомбей, где в портовом районе Мазагон основало верфь. Возглавив фирму, сет Рустам-джи энергично взялся за дело, и под его руководством судостроительный завод Мистри стал одним из самых успешных предприятий на индийском субконтиненте. Теперь дочь хозяина готовилась выйти за наследника богатейших коммерсантов Дадисетов с острова Колаба, ожидалась свадьба невиданного размаха.
Но тут, когда к торжеству все было готово и нетерпение достигло предела, вмешалась судьба: кто-то из аденских компаньонов Дадисетов презентовал завидному жениху великолепного арабского жеребца, и пятнадцатилетний парень загорелся немедленно опробовать подарок. Конь, ошалевший от долгого морского путешествия, был явно не в духе и, взяв с места в карьер, сбросил наездника, который расшибся насмерть.
Для Мистри гибель юноши стала двойным ударом: семейство не просто лишилось зятя, о каком можно только мечтать, но теперь приходилось смириться с мыслью, что сия трагедия затруднит, а то и сделает невозможным поиск хорошей партии для дочери, отмеченной знаком несчастья. Они разослали сватов, и вскоре худшие опасения подтвердились: девушке все сочувствовали, однако приемлемых брачных предложений не последовало. Уяснив, что среди равных себе жениха не найти, Мистри неохотно расширили круг поисков вплоть до родного города, и вот так вот проторили путь к двери матери Бахрама.
Моди переживали нелегкие времена, но бесспорно принадлежали к ветви благородных кровей, а симпатичный крепыш Бахрам, которому почти сравнялось шестнадцать, был нужного возраста и хоть как-то образован. Получив отчет о кандидате, сет наведался в Навсари, и Бахрам произвел на него благоприятное впечатление своей энергией и устремленностью. Вот тогда-то глава семейства и решил, что парень, несмотря на некоторую неотесанность и следы нищенской жизни, годится в мужья его дочери. С учетом всех обстоятельств, в предложении, направленном матери Бахрама, были сделаны определенные оговорки: поскольку жених неимущ и без всяких видов на карьеру, молодые будут жить в бомбейском особняке Мистри, а потенциальный зять войдет в семейное дело.
Союз этот сулил невообразимые блага, однако мать не давила на Бахрама. Жизнь в тяготах наделила ее пониманием того, как устроен этот мир, и, ознакомившись с вышеозначенными условиями, она сказала:
Жить примаком в женином доме очень непросто. Ты, наверное, слыхал поговорку: кутра пос, билара пос, пер джемейна джениян варма кхос приюти собаку, приюти кошку, а зятя с его приплодом вышвырни в нужник
Бахрам только посмеялся над этой кондовой мудростью, не имевшей никакого отношения к таким обеспеченным и утонченным людям, как Мистри. Ему не терпелось распрощаться со своим простецким окружением, и он понимал, что другая такая возможность вряд ли когда представится; он все решил сразу, но, приличия ради, неделю выждал, прежде чем попросил мать от его имени ответить согласием.
После свадьбы, которую сыграли без особой шумихи, Бахрам и Ширинбай поселились в бомбейском особняке Мистри на Аполло-стрит.
Недавняя трагедия подкосила застенчивую немногословную Ширинбай, и новобрачная, вечно окутанная печалью, выглядела скорее вдовой, скорбящей по своему несостоявшемуся мужу. Женой она была покорной, если не сказать холодноватой, но большего Бахрам и не требовал; супруги неплохо ладили и вскоре одну за другой произвели на свет двух дочерей.
Пусть между ними не было страсти, зато не было и вражды, чего не скажешь об отношениях Бахрама с прочими членами обширного семейства, состоявшего из родителей Ширинбай и трех ее братьев с их женами и детьми. За исключением патриарха, всех остальных объединяла неприязнь к деревенскому нищеброду, затесавшемуся в их ряды, к этому хаму-выскочке, что прокрался в их дом, явно умышляя его оттяпать.
Бахрам и сам не отрицал того, что манеры его подчас неуклюжи, а провинциальный выговор и скверный английский режут изысканный слух обитателей особняка. Но все это были мелочи, а главное его негожество состояло в том, что он был начисто лишен качеств, необходимых мужскому сословию Мистри, являвшему собою плеяду строителей и мастеров, гордых своими умениями. Тесть Рустам-джи поставил себе целью доказать, что суда индийской постройки, в Европе прозванные «цыганскими корытами», могут быть не хуже, а то лучше любых других. Он не только сам привнес ряд значительных новшеств в технологию судостроения, но приучил своих подмастерьев идти в ногу с техническим прогрессом в этой быстро меняющейся отрасли. В Бомбей регулярно заходили изящные современные суда зарубежного производства, и путем дружбы с ремонтниками, их обслуживающими, Мистри всегда были в курсе новинок в корабельном оборудовании, которые тотчас брали на вооружение, порой даже улучшая. Передовой дизайн и весьма невысокая цена кораблей фирмы «Мистри и сыновья» привели к тому, что многие европейские флотилии, включая флот ее величества, и судовладельцы стали делать заказы на этой верфи, отдавая ей предпочтение перед заводами Саутгемптона, Балтимора и Любека.
