Девушки два часа стоят в строю, пока выкликают их номера. До Циби доходит, что это те номера, которые выбиты на их распухших руках. Чтобы запомнить свой номер, она поднимает рукав и велит Ливи сделать то же самое. Теперь это их удостоверение личности.
Наконец вызывают их номера. После того как им разъяснили, что они будут делать, сестер ведут за ворота, мимо станции в сторону города Освенцима. За пределами лагеря их окружают пустые поля. В отдалении виден дымок, поднимающийся над небольшими фермами, и слышится ржание неразличимых лошадей. По обочине вышагивают эсэсовцы, некоторые с собаками, которые лают и рвутся с поводка.
Циби замедляет шаг, и сестер догоняют идущие сзади девушки. Оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии охраны поблизости, Циби осторожно отпускает руку Ливи и слышит тихий звук от удара мешочка о рыхлую землю. Тогда она вновь берет Ливи за руку, слегка сжав ее, как бы посылая сообщение о том, что они поступили правильно.
Они идут по улице, на которой стоят дома без крыш, некоторые без стен. Вдоль пустой дороги тянутся груды камней. Одни старожилы подходят к руинам, другие взбираются на крыши и начинают сбрасывать кирпичи и черепицу. Стоящие на земле стараются уклониться от падающих предметов, но не всегда успешно.
Вы двое! Капо пристально смотрит на Циби и Ливи. Идите сюда! командует капо, и девушки спешат к ней. Видите это? Она указывает на четырехколесную тележку, которая стоит в ста метрах от них и в которую впряжены две девушки. Как лошади, думает Ливи. Они покажут вам, что делать.
Сестры поспешно идут туда, снова встречаясь с пустыми глазами узниц, пробывших здесь гораздо дольше их.
Вставайте сзади, говорит одна девушка.
Ливи и Циби подходят к задней части тележки и ждут дальнейших указаний.
Девушки начинают тянуть тележку к недавно разрушенному дому, около которого длинными рядами сложены кирпичи, а рядом с ними стоят несколько девушек. Ливи и Циби толкают тележку.
Когда они добираются до кирпичей, девушки принимаются грузить кирпичи в тележку.
Не стойте без дела, помогайте им!
Подтолкнув локтем Ливи, Циби начинает бросать кирпичи в тележку. В этот момент к ним подходит капо.
Ливи бросает кирпич, и при ударе о другой от него откалывается кусочек.
Сломаешь еще один и жди последствий! выкрикивает капо.
Циби с чувством огромного облегчения вспоминает о Магде. Их сестра избежала этой муки. Циби так жаль Ливи на вид она гораздо моложе остальных девушек. Она храбрая, но еще такая маленькая. Как она вообще справится с этой работой?
Глава 8
Вранов-над-Топлёу, Словакия
Апрель 1942 года
Хая сидит у окна в той же самой позе, в какой сидела Ливи несколько дней назад.
Хая, мы услышим, когда она придет домой. Пожалуйста, отойди от окна. Ицхак ласково дотрагивается до плеча дочери, чувствуя, как у нее напрягаются мышцы.
Хая не опускает шторы она не пропустит приход Магды.
Отец, я не знаю, как мы расскажем ей о девочках. Хая устремляет взгляд на улицу.
Ицхак вздыхает. Его волнует то же самое.
Заварю липового чая, говорит он в ответ, и Хая кивает.
Она прижимается лицом к окну, и ее слезы скользят по стеклу, пока она бормочет молитвы, цепляясь за свою веру. Ей необходимо верить, что эти сильные слова дойдут до Циби и Ливи независимо от того, как далеко они находятся, что девочки услышат эти слова и узнают, что она жаждет их благополучного возвращения.
Повернувшись, чтобы взять у Ицхака чашку с дымящимся чаем, Хая не видит подъезжающей машины доктора Кисели. Магда выскакивает из машины, даже не дождавшись полной остановки, и бежит по тропинке.
Когда Магда врывается в дверь, Ицхак быстро берет чашку из рук Хаи, пока та не уронила ее. Потом отходит в сторону, а мать и дочь бросаются друг другу в объятия.
На пороге появляется доктор Кисели и ставит на пол небольшую сумку с вещами Магды. Ицхак и доктор обмениваются рукопожатиями. Доктор Кисели озирается по сторонам, понимая, что Циби и Ливи здесь больше нет.
