Как же мы ему передадим, если сами не знаем, где его искать?
Мы могли бы взять вас всех на службу. Оплата была бы не хуже, чем у императора Феофила. А за время службы помогли бы найти Рюрика. Если он предстанет перед очами императора Людовика, каждый из вас получил бы по тысяче золотых монет. Согласны?
Оскол отрицательно покачал головой:
Нет у нас возможности служить императору. Истосковались мы по жёнкам нашим, хочется детишек своих потискать.
А может подумаете? Это очень много золота.
Ответом на слова аббата было полное молчание.
Хорошо, вздохнул Гунтбальд, мы поможем вам вернуться на родину, но только вместе с вами поплывёт священник. Он будет пересказывать вам Евангелие, побуждать ваши сердца встать на путь познаний истин христианства, приобщать вас к его ценностям, одна из которых гласит: возлюби ближнего своего! Если эта истина безоговорочно войдёт в ваши сердца, то будет побуждать вас к совершению добрых поступков. Но это будет потом, а пока сообщите мне имена остальных
Аббат поочерёдно переводил взгляд с одного воина на другого и слышал в ответ:
Ульвар, Тыра, Путарь
В это время писарь с усердием, высунув кончик языка и скрипя гусиным пером, выводил на пергаменте «Ульвар, Дир, Будтор»
Покидая келью, Бермята склонился к уху Оскола:
А чего это ты от золота отказывался?
А ты уверен, что мы его получили бы? Это франки, а им после всего, что было с нами веры нет.
Поучая Бермяту, он не обратил внимания на испуганного монаха, прижавшегося к стене и раскрывшего рот от удивления, который во все глаза рассматривал проходящих мимо русов. Едва последний из них скрылся из глаз, он буквально ворвался в келью и, вытаращив от возбуждения глаза, заверещал:
Зачем вы их отпустили? Вы знаете кто это? Знаете?..
Успокойся, брат мой! умиротворённо произнёс аббат. Здесь нет места для криков. Это тихая обитель. Ты, вероятно, Эббон?
Дождавшись утвердительного ответа, Гунтбальд продолжил:
Его Высокопреосвященство предупреждал меня о тебе. Так тебе знакомы эти русы?
Эббон принял благочестивый вид и, перебирая чётки, негромко начал говорить:
Я встречался с ними, когда проповедовал у данов. В то время Рюрик захватил город Худебю и погубил конунга Готфрида.
Это мне известно, склонил голову аббат. Они помогали Рюрику разбить данов.
Как они могли помогать Рюрику, возмутился Эббон и опять повысил голос, если они сами воины Рюрика? Один из них, который хотел меня утопить, верный воевода князя.
Это, наверное, тот, с кем я вёл беседу, повернулся аббат к писарю. Выходит, что я не ошибся и действительно раньше встречался с этим, э-э
Аскольдом, подсказал писарь.
Да, с Аскольдом. Что ж, тогда понятно, почему он отказывался рассказать о Рюрике. Они нам враги, и я считаю, что будет правильно, если их возьмут под стражу. Я сообщу архиепископу, и он распорядится прислать воинов. А ещё надо сообщить данам, чтобы они отправили свои корабли с воинами к берегам Скандии, к этим русам-свеонам. Может им удастся там захватить их заклятого врага Рюрика.
Глава 2
(840 г. от Р.Х.)
Густые клубы дыма поднимались от многочисленных пожаров в одном из небольших городов Фрисландии. По его улицам разносился зловонный смрад от сгоревших трупов. У обезумевших от горя и страха оставшихся в живых людей уже не осталось слёз, и они безучастно смотрели на воинов, грабивших их жилища. Во многих местах прямо на земле сидели с опустошённым видом многократно обесчещенные молодые девушки и женщины. Их растерзанная одежда уже не скрывала их женские прелести, и изредка проходящий мимо воин, прельщённый оголённым телом, подходил к прельстившей его, и та безропотно откидывалась на спину и, закусив губу от очередного унижения, ожидала, пока воин уймёт свою похоть.
Рюрик в сопровождении Рагнара, Матфрида и Градимира шёл по разграбленному городу и с удовлетворением смотрел на дело рук своего воинства. Он искоса поглядывал на грузного, еле поспевающего за князем купца, который с кислой миной на лице поглядывал по сторонам.
