Вы всегда говорите одно и то же, господин де Бас Но руки чешутся не у вас.
Пьетро, пожалуйста, не обижайся. Мы стараемся тебе помочь. Вот что мы сделаем. Мы поговорим с господином Хоффманном. Если он скажет нам, что без диоксацина никак не обойтись, мы найдем способ анестезировать тебе руки Только руки, что скажешь?.. Это возможно
Пятьдесят миллионов долларов большая сумма, сказал Бенуа.
Напускное спокойствие Босха вдруг рухнуло. Он перестал согласно кивать и уставился на Бенуа.
Да, это большая сумма. Но покажи мне человека, который может сделать такое с четырнадцатилетней девочкой, чтобы сорвать нам миллионный аукцион. Покажи мне его и скажи: «Это он». И дай мне взглянуть ему в глаза и убедиться, что в них нет ничего, кроме денег, картин и аукционов. Только тогда я с тобой соглашусь.
Звон фарфора. Один из помощников де Баса ставил уже пустые чашки на выжидательно присевший на колени «Столик».
Конечно, картину уничтожил не святой Франциск Ассизский, если ты это имеешь в виду
Это был садист, сукин сын! Щеки Босха залились цветом, который лампы комнаты превращали в лиловый. Я очень хочу поймать его, можешь мне поверить.
Последовало молчание. «Тебе ни к чему ссориться с Бенуа, подумал Босх. Возьми себя в руки». Он уставился на мониторы, стараясь расслабиться. Картина кивала в ответ на советы де Баса. Босх припомнил, что «Гиацинт крапчатый» выставлялся, задрав правую ногу над плечом и упершись головой в ступню. Даже на долю секунды не мог он вообразить самого себя изогнутым в такой позе, но «Гиацинт» выдерживал ее шесть часов в день.
Он заметил, что Бенуа тоже смотрит на экраны.
Боже, сколько усилий идет на уход за этими картинами. Мне иногда тоже снится, что я рву их на части.
В устах начальника отдела ухода за картинами эти слова поразили Лотара Босха. Когда рядом не было полотен и роскошных украшений, которые могли бы его услышать (у «Столика» в ушах заглушки), Бенуа крепко выражался, но на первый взгляд слабые стороны у него отсутствовали. По крайней мере, при людях он их никогда не показывал. С виду он обманчиво походил на простодушного пенсионера, которому можно доверять. Его абсолютно лысая мясистая голова была словно противострессовый шарик: смотришь, и кажется, что можно чуть нажать на нее и расслабиться. На самом деле это он выжимал твою голову, а ты об этом даже не подозревал. Босх знал, что до своего прихода в Фонд Бенуа работал частным психологом в аристократическом районе Парижа, и его прежняя профессия очень помогала в работе с полотнами. Более того, причиной быстрой смены деятельности послужил особо удачный случай из его практики. Валери Розо, молодая француженка-полотно, которую ван Тисх использовал в картине «Пирамида», шедевре начального этапа его творчества, в один прекрасный день отказалась дальше выставляться в Стеделейке. Это спровоцировало кризис, в котором на кону оказалось несколько миллионов долларов. Валери много лет лечилась у психологов от невроза. Специалисты знали, что причина отказа выставляться кроется в ее болезни, и пытались вылечить ее. Бенуа избрал другую стратегию: вместо того чтобы пытаться вылечить невроз Валери, он убедил ее остаться в музее. Стейн сразу же предложил ему место начальника отдела по уходу за картинами.
Картинам нравилось говорить с Бенуа, особенно самым молодым. Они рассказывали о своих переживаниях этому лысому дедушке с французским акцентом и решали продолжать игру. Конечно же, все это грандиозный обман. На самом деле Бенуа был опасной личностью, по-своему опаснее, чем мисс Вуд. Босх считал, что он здесь опаснее всех.
Само собой, не считая Стейна и Мэтра.
Они богаты, молоды, презрительно говорил Бенуа, глядя на экраны. Чего им еще надо, Лотар? Мне трудно их понять. У них есть одежда, драгоценности, живые украшения и игрушки, машины, наркотики, любовники Стоит им сказать, в каком уголке мира им хотелось бы жить, и им покупают там дворец. Чего им еще надо?
Может быть, другой жизни. Они тоже люди.
Лоб Бенуа увенчала корона морщин. Она застыла на нем на те несколько секунд, пока Босх покорно, но вызывающе улыбался.