Как Магда? наконец спрашивает Ицхак. Она выздоровела?
Она здорова и чувствует себя хорошо. Губы доктора растягиваются в улыбке, но глаза не улыбаются.
Хая, пора сказать Магде. Ицхак поворачивается к дочери и внучке, не разжимающим объятий.
Что сказать? Магда отстраняется от матери. Где Циби и Ливи?
Иди сюда и сядь, милая моя, произносит Хая дрожащим от слез голосом.
Я не хочу садиться. Магда смотрит на деда. Ты знаешь, где они?
Ицхак не отвечает. Доктор Кисели откашливается:
Мне пора идти, но, если ты почувствуешь недомогание или поднимется температура, я немедленно приеду.
Ицхак снова пожимает руку доктору Кисели и благодарит его. Он смотрит, как доктор идет к машине, потом закрывает дверь и, повернувшись, встречается взглядом с испуганными глазами Хаи и Магды.
Пожалуйста, сядь, Магда. Так будет легче.
Женщины садятся на диван, а Ицхак устраивается на единственном удобном стуле. Магда с силой сжимает руку Хаи, и Хая не противится этой боли.
Магда, твоих сестер увезли работать на немцев. Мы не знаем, где они, но они были не одни. В тот день забрали многих наших девушек.
Увезли работать на немцев? Магда в ужасе. Разве доктор Кисели не говорил ей, что ее сестры в безопасности? Разве не говорил, что Ливи слишком молода, а Циби не живет дома? Не может быть!
Хотелось бы мне, чтобы это не было правдой, произносит ее дед.
Но когда?
Два дня назад. Их всех увезли два дня назад.
В Шаббат? Магда медленно осознает тот факт, что сестер дома нет, что Циби сейчас не в лагере «Хахшары», а Ливи не в саду; Ицхак кивает. Зачем они это сделали? Почему поехали работать на немцев?
У них не было выбора, сокровище мое. В списках глинковцев было только имя Ливи, и Циби поехала, чтобы позаботиться о ней.
На какое время?
Мы не знаем, вздыхая, отвечает Ицхак. Надеемся, не очень надолго. Говорят, они будут работать на немецких фермах. Могут пробыть там все лето.
Магда поворачивается к матери:
Мама, зачем ты их отпустила?
Хая, пряча лицо в ладони, разражается рыданиями. Магда обнимает ее за плечи, привлекает к себе.
Магда, твоя мама не могла помешать им забрать девочек. Никто не мог. Голос Ицхака прерывается, и он достает из кармана большой носовой платок, чтобы смахнуть слезы.
Вдруг Магда отпускает мать, встает и заявляет:
Нам надо выяснить, где они, чтобы я смогла присоединиться к ним.
Хая ловит ртом воздух.
Мы пообещали твоим сестрам, что позаботимся о твоей безопасности. Здесь, дома.
Магда с вызовом смотрит на мать, с губ ее срываются резкие слова.
Мы тоже дали обещание. Мама, разве ты не помнишь? Она поворачивается к Ицхаку. Вы оба позабыли о нашем договоре быть вместе?
Где быть вместе? спрашивает Ицхак. Мы не имеем представления, где они сейчас.
Нам сможет помочь дядя Айван. Он ведь по-прежнему во Вранове, да? От смущения Магда краснеет, но полна решимости.
Конечно, медленно кивает Хая.
Я сейчас же хочу увидеться с дядей, настаивает Магда. Он знает людей. У него много знакомых. Он может нам помочь.
А вдруг он слышал что-то важное, думает она.
Магда не отрываясь смотрит на заднюю дверь, через которую можно пройти к дому по ту сторону переулка, где живут ее дядя с тетей и трое их маленьких детей.
Мы уже говорили с Айваном, и он пообещал сделать все от него зависящее, чтобы мы были в безопасности в своем доме. Это все, что он может сделать, твердо говорит Ицхак, вновь проводя носовым платком по лицу.
Потрясенная этой ужасной новостью, Магда медленно, неохотно откидывается на спинку дивана, и Хая обнимает ее, стараясь по-матерински успокоить несчастную девочку.
Глава 9
Освенцим
Весна 1942 года
Капо поднимает разбитый кирпич и машет им перед лицом Ливи, а потом сует его ей в руки, веля осторожно положить в тележку. Циби смотрит, как кровь из ранки Ливи пачкает кирпич. Когда капо отходит, Ливи пытается обмотать больную руку рубашкой.
