Удар туши хищника, который весил почти вдесятеро тяжелее меня, откинул меня назад, но на ногах я удержался. Я успел опустить пятку копья и упереть ее в землю. Наконечник еще больше порвал плечо медведя, но разъяренного зверя это не остановило. И на расстоянии от меня не удержало не хватало длины копья: вот если бы в грудь попало хватило бы, а в плечо нет.
Медведь встал на дыбы, во весь свой трехметровый рост. Первый удар он нанес лапой. Правой, здоровой, левая у него уже не работала из-за раны. Мне сверху вниз по плечу попал. На ногах я устоял. Потом зверь дотянулся пастью и начал грызть мою голову, шею, левое плечо. Если бы дело было летом, на этом моя жизнь и закончилась бы. Остался бы без скальпа, без лица и без руки. С такими ранами при местном уровне медицины не выживают, даже если сразу не истечь кровью. Но дело было зимой меня спасли шуба и шапка из волчьего меха. Прокусить шубу хищник смог, но серьезно порвать меня уже нет, только кожу, и то не везде.
Я стоял под весом зверя, упираясь изо всех сил, наклонял голову, пытаясь уберечь лицо от зубов. До сих пор ярко помню его запах, шумное ворчание и тяжесть лапы. Копье я оставил, оно так и упиралось острием в рану зверя, а пяткой в землю. Освободившейся рукой вытащил охотничий нож. Первый удар направил в левый бок, под лапу. Нож вошел удачно, по рукоятку. Но толку от этого было мало, медведь продолжал меня грызть. До сердца я так достать не мог, оно у него посередине груди, еще и нож мог застрять между ребер.
Следующие удары я нанес в шею. Нож пробивал толстый слой меха и мягко входил на всю глубину. Выдергивал я его с оттяжкой, чтобы расширить рану. После второго удара медведь замер, после третьего тяжело отвалил в сторону и упал на снег. И издох.
***
Вся схватка заняла время в несколько вдохов.
Медведь тихо хрипел на снегу и умирал. Я стоял рядом, шатаясь, и пытался отдышаться. Моя шуба была забрызгана кровью зверя. Рубаха пропиталась собственной кровью.
Левая рука висела неподвижно удар лапой сломал ключицу, а зубы сильно помяли мясо на плече. Шею защитил воротник шубы. На лице клыком порвало щеку. Еще кое-где неглубокие раны от зубов были, но это мелочь.
Опустился на колени. Промыл порванную щеку чистым снегом. Приладил кусок кожи на место, примотал его тряпицей. Концы ее зажал зубами завязать одной рукой не смог. Так и держал всю дорогу.
Левую руку в перевязь положил, чтобы не болталась при ходьбе.
Пошел в деревню, к сестре.
Добрел туда уже ночью. Сестра промыла раны, приладила ровнее порванную кожу на щеке, зашила. Голову обрила, чтобы раны очистить. Перевязала, где нужно. Руку подвязала удобно, чтобы не беспокоить плечо.
Потом всё начало весны провел у нее лечился.
Отношения у нас с ней всегда были хорошие я и раньше регулярно приходил в гости, помогал ей, приносил то фазана, то зайца. Весной, когда старые запасы уже кончились, а из нового только редиска и зеленый лук успевают вырасти, такая помощь ее детям жизнь сохраняла. Племянники меня любят, а я их. После того лечения стал к ним еще чаще приходить, и каждый раз с подарком. Не только потому, что благодарен был, пока я болел, успел в деревне себе подругу присмотреть
***
Чтобы как-то упорядочить свои знания об окружающем мире и своей прошлой жизни охотника, я после завтрака вышел наружу, сел на чурбан, поставленный для этого рядом с землянкой, и стал вспоминать.
Страна, в которой я живу, называется Низотезия. Старая ее часть, горные баронства, небольшая, это десяток долин в горах. Вокруг них скалистые горы, которые никому не нужны. Интересны эти баронства тем, что народ там живет очень воинственный.