Чем не доволен, Градимир? Добыча мала?.. наконец остановился князь. Иль торговать выгодней? Ты же сам просился со мной на франков. Может стар стал, и сил уже не нет? Или тревожишься, что князь Яромир будет недоволен, что со мной в поход пошёл?
Сил ещё полно, и воины мои довольны, а князю Яромиру до меня дела нет. Только уже второй год подряд мы разоряем эту Фрисландию. Уже всю её обобрали, добычу с трудом находим, а хотелось бы ещё нетронутые области пощипать.
Интересуешься, почему я в Фрисландию так часто повадился? Матфрид, князь повернулся к одному из своих воевод, вот ты франк. Знаешь ответ на этот вопрос?
Это твоя земля, и ты вправе собирать с неё дань, невозмутимо ответил франк.
Вот именно Император взял с меня слово, что я отцовский удел брату Цедрагу отдаю, а взамен эту землю посулил. Слово своё он нарушил, и остался я без земли. Так пусть же она достанется ему разорённой.
Княже, Мирослав подтащил за шиворот монаха в пыльной одежде и с силой толкнул его в сторону Рюрика, что тот распластался перед князем, думал, прячет что-то ценное, а у него кроме деревянного креста да этого свитка с письменами нет ничего. Хотел уж было отпустить, да что-то взволновался он, когда я этот свиток в руках вертел.
Мирослав сунул лоскут кожи князю, а монах, провожая его взглядом, трепетно протянул к нему руки.
Что за письмена? равнодушно спросил Рюрик, разглядывая написанное.
Это послание архиепископа Меца аббату Ансгару, что проповедует у данов.
И ты туда следуешь?
Затравленный взгляд монаха объяснил всё без слов.
Так о чём же извещает архиепископ аббата?
Я не могу это сообщить, затрепетал от страха монах.
Жаль, невозмутимо произнёс князь, Мирослав, перережь ему горло.
Мирослав схватил монаха за волосы, запрокидывая его голову назад.
Пощади, я подневольный человек.
Рюрик приподнял руку с раскрытой ладонью, приостанавливая Мирослава:
Матфрид, а ты можешь разобрать эти письмена?
Изгой франкского двора пробежал взглядом по свитку и пренебрежительно бросил его в пыль перед монахом.
Ничего существенного Написано на латинском языке, поручается аббату Ансгару, чтобы тот сообщил данам, что тебя, князь можно перехватить у берегов Скандии. Для этого архиепископ требует, чтобы даны направили своих воинов к этому побережью1.
Надо же, неймётся им усмехнулся Рюрик. Чужими руками хотят жар загребать. Нам ли данов бояться?! Пусть только сунуться!
Рагнар присел на корточки перед монахом:
Что же император так воинами оскудел, что данов натравливает на князя?
Воинов у него достаточно, хрипло ответил монах, только он всё никак со своими потомками не разберётся.
Ну-ка, ну-ка
Мирослав отпустил монаха, и тот испуганно косясь на него, продолжил:
После смерти своего среднего сына Пипина император обделил землёй его сыновей и своих внуков, отдав почти всё своему любимому сыну Карлу. Им это не понравилось, и императору Людовику с войском пришлось усмирять их недовольство, а теперь слух прошёл, что его сын Людовик самовольно захватил Алеманию и Франконию. Теперь императору придётся усмирять и его.
Рагнар усмехнулся:
Выходит, что император так любит своего младшего сына, что позволяет ему обогащаться за счёт других?
Выходит, что так.
А где обитает младший сын императора?
В Париже.
Рагнар встал и, продолжая смотреть сверху вниз на монаха, спросил у Матфрида:
Скажи-ка, Матфрид, а мы можем добраться до этого Парижа?
Париж стоит на реке Сене, и наши драккары могут спокойно доплыть до города.
Князь Рюрик, иронично улыбающийся Рагнар повернулся к князю, у этого любимого сынка императора должны скопиться несметные сокровища. А не нагрянуть ли нам к нему? Император натравливает на нас данов, а мы ударим там, где нас не ждут.
Можно попробовать, алчно загорелись глаза у Градомира. Ты проведёшь нас к этому Парижу, Матфрид?
Дорогу отыскать не трудно, но в городе достаточно воинов, чтобы защитить его.
А что!.. с задором воскликнул Мирослав. Если неожиданно нагрянуть, то с наскока город взять можно будет. Не думаю, что в этом Париже больше воинов, чем у нас.
Монах испуганно смотрел снизу вверх, ожидая решения князя, и Рюрик перехватил этот взгляд. Он не спеша шагнул к монаху и, стремительно выхватив меч, рубанул его по шее.
