Яна Батчаева
Беркутчи и украденные тени
Пролог
Жарко горел костер в степи у предгорья Улутау. И алые языки пламени его все выше тянулись к закатному небу, будто старались напоследок напитаться светом уходящего солнца, чтобы еще ярче гореть до самого утра.
У огня сидел совсем седой старик. Поверх прочей одежды сверху на нем был надет синий халат, весь расшитый узорами, на груди сверкали диковинные амулеты да бусины, а голову покрывал борик с опушкой из волчьего меха. На слегка смуглом, морщинистом лице, с удивительно четко выведенными скулами, залегла улыбка. Глаза слегка прищурились, ждали. Они точно знали, что время пришло.
Три юноши стояли напротив старика. Старшему из них только-только исполнилось семнадцать, но сила уже давно таилась внутри него и теперь, пробудившись, стремилась вырваться на свободу. Ученик неуверенно смотрел на учителя. Тот важно и не спеша кивнул, не переставая лукаво улыбаться, будто ему были открыты все самые поразительные тайны вселенной, и таким простым жестом вселил в молодого человека веру в самого себя.
В сердце юноши разгорячилась храбрость, что присуща лишь самым смелым мужчинам. Он вдохнул полную грудь воздуха и закрыл глаза. Сосредоточился. Ветер ерошил русые волосы, окутывал его и забирался прямо под рубаху, но тот будто совсем не чувствовал холода. Он словно стал частью свободного ветра и пылающего огня одновременно, рос из земли, как могучее дерево и был сильным, как поток бурлящей горной реки. Наконец, он выдохнул и высоко поднял правую руку, обтянутую перчаткой: поверх ткани, на указательном пальце засверкал громоздкий перстень с ярко-красным опалом, золотая оправа которого была сделана в форме крыльев, держащих камень. Природа замерла в ожидании. Звуки степи стихли. Такая тишина опустилась на землю, что стало слышно, как шепчутся в небе звезды.
Вот оно шелест крыльев, скользящих в темноте, а затем будто из ниоткуда появившаяся тень крупной птицы. Она ухватилась когтями прямо за очертание предплечья юноши на земле. Немыслимо. Оба друга его, раскрыв глаза в изумлении, шумно втянули воздух, но тут же спохватились и смолкли, чтобы не спугнуть бестелесное существо.
Взгляд всех троих был прикован к тени, что смиренно ожидала конца ритуала. Наконец, старший ученик уверенно проделал круговое движение рукой, на которой сидела птица, и пробормотал слова на рахманском языке духов: «он вету он левиа». В то же мгновение в воздухе родился клубок синего пламени размером с кулак. Он рос слишком быстро. Люди и глазом не успел моргнуть, как клубок увеличился в сотню раз, а затем вспышка, взрыв, и из этого пламени явилась птица во плоти своей.
На руке юноши величественно восседал темно-бурый хищник. Он гордо поднял голову с золотистыми перьями на затылке, расправил массивные крылья и издал крик, что вихрем пронесся по широкой степи. Тотем признал своего беркутчи и единство с ним до самой смерти.
Глава 1. Визит ворона
Березовая улица освещалась сплошь торчащими фонарями. Однако их желтого света было недостаточно, поэтому большая часть зданий, растянувшихся на ней, так и оставалась окутанная темнотой. Среди них ютился детский дом номер двадцать четыре. Он был построен еще в прошлом веке, но несмотря на это выглядел вполне сносно: стены из красного кирпича почти без сколов, новенькие пластиковые окна, но абсолютно неприветливый пустынный двор перед фасадом, огражденный забором. Ни кустов тебе, ни цветов. Лишь небольшая игровая площадка для младших воспитанников, да старый вытянутый стол для пинг-понга, ножки которого давно покрылись плесенью. Этот дом навевал такую тоску, что будто сквозняк задувала в душу едкое чувство одиночества.