Прошу тебя, Лотар, не говори мне такие вещи, когда я пью свой чайный напиток. У меня в последнее время обострилась язва. То, что дано им ван Тисхом, выше их самих и их несчастных жизней. Он дал им вечность. Они что, не понимают? Это невероятно красивые картины, самые красивые из когда-либо созданных художниками, но им этого мало: они жалуются на боль в спине, на зуд в заднице и на депрессию. Ай, Лотар, я тебя прошу.
Я только хотел сказать
Нет-нет, Лотар, не гони. Бенуа поднял руку, будто отвергая гадкую пищу. Красота требует жертв. Ты не представляешь, чего нам стоит ухаживать за этими нежными цветочками. Не гони. Оставим этот разговор.
Он гневно протянул в воздухе чашку. «Столик» стремительно подбежал, изогнул спину, выставляя вперед живот, и подставил под чашку доску. Ему пришлось подогнуть колени так, что он чуть не уселся на пятки, потому что Бенуа еле поднял руку. Депилированный, окрашенный в цвет мальвы лобок оказался на виду у Босха.
Хочешь еще, Лотар? спросил Бенуа, делая украшению знак налить только полчашки.
Нет-нет, спасибо. Босх воспользовался случаем, чтобы оставить почти полную чашку на «Столике».
Понравилось?
Очень вкусно.
Правда же? Я лично заказываю его одной парижской фирме. У них есть суррогаты почти всего, что только можно представить. Даже суррогаты суррогатов.
Последовала пауза. На экранах появился «Волшебный пурпур».
Ты надолго в Вене, Поль? спросил Босх, немного помолчав.
Вопрос застал Бенуа на половине глотка. Он жадно допил, качая головой.
Пробуду ровно столько, сколько нужно. Хочу убедиться, что доступ к информации по этому делу максимально ограничен. Кстати, как оказалось, этого добиться нелегко. Только вчера, к примеру, мне пришлось выдержать приятный телефонный разговор с шишкой из австрийского Министерства внутренних дел. Такие умеют вывести из себя. Он давил на меня, чтобы добиться обнародования информации. Боже мой, что творится в этой проклятой стране с тех пор, как в прошлом веке высунула голову неонацистская партия? Со всеми событиями они обращаются так, как будто они хрустальные, все осторожничают Всегда только и думают о том, чтоб прикрыть себе тылы Вплоть до того, что обвинил меня, будто я подвергаю опасности население Вены!.. Я сказал ему: «Насколько я знаю, единственное, чему в данный момент угрожает опасность, это наши картины». Идиотище! Помолчав, он добавил: Ну, это-то я ему не сказал.
Босх безмолвно рассмеялся только глазами и полуоткрытым ртом.
Поль, тебе нужны внутривенные инъекции суррогата чая.
Не нравятся мне австрияки. Слишком уж они навороченные. Этот мошенник Зигмунд Фрейд австриец. Клянусь тебе, что
В дверях послышался шум, и в комнату вихрем ворвалась тощая фигура Эйприл Вуд.
Тебе звонил полицейский, с которым мы вчера говорили? прямо с порога спросила она Босха.
Феликс Браун? Нет. А что?
Я оставила у него на автоответчике сообщение, чтобы немедленно связался с нами. Сегодня на рассвете его люди нашли фургон, а нам ничего не сказали. Мне сорока на хвосте принесла. А, здравствуй, Поль. Хорошо, что приехал. Сможем посмеяться все вместе.
Фургон? переспросил Бенуа. А Диас?
И след простыл.
Эта новость заметно взволновала обоих. Какое-то время был слышен лишь разговор де Баса с пурпурным «цветком». Один из сотрудников пододвинул стул. Вуд уронила на него свое крохотное тело и закинула ногу на ногу, демонстрируя жокейские брюки и кожаные сапоги с заостренными носками. Ее закутанная в пурпурный шелковый платок тощая шея на три пяди торчала из плеч. Красный бедж на отвороте гармонировал с платком. Она походила на красивого мальчишку, женоподобного папиного сыночка, которого только что в третий или в четвертый раз выгнали из университета. В ней было что-то, что вызывало неприятное чувство. Это что-то таилось не в ее манере сидеть и не в ее сжатых губах, не в ее взгляде (хотя Босху она больше нравилась не в фас, а в профиль) и не в вызывающей одежде. Все составляющие Вуд по отдельности были привлекательны, но все вместе производили неприятное впечатление.
