А в тюрьме же совсем плохо. Ну что я, мальчик пяти лет и трёх месяцев, буду там делать? Там же какие-то странные дядьки. Приду я, а он сидит такой лысый, весь в наколках. И вокруг него такие же и все смотрят на меня с прищуром. А этот, весь в наколках, и прохрипит мне прохрипит, потому что у них там, в тюрьме, всегда холодно и сигареты плохие прохрипит, в общем, со шконки: «Ты чьих будешь?». А я что я? Я мамин и папин.
Откуда у ребёнка пяти лет и трёх месяцев такие познания тюремных традиций? Всему виной наш участковый дядя Боря. И вот, когда мама пугала меня тюрьмой, то очень не хотелось мне в тюрьму. К дяде Боре. В костюме Деда Мороза.
Я махал лейтенанту. Младшему. Ничего умнее моё тело придумать не смогло.
И тут он действительно посмотрел на меня а затем перевёл взгляд обратно. Всё его внимание было приковано к парню, сидевшему рядом. У меня прямо камень с сердца упал. Я выдохнул с облегчением. И тут же напрягся.
Дед, ну ты чо? набычившись, бросил парень.
Я же говорил, ответил Мороз добродушно, найдётся.
Младший лейтенант покинул транспортное средство. Не вышел, а именно покинул. Спешно, словно опомнившись, выпрыгнул из машины и побежал к нам, махая Деду. Будто тот куда-то собирался.
Ну ты Дед, обречённо буркнул парень и вышел из машины.
С Новым Годом! бросил ему вслед Мороз добродушно.
Парень пошёл к полицейскому, вытянув руки для наручников, а копейка тронулась дальше. Я обернулся, чтобы посмотреть на несчастного. Лейтенант, к изумлению парня, не стал крутить его, а отдал честь и достал из-за пазухи какой-то свёрток. Чем всё закончилась я так и не узнал: копейка скрылась за поворотом, навсегда оставив многоточие в этой предновогодней истории.
Нет, конечно, исход был ясен. Исход встречи с милиционером всегда ясен. Хотя с чего такое предубеждение? Там же тоже люди. И неплохие, в общем, люди. Вежливые, молодые, неиспорченные люди. Таких большинство. Везде. Только они хуже организованы. Честь и гордость простого человека товарищ милиционер, тот, на кого всегда можно положиться, если тебе нужна помощь и защита. Тот, кто всегда придёт, не смотря на метель, пустой бак в патрульной машине, беспредел высших чинов и смертельную опасность. Товарищ милиционер это вам не какой-нибудь господин полицейский.
Вот здесь остановите пожалуйста!
Выкрикнул и не заметил. Точнее, от того и выкрикнул, что заметил, а осознать ещё не успел. Как всегда. Всю жизнь вот так вот: не осознавая бред, а не жизнь.
Копейка не успела притереться к тротуару, а я уже выпрыгнул в сугроб и побежал к ступеням клиники. Ступени оказались сырыми. Наверное, посыпали солью, чтобы посетители не поскользнулись на наледи. Хотя какие посетители тридцать первого декабря? Никто не болеет перед праздниками. В нашей стране. Так по телевизору говорят, а по телевизору врать не будут.
Ну сырые, и сырые мне-то что? Так-то ничего, если бы не ботинок, похороненный в недрах сугроба. И вот стою я в одном ботинке перед женщиной в халате, а она устало и недовольно смотрит на меня со своего поста. Почему недовольно? Потому, может, что я единственный посетитель за весь день, и пришёл я за час до закрытия, а она наверняка уже собиралась закончить пораньше и пойти домой. Туда, где её никто не ждёт. Знаете, есть особая категория людей: те, которых никто не ждёт. Их легко узнать по глазам. По взгляду. Он потерянный.