Внутри было не лучше. Та же унылая, неуютная атмосфера, которая днем разбавлялась суетой, а ночью хором из безмятежного дыхания, посапывания, а иной раз и храпа, больше походившего на негромкое похрюкивание. Ровно, как и сейчас. Во всем доме хозяйничал сон. Даже дежурная воспитательница на третьем этаже, Роза Андреевна, уронив массивный подбородок на грудь и сложив руки на полном животе, отдалась дремоте. Конечно же, стоило произойти чему-либо из ряда вон выходящему и нарушающему общую картину сна, как грузная пожилая женщина тут же всполошилась бы и моментально приобрела ясность мысли. Она давно развила подобные навыки.
Ратмир Громов хорошо знал это, а потому старался стоять у окна тихо, чтобы не разбудить ее, иначе отхватит так, что мало не покажется. Роза Андреевна с нарушающими режим не церемонится. Чуть что на кухню дежурить, полы драить, да еще и подзатыльником наказание дополнит. А рука у нее тяжелая проверено не раз. Но как бы там ни было, Рат все равно пренебрегал правилами учреждения и находил в этом особое удовольствие, словно такого рода бунт мог позволить ему почувствовать себя более свободным, как было до того дня, когда эти угрюмые стены стали его пристанищем на долгие годы.
Свободным. Да. Именно таким он себя ощущал в то время, когда родители были еще живы, то есть до его семилетия. А еще значимым и сильным. Особенно в те дни, когда родители устраивали поездки на природу и они втроем проводили часы за пикниками на зеленеющем холме, где неизменно разгуливал ветер, а пышные кроны дубов, точно по волшебству заключающих то место в плотное кольцо, танцевали под его музыку.
Отец говорил ему: «прислушайся, сын, так дышит мир». И он слушал. Слушал шелест травы и листвы многолетних деревьев, голоса птиц, свист ветра в его русых волосах и хрустальную мелодию Голубых озер. Этот язык природы мальчик понимал без труда. Он с головой погружался в самую глубину мира и даже крохотная пылинка его, казалась чудом. Рат ощущал себя частью вселенной, без которой ее существование просто невозможно, не то, что теперь, будто он совсем чужой в этом мире, как лишний пазл из уже сложенной картины.
Мальчик глубоко вздохнул и его выдох оставил на стекле влажный след. Рат смахнул его ладонью. Холодно. Он взглянул на квадратные серые часы на стене: маленькая стрелка скользнула за полночь. Спать не хотелось. Вместо сна, он принялся высматривать, открывающуюся взору, окрестность, как делал это уже сотню раз. Вот прямая пустая дорога под окнами: поскольку детский дом обосновался на окраине города, то автомобили по ней проезжали редко, тем более в ночное время; напротив несколько пятиэтажек, с магазинчиками на первых этажах, а за ними притаились частные домики. Где-то вдали в ночной тишине блестела гладь Голубого озера. Искусственно созданное человеком, оно так гармонично вписалось в среду края, что, смотря на водоем, трудно было думать о его истинном происхождении. Лазурные воды давно уже стали естественным украшением города и крепко полюбились как местными жителями, так и туристами.
Славился город также и своим машиностроительным заводом. Повернув голову влево, мальчику удавалось увидеть из окна краешек красной кирпичной стены. Это здание было хорошо ему знакомо, ведь когда-то в нем работала его мама. Она была бухгалтером и несколько раз брала его с собой. В основном, они шли в кабинет и проводили там все время, но проходя по коридорам, Рат видел и цеха завода. Тогда не упуская случая он, открыв рот от восторга, жадно рассматривал все эти машины, оборудование и замудренные конструкции. Цеха для мальчишки были ни чем иным, как магические миры, в которых работники они же волшебники создают удивительные вещи.
Такие живые воспоминания. Даже несмотря на то, что прошло уже целых шесть лет, кабинет бухгалтерии, коридоры, цеха представлялись в его воображении так четко, будто он был там всего пару недель назад. Хотя, пожалуй, за прошедшее время многое могло измениться.
