Тогда я с тобой, говорю. Куплю витаминную воду.
Мы идем рядом, и это нормально. Так делают люди, когда сталкиваются на улице, и Суриката не испугалась, увидев меня, а навстречу нам трусит еще один бегун. Мол, привет, Номи, и она в ответ тоже обращается к нему по имени. Я вздрагиваю, когда из леса доносится лай, и Номи смеется.
Это просто собака! Боитесь собак?
Нет. Я еще не пришел в себя, однако нельзя подавать виду. Да, меня застигли врасплох. Но не поймали. Я здесь не в своей тарелке. Вы-то привыкли к такой обстановке, а вот меня лес немного пугает.
Вспоминаю, как вел в лес мою Бек, пусть земля ей будет пухом, и поеживаюсь, а Суриката хмыкает.
Ой, ладно вам, какой же это лес, говорит она. Вот рядом с моей прежней школой был настоящий лес. Знаете, когда училась в седьмом классе, я среди деревьев старый «Бьюик» нашла.
Я киваю.
Круто.
Ага, поддакивает она, точь-в-точь как ты. В машине валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Для своих лет она еще очень инфантильна. Из-под алкоголя А за год до этого мы нашли большой заброшенный дом. Суперское место. Туда раньше выгоняли провинившихся мальчишек.
Я поднимаю брови, как и положено внимательному слушателю.
Ого!
Вот где действительно страшно. Поднимаешься на четвертый этаж и боишься, что дом рухнет, а там еще старые инвалидные коляски и паутина повсюду Было круто. Хотя неважно. Все крутое рано или поздно рушится.
Это называется взросление. Знаешь, я болтал с местными стариками, по-настоящему старыми дедушками, и они говорят прямо как ты.
Как я? Вряд ли.
Поверь, Номи. Они вспоминают о том, как хорошо жилось раньше, как никто не запирал двери, как оставляли ключи в машине и не боялись угона, потому что сверчков и лягушек было больше, чем людей.
Сомневаюсь.
В том-то и дело. Каждое поколение считает себя лучшим.
Но заброшенный дом для провинившихся мальчишек Он и правда крутой. Он был местом, куда всегда можно прийти. А потом от него ничего не осталось. Мы сторонимся, пропуская вперед группу велосипедистов. А вы, значит, из Нью-Йорка?
Хороший знак, Мэри Кей. Номи демонстрирует социальные навыки!
Ага. Совершенно другой мир. Например, там нет библиотек, похожих на здешнюю. Зато есть бомжи, наркоманы Сейчас это звучит отталкивающе.
По крайней мере, там реальный мир. А здесь сплошные подделки, одни подделки Она вцепляется в лямки своего рюкзака, и мне приятно, что я уже взрослый. Наверное, ужасно быть подростком и верить в существование места, где не всё вокруг сплошные подделки, одни подделки. Извините. Я просто злюсь на маму. Перед Днем благодарения она всегда немного не в себе, но в этом году окончательно сошла с ума.
Сошла с ума от любви.
Правда?
Обычно мы оставались на праздники здесь, а теперь потащимся в Аризону, чтобы повидаться с моим папой.
Жаль, у меня нет лямок рюкзака, потому что я ошарашен. Спокойно, Джо.
Ну, может, в Финиксе тебе понравится
Она лишь хмыкает в ответ мол, ну да, как же.
А вы чем займетесь в дурацкий День благодарения?
Сборником эссе Франзена и пиццей из микроволновки.
Сяду на паром и поеду на материк; хочу поработать волонтером в столовой для бездомных.
Суриката приветственно машет женщине, сгребающей листья, та машет в ответ, мы ведь нормальные. Это нормально. А потом она, что называется, меня подловила.
Вы же сказали, что ненавидите города. А здесь благотворительных столовых нет, вы же в курсе?
Ненависть слишком сильное слово, Номи. И в Бейн-бридже мне нравится, но в такой день приятно помогать нуждающимся.
Номи смотрит вперед.
Любовь никто не называет сильным словом.
Она под кайфом? Нет. Всего лишь передозировка стихов этого Клиболда и одиночество.
Гм Как думаешь, почему?
Без разницы. Мама запретила мне говорить, что я ее ненавижу, а я ненавижу ее за то, что снова отобрала у меня книгу про «Колумбайн» со всеми записями, а еще за то, что тащит меня в Финикс. Тут кто угодно взвоет. И не надо мне заливать, что мама обо мне заботится. Неправда! Она лицемерка. Она бесится из-за «Колумбайна». Она бы радовалась, выбери я какой-нибудь дурацкий романчик про нянек. Уж простите, но «Колумбайн» вне конкуренции. Это лучшая книга в мире.