Я
И вот что ей с таким потерянным взглядом говорить? Рассыпаться, что я тут в одном ботинке, а она там и больна? К чему? Да и слова все под этим её взглядом тут же улетучились. Апатия зараза чрезвычайно прилипчивая. Мы все были когда-то преданы. Кому-то. Кем-то. Как часто это один и тот же человек. И вот под этим вот потерянным взглядом и сам начинаешь всё вспоминать. И слова, и мысли разбегаются под наплывом образов обрывками неоконченных фраз, выползших из тьмы веков. И ты продолжаешь давно завершённый, но неоконченный спор с человеком, которого уже нет в твоей жизни. И поддаёшься эффекту лестницы, не обращая внимания, что она ведёт тебя не вверх, а вниз.
Вот
Я не нашёл ничего умнее, чем сунуть ей под нос телефон с СМС врача. Женщина посмотрела на телефон, нашла название лекарства, тяжело вздохнула. Преображение было мгновенным. Насколько же порядочные люди работают в белых халатах. Сколько в них искреннего сочувствия и желания помочь. И как часто они видят страдания. Приходят больные и несчастные никому ведь и в голову не придёт поделиться своей радостью. Чаще лишь боль и страдания. Тяжёлое зрелище для добрых сердец.
У нас его нет, извиняющимся тоном ответила женщина.
Она меня обманула. Нет, конечно она ничего не обещала, да и вообще, ещё пару минут назад даже не знала о моём существовании но я-то ей уже поверил! Я на неё надеялся! А она да как она могла?
Я поплёлся обратно, шлёпая по кафелю мокрым носком. Интересно, как, поглощённые горем или счастьем, мы не боимся показаться нескладными быть собой.
Постойте донеслось мне вслед, я позвоню остальным, может у них есть.
Я повернул. Для того, чтобы через пару минут поплестись обратно. Так я думал. Женщина всё набирала и набирала номера. Поразительно, но с каждым новым отказом она воодушевлялась всё больше, словно видя свет в конце тоннеля и стремясь к нему. Это её воодушевление передалось и мне. Она звонила ровно до тех пор, пока звонки не начали возвращаться. Люди, которых я никогда не видел, охваченные простым человеческим чувством потребностью, желанием помочь, звонили другим людям, а те, в свою очередь, дозванивались третьим. Сами того не зная, мы запустили огромную цепь сострадания. Чудо не могло не случиться.
Женщина поспешно записывала адрес, а ей продолжали названивать люди добрые люди. Все они называли один и тот же адрес, счастливые от того, что смогли помочь. И она женщина, которую никто не ждёт, улыбалась и плакала от счастья. Словно нашла что-то, что давно потеряла.
Вас там ждут, сказала она, протягивая мне записку с адресом.
Спасибо.
Идите, идите же. Они будут ждать.
Я уходил, а они всё продолжали звонить. Добрые, сострадательные люди.
Я не стал искать ботинок. Да и зачем? К чему мне ботинок, когда у меня в руках было лекарство? Счастливый билет на получение эликсира.
Старая копейка ждала на прежнем месте. Белобородый водитель улыбался и махал мне своей красной рукавицей. Он словно знал, что всё будет хорошо. Всегда.
Садись, поехали! крикнул он в окно.
Он явно торопился куда-то, но всё равно ждал меня.
Я запрыгнул в машину, и копейка тут же рванула от обочины. На улицах ещё сновали люди, позабывшие купить горошек, но их становилось всё меньше. Все скрывались в парадных, чтобы застыть за столами в ожидании чуда. И я. Я застыл на заднем сиденье, боясь дышать, крепко сжимая в руках талон на чудо.
Как мало человеку надо для счастья. Мелочь. Ничего. Всего-лишь обещание счастья.
Дед Мороз, не сбавляя скорости, перегнулся через ручник и достал из-под соседнего сиденья пакет. Не оборачиваясь, он протянул его мне.
На. Заболеть ещё не хватало.
В пакете были валенки. Обычные валенки. У моего деда были такие же. Дед мой, оставаясь до мозга костей мужиком деревенским, не оставил свои валенки, даже когда переехал к сыну в город. Он починял поезда. Мой дед. Имея всего четыре класса образования и девять пальцев, он починял поезда. И ходил в валенках. А ещё он был очень строгим и добрым. Могучий укротитель паровозов в великанских валенках.