Ранка на ладони Ливи не зажила, и Циби пытается оторвать полоску от гимнастерки, но ткань чересчур толстая и прочная.
Работай левой рукой. Я тебя прикрою.
Во время работы Циби загораживает Ливи от глаз капо.
Когда тележка заполняется кирпичами, капо кивает двум девушкам, работающим в связке с сестрами, а им говорит:
Вы двое, идите назад. Толкайте!
Сестры слышат, как тяжело дышат девушки, запряженные в тележку. Циби и Ливи толкают тележку сзади, но она не сдвигается с места.
Толкайте, ленивые сучки! Сильнее!
Циби упирается в тележку плечом и знаком показывает Ливи делать то же самое. Наконец тележка начинает ползти вперед.
Они продвигаются медленно, поскольку дорога замусорена битым кирпичом и черепицей, кусками древесины искореженными остатками того, что когда-то было человеческими жилищами.
Несмотря на холодный воздух и сильный ветер, с девушек градом льется пот. Циби не помнит, чтобы когда-нибудь выполняла такую тяжелую работу, даже в лагере «Хахшары». Она искоса смотрит на Ливи: сестре очень тяжело с одной здоровой рукой. Тележка движется по разбитой дороге мимо полей, на некоторых из них из мерзлой земли взошли ростки картофеля. Девушки подходят к пустому полю, где их поджидают мужчины. Здесь уже высятся штабеля привезенных кирпичей. Один мужчина говорит, куда поставить тележку, а потом с напарником помогает девушкам разгрузить кирпичи и уложить их в штабеля.
С пустой тележкой они возвращаются быстрее. Вся процедура повторяется вновь, после чего капо объявляет перерыв. Они садятся, прислонясь спиной к тележке, и Циби проверяет рану на руке Ливи.
Ливи, надо, чтобы кто-нибудь осмотрел твою руку. Когда мы вернемся, я спрошу, есть ли здесь врач или медсестра, шепчет Циби.
Мне нужна также чистая рубашка, с дрожью в голосе говорит Ливи. Эта испачкана кровью.
Мы можем постирать твою гимнастерку. Пошли работать.
Но нам еще не сказали. Разве нельзя еще немного отдохнуть?
Можно, но я хочу, чтобы капо отметила это и меньше к нам придиралась. Пошли, ты сможешь.
К концу дня девушки сделали четыре ходки с тележками. Циби вздрагивает, вспоминая эпизоды начала дня, когда несколько девушек были травмированы упавшими с руин кирпичами и черепицей. Им приходится опасаться тумаков и затрещин, которые капо раздает направо и налево тем, кто, по ее мнению, увиливает от работы. На пределе сил сестры добредают до своего барака, получив ожидающий их скудный обед.
Проглотив хлеб и суп, Циби подходит к капо, таща за собой Ливи, и показывает травмированную руку сестры:
Капо, можно ли моей сестре получить где-нибудь первую помощь? По дороге сюда она порезала руку, и у нее идет кровь. Чтобы она могла работать, надо перевязать руку.
Высокая женщина вскользь смотрит на протянутую к ней руку.
Медчасть в следующем бараке. Может быть, они посмотрят, а может быть, и нет, с ухмылкой говорит она, указывая в сторону лагерных ворот.
Циби и Ливи успевают сделать пару шагов, когда капо кричит им вдогонку:
Иди одна! Нет нужды, чтобы старшая сестра держала тебя за руку. Она ухмыляется собственной шутке. И не называй меня «капо» меня зовут Ингрид. Она улыбается щербатым ртом, и Циби вдруг становится не по себе.
Все будет в порядке. Циби подталкивает сестру. Я займу нам место для сна.
Лагерь вновь залит светом прожекторов. Солнце село. Закончился первый полный рабочий день в Освенциме.
В ожидании сестры Циби устраивается у стены. Немного погодя, пока она пытается разгладить комковатый тюфяк, в дверь врывается Ливи, зовя ее по имени.
В бараке сейчас по меньшей мере тысяча девушек: кто-то спит, кто-то еще бодрствует, некоторые тихо разговаривают. Циби встает и машет рукой, и Ливи, заметив ее, направляется к ней, огибая тюфяки.