В среде, где царила жесткая конкуренция, фирма отвоевала себе заметное место лишь потому, что целиком и полностью сосредоточилась на избранном поле деятельности. Чтобы вписаться в столь узкоспециализированную структуру, новичку требовались определенные навыки, которыми Бахрам не обладал: неловкие руки его роняли инструмент, ему претило однообразие, и вообще он был слишком индивидуалист для бригадной работы. На поприще плотницкого подмастерья он подвизался недолго и вскоре был отправлен в обшарпанную контору на задах верфи, где корпели счетоводы. Но и там он не пришелся ко двору, ибо ни сами цифры, ни те, кто их складывал, его ничуть не интересовали в мирке учетчиков и менял с их ограниченным видением жизни не было места фантазии и деловому азарту. Бахрам считал, что одарен способностями совсем иного рода: он легко сходился с людьми, всегда был в курсе всего нового и, главное, умел соразмерить риск и выгоду от всякой затеи. Томясь в конторе, он подсчитывал выручку и заполнял ведомости, но внимательно следил за возникавшими вакансиями, ни капли не сомневаясь, что в один чудесный день сумеет проявить себя во всей красе.
Вскоре Бахрам четко определился с тем, чего он хочет: быстро набиравшая обороты экспортная торговля между Западной Индией и Китаем не только сулила прибыль, но и открывала возможность путешествий, то есть бегства от скуки к захватывающим приключениям. Однако он понимал, что будет нелегко убедить Мистри выйти на эту арену: в вопросах бизнеса семья была глубоко консервативна и не одобряла всего, что попахивало спекуляцией.
Вполне естественно, что при первом разговоре на эту тему тесть гадливо сморщился:
Что? Заморская торговля опием? Наша фирма не участвует в грязных играх.
Но к этому Бахрам был готов.
Я знаю, уважаемый сасраджи, сказал он, что ваша семья спокон веку занимается инженерией. Но взгляните, как меняется окружающий мир. Нынче самый большой доход приносит торговля тем, в чем нет нужды. Вовсе ненужное дает прибыль. Скажите, разве новомодный китайский рафинад, прозванный «китаезой», слаще меда и пальмового сахара? Отнюдь, но за него платят втридорога. А как наживаются торговцы ромом и джином, которые ничуть не лучше нашей браги, вина и прочего шараба? Однако народ согласен за них платить. С опием та же история. По сути, это лекарство, но тот, кто раз его отведал, уже не остановится, и спрос на опий все растет и растет. Вот почему англичане пытаются взять сию торговлю под свой контроль. К счастью, им не удалось установить монополию в Бомбейском президентстве, и что плохого, если на этом мы чуть-чуть заработаем? Все другие верфи уже обзавелись маленькими флотилиями для заморской торговли. Взгляните, какую отдачу они получают от экспорта хлопка и опия: всякий груз, отправленный в Китай, окупается вдвое, а то и втрое. Если позволите, я бы охотно совершил пробную поездку в Кантон.
Но сет Рустам-джи был непреклонен.
Нет, сказал он. Это слишком далеко от нашего дела. Я не даю позволения.
И Бахрам вернулся в контору, но так скверно исполнял свои обязанности, что тесть вновь призвал его к себе и без обиняков заявил: ты превращаешься в полную никаммо, никчемность. В цехах от тебя никакого толку, с домашними ты не ладишь если так будет продолжаться, этакий зять станет обузой для семьи.
Любой может ошибиться, сасраджи, а мне всего двадцать один год, понурившись, сказал Бахрам. Отпустите меня в Кантон, и я покажу, чего стою. Я всегда хотел быть полезным вам и вашей семье.
Сет Рустам-джи смотрел на него долго и пристально, потом чуть заметно кивнул:
Ладно, езжай. Поглядим, что из этого выйдет.
И вот фирма «Мистри и сыновья» обеспечила первую поездку в Кантон, результаты которой удивили всех, не исключая Бахрама. Однако всего больше его поразил иностранный анклав Кантона, где обитали торговцы. В «Фанки-тауне» (Городе чужаков), как называли его старожилы, нужда уживалась с безумной роскошью, там ты находился под постоянным присмотром и в то же время был свободен от хмурого взгляда семьи; присутствие женщин здесь категорически возбранялось, но они входили в твою жизнь совершенно неожиданным образом, и вот так случайно возникла чудесная связь юного Бахрама с прачкой Чимей, подарившей ему сына, которого он любил еще сильнее из-за невозможности объявить в Бомбее о его существовании.
В Кантоне Бахрам, сбросив многослойную шелуху благопристойных обязанностей перед семьей и обществом, ощутил себя новой личностью, которая прежде дремала в его недрах: он стал Барри Модди (с двумя «д»), уверенным в себе, напористым, компанейским, радушным, разбитным и невероятно успешным. Но по возвращении в Бомбей его иное «я» спряталось под старой шелухой, и Барри опять превратился в Бахрама, тихого преданного мужа, безропотно обитающего в тенетах большой сплоченной семьи. Не сказать, что одна ипостась была подлиннее другой. Для Бахрама оба эти облика были важны и необходимы, он не хотел бы ничего менять ни в одном из них. Даже бесчувственная покорность и плохо скрытое разочарование Ширинбай казались ему непременными атрибутами жизни, ибо невольно вносили необходимые коррективы в его кипучую натуру.
Успешность плана позволяла запросто отделиться от Мистри и основать собственную торговую фирму, но Бахрам над этим никогда всерьез не задумывался. Во-первых, он получал такое щедрое вознаграждение, что было просто грех жаловаться. Но даже больше заработка ему нравились привилегии, какими наделялся представитель высоко чтимой бомбейской компании: скажем, право заказать лучшие апартаменты Кантона или почти не лимитированные траты на личные нужды. И как престижно было иметь в своем распоряжении «Анахиту» этакий флагманский корабль, который тесть собственноручно построил специально для Бахрама. Мало кто из купцов в Кантоне или еще где мог похвастать такой бесподобной роскошью.