Занимаются они в основном разведением скота на горных склонах. Там где пониже коров и лошадей, где повыше овец и коз, а на границе ледников лам. Ну, не совсем земных лам, но очень похожая животина, разновидность верблюда. Очень у нее шерсть теплая и длинная. Зелени в долинах и на склонах много, животноводство процветает. Но пригодных для полей земель мало. Горцы догадались захватить немного земель в окрестностях, на равнине. И тем самым решили проблему голода. Потом наладили торговые связи, стали торговать шерстью по всему континенту. Появились у них деньги.
А дальше случился у них демографический всплеск: еды достаточно, детей родится много, смертность маленькая. Места в долинах для всех не хватает. Что делать? Ответ хорошо отработан в истории всех молодых парней, не имеющих своего хозяйства на войну. Грабить соседей. Деньги на покупку хорошего оружия и наём магов есть, от торговли шерстью получены. Кто-то во время набегов погибнет. Кто-то останется и вернется с добычей. Край богатеет, лишние самцы утилизируются. Всем хорошо, кроме мертвых, но мертвые не протестуют.
Куда девать лишних девок, спросите вы? А замуж. А чтобы дисбаланс между выжившими парнями и дамами устранить, в обычай вошло каждому мужчине брать двух жен: одну в молодости, когда после первого военного похода хорошую добычу принес, вторую когда зажиточный мужчина к среднему возрасту приблизился (а его первая жена или умерла от родов и болезней, или постарела). Очень удобный и практичный обычай. Который, ко всем прочим преимуществам, помогает сохранить высокую плодовитость.
Теперь представьте, с какой охотой молодые парни рвались грабить соседей. Вот вам бы лет в шестнадцать сказали: «Сходи, повоюй, вернешься с добычей жениться разрешим. А не пойдешь воевать не разрешим». Жениться-то всем в этом возрасте охота ну или погулять по соседним странам, понасиловать тоже вариант. Тем более что войско всегда сопровождают маркитантки и шлюхи. Что половина вояк может не вернуться не страшно, в молодости смерти не боятся.
В общем, горцы стали очень-очень воинственным народом.
Потом, как и викинги, и германские варвары, и татары всякие, горцы сообразили, что грабить дело хорошее, но зачем грабить, ходить туда-обратно, если можно захватить насовсем? Сначала захватили окрестную равнину. Обложили крестьян данью. Построили замки. Но там население бедное, так что горцам равнинные баронства полезны для продовольственного снабжения, а богатств там не оказалось. Потом горячие горцы прошли через Большой лес на север, в прибрежные баронства, закрепились там, устроили пятидесятилетнюю войну с Алитанией, и в результате отхватили у нее несколько больших жирных кусков с крупными портовыми городами. Так образовалась Прибрежная марка.
Теперь Низотезия состоит из трех разнородных кусков: богатые и воинственные горные баронства, бедные равнинные баронства и очень-очень богатая Прибрежная марка с крупными городами, которая по своему статусу соответствует земному герцогству. Герцог вроде подчиняется Совету горных баронов, но в своей марке почти суверен и даже немножечко бог.
А между Прибрежной маркой и баронствами на пару сотен километров протянулся Большой лес. В отличие от земного европейского средневековья, когда все угодья кому-то принадлежали, Большой лес ничей. Там может свободно жить и охотиться любой человек. Только желающих там жить не много слишком сложно это и опасно.
***
Тимка родился в деревне на краю равнины, на границе с Большим лесом. Недалеко от деревни как раз одна из дорог через лес проходит, из баронств в Прибрежную марку. Родная деревня была бедной: собственной ведьмы в ней не было, поэтому урожаи были низкими, скот болел часто, регулярно голодные года случались.
В семье Тимка был шестым ребенком из девяти.
Большая семья богатая семья. Если много детей много помощников по хозяйству. Так что жили они хорошо, относительно сыто. Дети-пятилетки приглядывали за самыми младшими. Восьмилетки помогали с мелкими делами, которые им по силам. Десятилетки учились работать в поле и ремеслам. Лет с двенадцати помогали по хозяйству, как взрослые. Девок в пятнадцать выдавали замуж, парней выделяли в отдельное хозяйство лет в шестнадцать или позже.