Ночь укрывала Лирм точно воздушным одеялом. Небо искрилось звездами. Черничное, чистое А ведь по прогнозам на завтра обещали дожди. Но пока ни одно облачко не заслоняло круглой луны и холодный свет ее падал прямо на мальчика, очерчивая угловатые плечи, слегка взъерошенные волнистые волосы и дерзко выпяченный подбородок. Темно-карие глаза неустанно смотрели в окно. Этот взгляд, глубокий и сосредоточенный, был слишком взрослым для тринадцатилетнего паренька.
Рат Громов взглянул на свое блеклое отражение в стекле. На левом ухе виднелась выпуклая темная родинка точь-в-точь, как у отца. Майя его любимая воспитательница как-то сказала, что такая наследственная родинка предрекает потерю родителя, но вместе с тем обещает счастливое воссоединение семьи однажды. «Ага, как же, подумал Рат, мертвецы возвращаются только в хоррорах и, как правило, все заканчивается в лучших традициях Кинга».
В том, что его родители погибли не было никаких сомнений. Он сам чудом спасся. Даже сейчас частенько закрывая глаза перед сном, он видел объятый адским огнем его родной дом. Эта еще одна причина, по которой он не спешил засыпать. Рат слишком хорошо помнил тот пожар. Помнил, как кричал, что есть сил, до боли в груди, а хриплый крик поглощали клубы дыма, как трещала горящая мебель, как рушились стены. Помнил, как страх загнал его в угол. А потом вдруг появился человек, укутанный в плащ, подхватил его на руки и вынес на улицу. Мальчик в ужасе прижимался щекой к холодному плечу. Глаза разъедал дым, слезы текли ручьем и во рту тошнотворный привкус гари, который навсегда остался в его памяти. Кто был тот человек? Рат так и не увидел лица, но слышал его голос, когда тот привел его к порогу детского дома и сказал, что теперь он будет в безопасности. Может и так. Вот только с тех пор он совсем один, оторванный от рода.
Череду мыслей и воспоминаний прервал раздавшийся бархатистый шорох перьев совсем рядом, а после, как того и ожидал Рат, тихий стук клюва о стекло. Это был он черный, как смоль ворон. Мальчик тихонько приоткрыл створку, впуская птицу, а вместе с ней и сырой воздух. От прохлады тут же побежали неприятные мурашки по спине, а щеки и уши закололо. Да, осень в этом году особенно холодная. Поежившись, Рат поспешил закрыть окно. Ворон, гордо выпятив вперед грудь, неторопливым шагом вошел внутрь и примостился на подоконнике по левую сторону от Громова. Правый глаз-бусина сосредоточился на подростке.
Ну, здравствуй, прошептал Рат и слегка взъерошил маленькие перышки на шее. Птица от удовольствия прикрыла глаза и вытянула шею, словно кошка.
Они были знакомы не первый год. Ворон навещал его пару раз в месяц с тех пор, как мальчик попал в приют. В основном он прилетал после отбоя, когда остальные дети крепко спали в своих постелях, в то время как Рат еще бодрствовал и без толку ворочался на кровати до поздней ночи или, как сейчас стоял у окна. Тогда птица, будто зная наверняка, что он не спит, прилетала, постукивала в окно, таким образом требуя впустить ее.
С первого же визита ворон без опаски позволял гладить перья, отливающие синевой, но что самое поразительное вел себя он как-то уж очень умно: не каркал, не шумел и стучал так тихо, чтобы не разбудить остальных мальчишек и дежурных. Это казалось Ратмиру Громову странным. Как бы там ни было, к птице он искренне привязался, как к домашнему питомцу, и ее появление у окна всегда радовало мальчика.
Иногда подросток говорил с ним. Рат замечал, как ворон внимательно слушает его, склонив голову набок, а пару раз ему даже почудилось, что птица в ответ кивнула, но он сослался на свое полусонное состояние и сразу же выкинул это из головы.
Красивая луна, не правда ли? тихо произнес Громов.
Он снова ласково потрепал птицу, и та в ответ издала звук, чем-то отдаленно напоминающий урчание.