Циби замечает на лице Ливи следы слез полосы розовой кожи на фоне кирпичной пыли, покрывающей ее тонкое нежное лицо.
Что случилось? Ты в порядке? спрашивает Циби, когда Ливи падает в ее объятия, усаживает сестру на тюфяк и хватает ее забинтованную руку; похоже, ранку обработали. Что случилось?
Ливи продолжает рыдать и наконец выдавливает из себя:
Почему ты мне не сказала?
Что не сказала? Что произошло?
Я пошла в больницу.
И что-то случилось?
Я увидела. Ливи перестает плакать; ее глаза округлились от страха.
Что увидела? вся похолодев, спрашивает Циби.
Там висело зеркало. Почему ты не сказала мне о том, что со мной сделали?
Циби берет лицо Ливи в свои ладони и впервые за много дней улыбается:
И это все? Ты увидела свое отражение в зеркале?
Мои волосы Ливи проводит рукой по голове и сразу с отвращением отдергивает руку. Они остригли мои локоны. Она смотрит мимо Циби, в глубину барака, на сотни бритых голов; у нее остекленевший, мутный взгляд. Циби готова ударить сестру, вывести ее из шока, но вскоре Ливи обращает на сестру свои широко открытые голубые глаза. Они остригли мои волосы, шепчет она, а ее руки вновь тянутся к голове, глаза наполняются слезами.
Но, Ливи, что они, по-твоему, делали той машинкой?
Я я не хотела об этом думать. Пока это происходило, я воображала себе, что мама возится с моими волосами. Ты же знаешь, как она любит причесывать мои кудряшки. Когда до Ливи доходит, она замолкает. Ее бьет дрожь.
Циби начинает понимать: некоторые вещи настолько ужасны, что их не принимаешь. Может быть, это и хорошо. Кто знает, что еще им предстоит вынести? Может быть, ей тоже придется воспитать в себе это умение.
Ливи, я твое зеркало. Циби машет рукой вокруг. С этого момента мы все твое зеркало.
Кивнув, Ливи закрывает глаза.
Давай ляжем, ладно? Циби нечего предложить сестре, помимо сонного забытья.
Но блохи Ливи распахивает глаза.
Как и мы, они тоже голодные. Нам надо просто научиться не замечать их.
Но вчера ты
Вчера было сто лет назад.
На следующий день они снова идут на место сноса зданий. Перед началом работы Ингрид спрашивает у девушек, кто из них умеет читать и писать. Никто не отвечает. Для Циби уже стало очевидным, что неприметность единственный способ избежать ее жестокого внимания. Капо впадает в ярость. Она все громче и громче повторяет вопрос. Она не отступает. Отдавая себе отчет в присутствии поблизости эсэсовцев, Циби все же решается подать голос в надежде, что они с сестрой, возможно, получат какие-то преимущества. Если она выйдет вперед, возможно, им не придется работать на месте сноса зданий.
Я умею читать и писать, говорит Циби.
Кто это сказал? спрашивает Ингрид.
Циби смело делает шаг вперед из строя, глядя прямо перед собой. Ингрид не полька, как другие капо, она немка. Интересно, размышляет Циби, она преступница или политзаключенная всего несколько причин, по которым гражданин Германии мог оказаться в Польше, в Освенциме. Циби рада, что они с Ливи понимают и даже немного говорят по-немецки.
Ингрид рывком протягивает Циби планшет и карандаш:
Запиши фамилии и номера всех. И побыстрее!
Взяв планшет, Циби подходит к девушкам в первом ряду и принимается записывать их фамилии. Девушки поднимают рукава, показывая выбитые на руках номера, и Циби заносит их на лист бумаги. Она проворно ходит вдоль рядов девушек и, закончив, вручает планшет Ингрид.
Все правильно? спрашивает Ингрид.
Да, Ингрид.
Посмотрим. Капо переворачивает страницу. Водя пальцем сверху вниз, она выкрикивает: Заключенная тысяча семьсот сорок два, как твоя фамилия?
Девушка с номером 1742 называет свою фамилию. Правильно. Ингрид называет другие номера, получает ответы.
Циби все еще стоит рядом с ней, и Ингрид машет одному из эсэсовцев. Он неторопливым шагом подходит к ним, постукивая стеком по своей ноге. Ингрид протягивает ему список.
Где ты научилась так красиво писать? спрашивает он у Циби.