Двое из старших детей умерли от болезней еще до рождения Тимки.
Тимке было лет пять, когда прошел мор. Отец умер, хотя был еще крепким, ему чуть больше тридцати было. Из братьев и сестер умерло двое. Тимка выжил.
Вдова, уже слишком старая для второго замужества, тридцатилетняя, осталась с пятью детьми, из которых приближался к совершеннолетию только один сын.
Всё бы ничего, но барон решил, что мор это не повод снижать подати. И деревенский староста не стал пересматривать распределение налога по хозяйствам, не важно есть в семье кормилец, или нет.
Много ли наработает на поле вдова с детьми? Первую зиму протянули на старых запасах. Пришлось продать корову, за бесценок, нечем было ее зимой кормить.
Потом еще засуха прошла, два года подряд. Как мать и старший брат ни старались, но одну задницу на три половинки не порвешь, семья стала голодать. Тогда самый младший брат умер от голода, а мать от болезни, зима была холодной.
Хозяйство окончательно захирело ни скота, ни работников.
Старший брат хозяином оказался не очень удачливым. Зато как совершеннолетним стал, сразу женился. А жена его начала Тимку и двух его сестер выживать постепенно готовить место в доме для своих детей.
Через год старшую сестру замуж выдали. Без приданного, второй женой за сына старого старосты. По сути, в служанки отдали. Сначала ей тяжело пришлось. Теперь уже ее муж старостой стал, да и положение в доме у нее теперь как бы не лучше, чем у старшей жены. Та постарела, а сестра детей родила и все еще красива.
Тимка с малолетства, в голодные годы, начал охотиться, чтобы самому весной от голода не подохнуть и семье помочь. Сначала пробовал силками зайцев ловить, потом, лет с десяти, к опушке леса ходил, птицу из лука бил. Часто с дядей, братом отца, общался, тот его учил всяким охотничьим хитростям. Постепенно Тимку перестали загружать работой по дому и в поле, он больше охотился, и это у него неплохо получалось. Сейчас понятно рисковал он сильно, удивительно, что в те годы на крупного хищника или взбешенного кабана не нарвался. Везение, осторожность и советы дяди помогли. Постепенно подросток в лесу освоился.
В пятнадцать лет, весной, не дожидаясь его совершеннолетия, старший брат сказал Тимосу выделяться из его дома. Жена ему макушку проклевала, у них уже своих детей четверо было. Да и сильной любви между братьями не сложилось слишком большая разница в возрасте.
Через год и младшую сестру, Лексу, замуж выдали. За бездетного вдовца, небогатого, но вроде живут в любви. Тим им помогал мясом, когда детишки у них пошли, а потом Лекса его выхаживала, когда его медведь подрал. У них с Лексой разница всего в год, он в детстве постоянно с ней возился, когда был не на охоте. Так и привыкли быть вместе.
***
Брат выставил Тима из дома с небольшим мешком инструментов и утвари, оставшимися еще от отца. По всем понятиям, мог бы и богаче ему долю выделить. Пожадничал.
Предлагал еще помочь со строительством дома, но Тимос отказался он здраво решил, что работать на поле ему не интересно, а значит и дом в деревне пока не нужен. Да и подати платить пришлось бы. А так нет дома нет податей.
Тим решил, что кормиться он будет от леса, охотой, а если кормиться там то и жить надо там же.
Парень присмотрел себе место на склоне балки на границе леса и степи. Вырыл там свою первую землянку. Сейчас смешно вспомнить не умел толком ничего, получилась просто небольшая пещера, там места было только для очага и ложа. Намучился потом осенью и зимой. Сначала оказалось, что во время осенних дождей вода подтекает, потом всю зиму мерз. Как вход ни утеплял, всё равно по полу холод шел. Получалось, ноги даже в унтах мерзнут, а вверху и без рубахи жарко, когда очаг горит. Чуть грудную болезнь не заработал. Спасся тем, что сшил себе рубаху и чулки из оленьей шкуры.
В ту зиму он впервые добыл пушного зверя лису подстрелил, которая увлеклась нырянием в снег за мышами и не заметила его. Шкуру с нее Тим снял, почистил, как умел, засолил, отнес на продажу в село у баронского замка.