Хочешь суррогатного чая? предложил Бенуа, указывая на «Столик».
Нет, спасибо, Поль. Выпей сам, он тебе понадобится. Потому что сейчас начинается самое смешное.
Босх и Бенуа взглянули на нее.
Фургончик был в сорока километрах к северу от места, где нашли картину, его спрятали среди деревьев. Как мы и предполагали, индикатор положения дезактивирован. В задней части была окровавленная полиэтиленовая пленка. Возможно, он воспользовался ею, чтобы завернуть картину после того, как изрезал ее на куски, и так перетащить ее на траву и не измазаться. А на просеке были следы других шин похоже, от легковушки. Конечно, там его ждала другая машина. Этот хитрый господин все очень хорошо спланировал.
Мне больно, господин де Бас. Скажем так, мне больно. Я могу терпеть, но мне больно.
Это был голос «Орхидеи сказочной». Она говорила из спортзала для картин в Музеумсквартир, согнувшись в классической позе натяжки: стоя на ногах, сложившись вдвое, положив руки на икры ног и держа голову между коленей. Чтобы показать ее лицо, камере пришлось разместиться за ней, почти на уровне пола. Разумеется, лицо «Орхидеи» на экране было перевернутым.
Но тебе больно, только когда ты встаешь в позу, Ширли? спросил де Бас.
Бенуа смотрел не на мониторы, а на Вуд. Похоже, его вдруг охватило раздражение.
Эйприл, куда девался Диас, ради бога? Этот тип простой охранник. Он не мог разработать такой масштабный план! Где Оскар Диас?
Покрути глобус, Поль, и ткни пальцем. Может, угадаешь.
Предупреждаю, в последнее время я шуток не воспринимаю.
Это не шутка. С тех пор как он уничтожил картину, прошло несколько часов до того, как мы начали его искать. Если принять во внимание, что у него была другая машина, и добавить фальшивые документы, он может находиться сейчас в любом конце планеты.
Ай, сейчас боль такая ох
Не терпи, Ширли. Не старайся ее терпеть, потому что так мы не узнаем, насколько тебе больно Я вижу, какие ты прилагаешь усилия Поддайся боли. Покажи, как тебе больно
Нам нужно найти эту колумбийку, пробормотал сквозь зубы Бенуа.
Это выглядит более реальным, ответила мисс Вуд. Только что мне звонила Тея из Парижа. Наша дорогая Брисеида Канчарес находится у Роже Левэна, старшего сына Гастона.
Торговца? Бенуа провел рукой по лицу. Это усложняется все больше
Я должна пе-пе-пересилить ее, гос-гос-господин де Ба-а-а-ас Я ка-а-а-артина, гос-гос-господин де Ба-а-а-аааааас
Нет-нет-нет, Ширли. Это ошибка. Ты не можешь пересилить боль. Я хочу, чтобы ты ее показала Ну же, Ширли, не терпи больше, если нужно кричи
Эта девушка идет сегодня вечером с Роже на одну из вечеринок с сюрпризом, которые Рокантены организовывают, чтобы завлекать клиентов и продавать нелегальные картины. Но сюрприз их ждет по возвращении домой. Вуд взглянула на часы. Тея позвонит с минуты на минуту.
Кричи, Ширли. Изо всех сил. Я хочу услышать, как болит твоя спина.
Н-н-н-н-н Н-н-н-н-н-н-н-нннннн
Босх наблюдал за мониторами. Лоб картины морщился от сухого плача (она была загрунтована, и слез быть не могло). Рядом с лицом дрожали ее колени. Бенуа и Вуд единственные во всей комнате не обращали внимание на происходящее на экранах. «Столик» тоже не смотрел, но «Столик» был украшением.
Эйприл, как следует запугайте ее, приказал Бенуа. Ее, а если необходимо, то и этого придурка, сына Левэна.
Вуд кивнула:
Поль, мы их так напугаем, что они уделаются.
Ромберг в Вене?
Ромберг в Чехословакии по делу с фальшивками. На прошлой неделе мы обнаружили нелегальный набросок одной фигуры из «Пары» и отбили у него охоту дальше участвовать в фальшивках. Не думаю, что он заявит на нас в полицию, но дело тут деликатное.
Ну, видишь, Ширли? Тебе слишком больно! Я посчитаю до трех. На «три» ты закричишь, ладно?..