Я скучаю по временам, когда был подростком, по непоколебимой уверенности в том, что нашел нечто, придающее всему смысл. Ты хотела от меня проявлений сочувствия, поэтому я поддакиваю Номи мол, я тоже люблю эту книгу. Она смотрит на меня. Недоверчивый взгляд Сурикаты. И неудивительно. Взрослые вечно врут. Но только не этот взрослый!
Ладно, говорю я. Мне запомнился эпизод, где рассказывается про Эрика и его условно-досрочное освобождение, как легко ему было убедить вроде бы умных взрослых в своей нормальности. Вот в чем проблема этой страны система так называемой справедливости работает неэффективно.
Я хочу обсудить некомпетентность соцработников, однако Сурикате плевать на идиота Эрика, и поэтому у нее нет друзей: она не улавливает, когда собеседник хочет сменить тему. Она снова разглагольствует о стихах Дилана, и я вижу свой шанс протянуть ей руку помощи.
Я тебя понимаю. Первое правило беседы с ребенком. Нужно обозначить свои чувства. И все же думаю, что твоя мама расстроена из-за В общем, однажды я ходил к психотерапевту, и он сказал, что порой у нас дома заводятся тараканы.
Вы что, неряха?
Я представляю, как она идет домой и сообщает тебе, что у меня тараканы.
Нет. Я мотаю головой. Я использовал метафору. Тараканы символизируют то, что ты постоянно обдумываешь или делаешь.
Ну да, а дом это голова, бла-бла-бла.
Знаю, звучит примитивно. На самом деле погружаться во что-то приятно. Но не всегда на пользу. Со мной так много раз бывало.
Номи молчит. Дети умеют отключаться и уходить в свои мысли, когда им хочется. Потом она смотрит на меня.
И что было у вас?
Женщины. Кошмарные женщины из кошмарных городов.
Ну, в детстве я любил фильм «Ханна и ее сестры»
Номи морщится, и она, черт возьми, права. Меланда.
Фу, выдает она, это же Вуди Аллен, он в списке НС у Меланды.
То есть «не смотреть»?
Ага. И он возглавляет список. Как вишенка на торте.
Что ж, твоя наставница понимает в вишенках.
Она мне скорее как тетя.
Меланда таракан в моем доме.
В общем, я хотел сказать Этот фильм стал моим «Колумбайном», он изменил мою жизнь. Видишь ли, я жил в Нью-Йорке, но не в настоящем; я хотел жить в Нью-Йорке из фильма. Я украл кассету в видеопрокате и смотрел ее каждую свободную минуту.
Номи в ответ повторяет, что Вуди Аллен плох, как и его фильмы, а я не хочу еще раз облажаться, как тогда в кафе.
Слушай, а Меланда считает нормальным, что ты читаешь стихи Дилана Клиболда?
Она запрокидывает голову и стонет от злости.
Как можно сравнивать? Он же был моим ровесником.
Хорошо И все же согласись, он совершал ужасные поступки. Объясни, почему в твоем увлечении нет ничего странного.
Ни один ребенок не захочет участвовать в дебатах, и Номи снова издает стон.
Да потому что!
Знаешь, Номи, я вспоминаю доктора Ники, мы отклонились от темы. Я лишь хотел сказать, что тараканы в доме, какими бы они ни были, не всегда во благо.
А вы правда читали «Колумбайн»? Всю книгу?
Я ведь не Бенджи, пусть земля ему будет пухом, я никогда не лгу о книгах, тем более моей потенциальной падчерице.
Ага.
А вы читали в интернете дневники Дилана? Дети так делают, особенно дети вроде Номи. Она выглядит младше своих лет, каждый день ходит в школу в этих нелепых очках и мечтает, чтобы какой-нибудь замкнутый мальчик или угрюмая девочка писали для нее стихи, прекрасно понимая, что ее желание не сбудется. Она ковыряет заусенец. Вы знали, что он писал письма девушке, которую любил, и просил оставить в его шкафчике чистый лист бумаги, если она тоже его любит?
Да, говорю я. Только письма он так ей и не отдал.
Но ведь написал, отвечает Номи. Это трогательно. Надеюсь, скоро сюда приедет какой-нибудь вихрастый студент с неровными зубами, перевернет ее мир и отвлечет от всяких глупостей. Так или иначе, фильм Вуди Аллена я смотреть не собираюсь.