Время неторопливо отмерило час ночи. Песню тишины нарушало лишь сопение спящих мальчишек и, взглянув на них, Громов почувствовал, как и его веки наконец поддались сну и потяжелели. Пора было ложиться в постель. Он повернулся к ворону, чтобы попрощаться с ним и выпустить из комнаты, но заметил, что тот ведет себя необычно. Он будто бы затаился. Птица устремила свой пронзительный взгляд на улицу, а острый клюв слегка приоткрыла прислушалась. Рат насторожился и последовав примеру ворона, также посмотрел в окно. На стенах, толпившихся напротив зданий, мелькали тени. Это были неуклюжие бестелесные тени, которые словно порхали по фасадам, заглядывая в окна и временами растворяясь в них.
Мальчик крепко сжал веки и быстро помотал головой. Потом он снова открыл глаза и снова вгляделся в темноту, местами развеянную приглушенным светом фонарей. На миг ему показалось, что на самом деле ничего такого не было, но тут пара теней сползли прямо на асфальт и сердце Громова переместилось вверх к горлу и принялось стучать, как сумасшедшее, не давая вздохнуть. Он никак не мог поверить, что эти тени могли летать сами по себе, а потому не переставал крутить головой из стороны в сторону, чтобы обнаружить какому существу они все-таки принадлежали. Но увы улица была пуста.
Замершая на подоконнике птица встрепенулась, беспокойно захлопала крыльями и с нетерпением стала ковырять и царапать клювом раму, прорываясь наружу. Впервые ворон вел себя так. Ратмир пытался утихомирить его, но тот лишь еще больше нервничал. Из-за шума начали ворочаться остальные воспитанники, а в коридоре послышались шаркающие шаги и недовольное бормотание Розы Андреевны. Ратмир быстро повернул ручку, выпустил из комнаты ворона, а сам поспешил в постель. Мальчик едва успел натянуть одеяло, как дверь отворилась. Дежурная провела прищуренным взглядом по всем ребятам, некоторое время постояла у входа, но не найдя источника непонятного шума, хмыкнула и вернулась на свое место, где буквально через пару минут снова погрузилась в сон. Сам же Ратмир долго ворочался и не мог уснуть, а когда это все-же произошло, то ему приснился удивительный и, вместе с тем, зловещий сон.
Он стремительно летел над городом, как свободная сильная птица, а под ним на улицах всюду рыскали многочисленные тени. Прямо из этих темных густых пятен тут и там выпрыгивали озлобленные псы. Нет, волки! С горящими, как раскаленные угли, глазами и шерстью, больше напоминающую железную чешую. От их вида у подростка застыла кровь в жилах.
Он старался оставаться незаметным, но вдруг демонические существа все разом учуяли мальчика и горящие взоры обратились к нему. Волки пустились в погоню. Эти безобразные создания не были прикованы к земле и носились по стенам, прыгали по деревьям будто для них не существовало никаких преград. Они то и дело приближались к Рату. Он чувствовал, как острые, точно кинжалы зубы, лязгали, смыкаясь вблизи ног, а зловонное дыхание обжигало тело не меньше пламени, но ему удавалось увернуться. И каждый раз, когда волки терпели поражение, слух подростка терзало дьявольское рычание.
Стая гнала его вперед все быстрее. Ветер свистел у него в ушах и обволакивал тело невидимым коконом. Руки, то есть крылья и лапы трясло, но от страха или холода было трудно понять. Во сне он как будто точно знал в какое именно место направляется. Рат набирал скорость, но и чудовища не отставали. Наконец впереди показался костер. Он горел прямо посреди степи, огороженной вокруг, словно стенами, черными горами. При виде него мальчик, как ни странно, успокоился, хотя обычно опасался огня. В глубине души он чувствовал, что нашел спасение. И правда едва волки приближались к ослепляющему пламени, как тут же превращались в сгустки черного дыма и растворялись в воздухе. Опасность миновала. Ратмир опустился на землю и как только коснулся земли, магическим образом снова обратился человеком.