Эйприл, оставь пока в стороне фальшивки. Для нас важнее это дело.
С каких пор ты, Поль, стал еще и начальником отдела безопасности?
Не в этом дело, Эйприл, не в этом дело
Изо всех сил!.. Настоящий вопль, Ширли
Австрийская полиция ищет Диаса даже под ковром министра внутренних дел, заметила Вуд. Не думаю, что нужно идти на большие человеческие и денежные затраты, когда они могут сделать эту работу за нас. То, что собаки приносят добычу, вовсе не значит, Поль, что это они охотники.
Два
Ладно, будь по-твоему, Эйприл. Я только хочу
Три!
АааааааааааААААААААА!!!
Странно и потрясающе было смотреть на кричащее вниз головой лицо: на вершине, под пирамидообразным крохотным лбом, огромный слепой глаз с розовым щупальцем; у основания две зажатые морщинами щели. Все, кроме «Столика», закрыли уши руками.
Черт, Вилли! воскликнул Бенуа. Не можешь заткнуть глотку этой идиотке? Так невозможно говорить!
Вилли де Бас отодвинулся от микрофона и отключил звук динамиков.
Прости, Поль. Это Ширли Карлони. В апреле она сломалась, и ее оперировали, помнишь? Но в порядок ее не привели.
Босх припомнил, что это слово, «сломаться», стало популярным среди сотрудников отдела по уходу за «Цветами». Оно означало самую большую проблему, которая могла возникнуть у картин: повреждение позвоночника.
Сними ее на неделю, отмени препараты для гибкости, увеличь дозу обезболивающего и позвони хирургам, сказал Бенуа.
Это я и собирался сделать.
Ну и будь добр, прикрути громкость своего замечательного динамика О чем это я?.. Эйприл, не думай, я не хочу контролировать твою работу. Ты знаешь, до какой степени мы тебе доверяем. Но проблема скажем так несколько особая. Этот придурок уничтожил не девочку, а достояние человечества.
Я за все отвечаю, Поль, с улыбкой произнесла Вуд.
Ты за все отвечаешь, чудесно, и я за все отвечаю. Мы все за всё отвечаем в нашей художественной компании, Эйприл. Если хочешь, можем так и сказать страховым компаниям: «Мы за все отвечаем». И нашим спонсорам и частным клиентам мы тоже можем это сказать: «Мы за все отвечаем». Потом устроим им обед в зале с десятью обнаженными картинами Рэйбека и пятьюдесятью изысканными украшениями в качестве столов, цветочных ваз и стульев а-ля Стейн, у них у всех отвиснет челюсть, а мы попросим у них еще денег. Но они скажут нам: «У вас изысканный интерьер, но, если агент вашей службы охраны может безнаказанно уничтожить ценную картину, кто после этого захочет страховать картины? И кто отдаст деньги, чтобы купить их?» и будут правы.
Бенуа жестикулировал пустой чашкой. «Столик» уже давно ждал, пока он поставит чашку на доску, но увлеченный Бенуа этого не замечал. От украшения не исходило ни звука, ни жеста: оно просто присело на пятки и ожидало, сосредоточившись на поддержании равновесия. При дыхании его живот колыхался, и чайник слегка дрожал. Глядя на эту сцену, Босх почувствовал неуместное желание рассмеяться.
Наша фирма основана на красоте, говорил Бенуа, но красота без власти ничто. Представь, что умерли все рабы и фараону приходится самому таскать каменные глыбы
Он бы сломался, добродушно заметил Босх.
Искусство это и есть власть, отрезал Бенуа. В стене крепости пробита брешь, Эйприл, и ты отвечаешь за то, чтоб ее закрыть.
Он наконец вспомнил о чашке и быстрым движением поставил ее на «Столик», который ловко поднялся.
В эту минуту цвет комнаты скользнул по спектру к более глубокому пурпуру, как при появлении грозового облака.
Я хочу знать, что с Аннек, послышалось на английском языке с гарлемским акцентом.
Все обернулись к экранам. Даже не глядя, они знали, что это Салли. Девушка опиралась на один из «козлов» в спортзале для картин, и камера снимала ее до середины бедер. На ней были футболка и шорты. В паху шорты западали. Она смыла краску растворителями, но, несмотря на это, ее эбеново-черная кожа поблескивала темным пурпуром. Желтая этикетка, свисавшая с шеи, была исключением.