Ладно, я переживу. Поступай как знаешь.
Вам все равно?
Вопрос вызывает у меня смех; однажды я устроюсь в школу психологом.
Слушай, Номи, все просто. Какое тебе дело, что думает Меланда? Какое тебе дело, что думаю я? Тебя должно волновать только то, что думаешь ты.
Она пинает камешек.
Ну, завтра я фильм посмотреть не успею, у нас ведь дурацкий семейный ритуал
Я не из вашей семьи, но все же часть вашей семьи, и я заставляю свой голос звучать ровно, будто спрашиваю дорогу у прохожего.
И что за ритуалы у девочек Гилмор?
Сначала мы заспимся. Проваляемся в кроватях до одиннадцати, хотя накануне поклянемся встать в десять.
А затем?
Мы садимся на паром, гуляем и глазеем на безделушки.
Безделушки.
Еще мы заходим в книжные магазины и все такое, ну, вы знаете, как обычно бывает. Но в основном безделушки.
У тебя весь стол заставлен этими безделушками, и я смеюсь.
Ясно.
Затем мы идем в ресторан, там длинная очередь, и мама слишком голодна, чтобы ждать. Я посоветую ей вписать нас в лист ожидания, а она от меня отмахнется, и столик получат люди, которые пришли позже нас. И я скажу: «Вот видишь, мама?» Ты утверждаешь, что проблема в Номи, она видит проблему в тебе, а мне не терпится стать частью вашей гребаной семейки. Потом она захочет пиццы, потом лапши и скажет: «О, а давай пойдем в одно место, про которое мне Меланда говорила».
Я смеюсь.
Знакомо.
В общем, мы идем, а ресторан еще закрыт, ведь мама не догадалась посмотреть время работы в интернете, и мы просто шатаемся по улице голодные и глазеем на безделушки, а потом ей вдруг приспичит купить какую-то штучку, которую видела утром; она в панике, как бы кто-то ее не опередил, и мы мчимся в магазин, а той безделушки уже нет, и мама вся такая а-а-а-а
А со мной ты всегда стараешься выглядеть спокойной, и я улыбаюсь.
И что потом?
Она не может решиться и купить какую-нибудь другую ерунду, ведь для этого нужна капля уверенности, и мы идем в кофейню, где мама разозлится, когда я достану из рюкзака книгу, как будто мы обязаны болтать без остановки. На самом деле ей и самой уже все надоело, она уткнется в свою книгу, а потом мы поедем домой. Вот такой у нас семейный ритуал. Конец.
Я аплодирую, Суриката хохочет, а затем, посерьезнев, превращается в юную версию тебя.
Все не так глупо, как может показаться. Я преувеличила.
Да, я знаю. Просто семья это сложно.
Так странно, ну, пытаться восстановить семейные узы, понимаете?
Понимаю. В памяти всплывает картинка: я сижу в тюрьме и пытаюсь полюбить Лав, а Номи тем временем закончила беседу.
Я пойду за кофе. До скорого.
Я машу ей вслед рукой.
Передай маме привет.
Она слышала мою просьбу, но тут же отвлеклась, столкнувшись с моими говноглазыми соседями, так что едва ли Номи расскажет тебе о нашей замечательной прогулке. Она то и дело натыкается на знакомых так уж здесь все устроено и злится, что ты забрала у нее «Колумбайн». Я захожу в супер; там шумно. Чувствую подъем. Я нарушил правила и был вознагражден вселенной, Мэри Кей, ведь я узнал твои планы на завтра, и мне они нравятся.
Пришло время нам обзавестись чертовыми семейными узами.
8
Я знаю, жизнь отвратительна. И знал, что остров Бейнбридж не похож на Кедровую бухту. Я жду паром, а у парня передо мной на голове идиотская вязаная шапочка не иначе как чей-то подарок и на носу солнечные очки в желтой оправе. Тут же мельтешит его сын копия Форти, только без конца шмыгающая носом, а рядом стоит его жена, которая наверняка и связала ту идиотскую шапочку и соврала мужу, что желтый ему к лицу. Она в пуховике, нюхает с недовольной физиономией свой кофе (молоко-то небось растительное), и они вместе, а я один, и это абсурд.
Впрочем, одиночеству скоро конец, так ведь? Так.