Там со скорняком познакомился. В тот первый раз он ему за шкуру лисы полцены только дал, сказал, что обработана плохо. Зато научил, как правильно это делать. Потом еще ловушки для куниц предложил купить, на куниц всегда хороший спрос у господ и богатых купцов. Тимка на ловушки денег пожалел, отказался. Скорняк пытался убедить, сказал, что они лучше самодельных. Охотник зацепился за его слова, стал выспрашивать, как самодельные делать. Скорняк рассказал.
Теперь я-охотник сам лучше всех знаю, как правильно ловушки на куниц делать. Нужно пару деревьев найти, чтобы рядом стояли. К ним кусок жерди горизонтально привязать, на уровне груди, так лисы приманку не достанут. Сверху еще одну жердь закрепить, чтобы она опускаться и подниматься могла. Свободный ее конец ставится на распорку, сверху кладется бревно для веса, под распорку сторожок. Зверек к приманке подбегает, на сторожок наступает, распорка выскальзывает, верхняя жердь под весом бревна падает и зверька душит. Часто на птиц такая ловушка срабатывает, но и куницы попадаются регулярно.
Так я научился добывать пушного зверя в большом количестве. Теперь по лесу десятка три ловушек готовые стоят, зимой можно будет их подремонтировать и заряжать. В деревне об этом я никому не рассказывал, ни к чему это. Меньше люди знают лучше спят, зависть им не мешает.
А землянку я на второе лето себе другую, правильную выстроил. Теплую, сухую, удобную. Если одному жить лучше всякой избы, только печи нормальной нет, очаг вместо нее.
И на амулеты, отпугивающие мышей, деньги есть теперь, и одежда удобная. И о голоде забыл. При желании мог бы запас шкурок продать и хозяйством обзавестись в деревне.
Всё теперь у меня есть, кроме семьи
***
Отношения с подругой у Тима сложились неоднозначные. Сам-то охотник думал, что всё у них хорошо, все проблемы разрешимы и скоро она станет его женой. Но я с высоты своего земного опыта видел не так всё просто.
Девушку эту, Милку, Тим присмотрел, когда выздоравливал у сестры после трепки, полученной от медведя.
В первые дни он из дома не выходил, с кровати старался не вставать, чтобы раны не разбередить. Потом, как раны чуть закрылись, сходил в лес, к своей землянке. Кончалась зима, припасы тоже кончались у сестры. А Тиму, чтобы выздороветь, надо было не просто нормально питаться, а мясо есть, на одних щах из соленой листовой капусты не протянешь. Вот и пришлось идти забрать из землянки десяток кило вяленого мяса и принести в деревню.
Потом опять дома сидел. Раны зажили стало скучно: работать нельзя, ключица еще не срослась, а сидеть без занятия уже надоело. На улице снег сошел, потеплело. Стал гулять по деревне и окрестностям. И девки выползли с началом тепла на улицы. То у колодца стайкой встанут, щебечут о чем-то своем, то под вечер на лавочках вдоль улицы сядут. Или парочками прогуливаются вдоль улицы, не торопясь, туда-сюда, на людей смотрят и себя показывают. Парни тоже рядом крутятся.
Милка той весной только-только заневестилась.
Тим пробовал с ней заговорить у колодца, она смущалась, лицо прятала. Может просто малознакомого человека боялась, может шрам ей не нравился на щеке, он тогда еще свежим был, припухшим. Девушкам красота нужна чтобы кубики на прессе и лицо, как у педика. Это взрослая женщина понимает, что уродства разные бывают: какие-то на здоровье и силы влияют, какие-то по наследству ее детям передадутся, а какие-то просто шрам, знак победы в схватке.
На контакт девушка не шла. А Тиму она нравилась. А другие не нравились.
Тогда Тим задумал коварный план по ее покорению. Когда он в очередной раз сходил в землянку за мясом, прихватил с собой выделанную шкурку черной куницы. Вывернул ее шерстью наружу, чтобы красивее смотрелась, и положил себе в котомку.