Я сажусь на десятичасовой паром, чтобы добраться до Сиэтла раньше вас, проявляя некоторую настойчивость, аккуратнее, Джозеф. Хочу сбежать от навязчивой семейки, которая не моя, и перехожу на левую часть палубы, оказываясь в толпе юристов на пенсии, мечтающих о том, чтобы сосед испортил им лужайку, ведь тогда будет чем заняться. Да, народ тут душевнейший. Если в свой день рождения заглянешь в полицейский участок, то получишь бесплатный пончик, даже не предъявляя паспорт, зато двадцать пять тысяч жителей едят свеклу, выращенную местными фермерами, и ездят на пароме в Сиэтл, образуя небольшие стайки челночников. Дебби Макомбер мне посочувствовала бы: я один в субботу, среди зануд, рассуждающих о футболе. У меня своей стайки нет, но скоро появится, ведь я на пароме, и это прогресс; я надеваю наушники и поднимаюсь по лестнице, перешагивая через две ступеньки, на залитую солнцем верхнюю палубу. Свежий воздух мне помогает. Море тоже помогает, особенно вдали от бурной пены Малибу, и я сажусь на скамейку, но взгляд упирается в настенные часы, на которых висит лист бумаги с надписью «Мы сломаны».
Нахожу другую скамейку нельзя падать духом в такой важный для нас день, Мэри Кей. Я не собираюсь мешать вам с дочерью или тебя «преследовать». Мой план прост. Сначала посвящу немного времени себе, позволю вам побыть вдвоем, не выпуская вас из виду; когда пойму, что вы друг от друга устали, я «случайно» с вами столкнусь «Джо! Какой приятный сюрприз!» и мы вернемся на остров вместе. Потом поужинаем у меня дома. Я купил стейки из лосося, и они точно не перемерзшие, как у тебя. До Дня благодарения еще пять дней достаточно, чтобы отменить поездку в Финикс, а именно так ты и поступишь, как только поймешь: ты можешь встречаться со мной и оставаться хорошей матерью.
Я иду на корму к другому ряду скамеек и застегиваю куртку. Сейчас не очень холодно, но и жары тоже не предвидится; и я снимаю наушники, потому что здесь люди такие же одинокие и тактичные, как я сам. Никто не заставит соседа слушать телефонный разговор о суматошной и скучной жизни, а я не могу выбросить из головы те часы.
Мы сломаны
Я проверяю «Инстаграм» Лав нервничаю! а там Форти кусает свою няню Трессу, которая заявляет, что мой сын похож на Адама, мать его, Левина[12], а Лав смеется, хотя тут не до смеха, и я ничего не могу поделать. Удаляю приложение ко всем чертям, кладу телефон в карман и вдруг замираю. Моргаю. Хотел бы я так же легко удалить свое тело, потому что Какого лешего, Мэри Кей?
Ты здесь. Вы с Номи сейчас на этом пароме, моем пароме, на который вы никак не должны были попасть. Вы в десяти метрах от меня, стоите, опершись на перила, и я срываюсь со скамейки, бегу в центр палубы, хватаю оставленную кем-то газету, чувствуя стук сердца в висках.
Успокойся, Джо. Всё как вчера. Если ты меня заметишь, ничего страшного не случится. Все нормально. Люди порой ездят в Сиэтл, а я один из людей. Отгибаю верхний угол газеты; в этот момент тот, кто управляет паромом, решает отплыть от берега, и вот мы в пути.
Из огромной, бездонной сумки ты вынимаешь флисовую шапочку и предлагаешь ее Сурикате; та отказывается. Я вас не слышу, но вижу, как ты поднимаешь руки к небу мол, господи, помоги, Суриката дуется и смотрит на горизонт. Вам обеим сейчас нелегко, а я вчера посмотрел серию «Девочек Гилмор». Героини в такие моменты нуждались в помощи Люка, и мне, может быть, стоит просто подойти к вам и спасти субботнее утро Я проигрываю эту сценку в голове.
Джо, это ты?
Ого! Мэри Кей, вот так сюрприз! Не хочешь потрахаться в туалете?
Знаю. Это слишком. Да еще Суриката может проболтаться, что вчера рассказала мне о вашем ритуале. Думай, Джо, думай Если б ты меня заметила, то подошла бы поздороваться. Так поступают друзья. Значит, моя маскировка еще работает, и ты меня не видишь (да здравствуют бумажные газеты!), а Суриката вдруг наклоняется над перилами.
Хватит! кричит она. Если не отстанешь от меня, я спрыгну, клянусь!
Ты отвечаешь ей, что это не смешно, она вопит, чтобы ты перестала над ней трястись, и я умиляюсь; я люблю нашу семью. И тут какой-то болван в футболке топает по лестнице и влезает в кадр, а Номи показывает на этого болвана так, будто его знает.