Он услышал то, чего слышать не должен, пояснил князь. Париж взять мысль хорошая, но не время сейчас.
Видя разочарованные лица Градомира и Мирослава, Рюрик пояснил:
Франки числом сильны, а у меня воинов пока недостаточно, да и молодых много, неопытных. Им бы пообвыкнуться надо вначале, к крови привыкнуть, уверенность в силе нашей поиметь. На Карла идти воинов раза в два больше надо.
Я сотни две ещё могу привести, жажда наживы Градомира заглушала доводы Рюрика.
Мало
Как мало?! в запале от своей идеи Рагнар даже повысил голос. Кроме Градомира ещё твои воины, князь, мои, Остромысла, Матфрида, Мирослава. Харальда пригласим Мало?
Мало.
Со всей Скандии воинов соберу Ради большой добычи и две тысячи наберётся.
Соберёшь две тысячи, поручу тебе вести моих воинов на Париж. Но собрать воинов мало. Нужно, чтобы франки распылили свои силы, а для этого мы предварительно ударим там, где они нас не ждут.
Когда? оживился Мирослав.
Когда я это решу, усмехнулся Рюрик.
* * *
Благородный олень, подгоняемый лаем собак, грациозно переставляя ноги и закинув на спину свои рога, пробежал невдалеке от императора. Людовик равнодушно проводил его взглядом и, скрывая раздражение от сорванной охоты, опять погрузился в послание канцлера, перечитывая его ещё раз. Наконец он закончил чтение и с досадой взглянул на своего вечно угрюмого камергера, навязанного ему родственниками жены. Как этот камергер отличался от жизнерадостного Бернара Септиманского! Может опять проявить к нему милость и приблизить ко двору? Хотя вряд ли Обрётший за последнее время большое влияние род Вельфов вряд ли этого допустит. За что, интересно, они так невзлюбили маркиза? Людовик строго взглянул на слугу:
Воины собраны на берегу Рейна около Зальца и ждут меня. Собирайся в путь! Мы немедленно выезжаем.
Камергер неуклюже топтался, переминаясь с ноги на ногу.
Что ещё?..
Его Высокопреосвященство архиепископ Меца просит разрешения встретиться и переговорить
Разве могу я отказать своему духовнику?
К приблизившемуся архиепископу император шагнул навстречу и склонил перед ним голову:
Благослови, отче!
Архиепископ перекрестил Людовика и сунул ему руку для поцелуя:
Благословляю сына Божьего императора франков Людовика на недопущение необдуманных решений.
О чём ты? поднял голову император, встретившись взглядом с архиепископом.
Ты не должен вести войска против своего сына Людовика.
Но он самовольно захватил Франконию и Алеманию. Я не должен закрывать на это глаза.
Ему без этих земель не хватит сил покорить славян, негромко и спокойно, пытаясь образумить императора, произнёс архиепископ. Ты же знаешь, что пока они у нас под боком, то мирной жизни не жди.
Это земля предназначена для моего сына Карла, и я не позволю ломать устои своих решений, нахмурившись, упрямился император. Он должен быть наказан.
Это я благословил твоего сына подчинить себе эти земли.
Брат мой, ты забываешься, император еле сдерживал своё недовольство. Ты кто?.. Занимайся спасением грешных душ, а мирские дела оставь мне.
Людовик властно вздёрнул голову и скорым шагом направился к пажу, державшего поводья коня императора.
Ты видишь, как одряхлел мой брат? спросил архиепископ появившегося около него словно из-под земли аббата Гунтбальда.
На вид он бодр, пожал плечами аббат, наблюдая, как император лихо взлетел на коня.
У него угас дух нашего отца Карла Великого, а если дух угас, то нет и стремлений добиваться того, для чего он предназначен как повелитель своего народа. Все его деяния становятся мелочными и низменными, и из-за этого страдают подданные и даже могут навсегда уйти из истории. Такие люди обычно долго не живут и в скором времени предстают пред Всевышним, а их место занимают другие. Поэтому я и утверждаю, что император уже не жилец.
Архиепископ с бесстрастным лицом повернулся к аббату и, не моргая, уставился на него. Гунтбальд с изумлением и некоторым испугом оценил этот взгляд и, поперхнувшись, ответил:
Я думаю, что наш император всей своей благочестивой жизнью заслужил, чтобы его с распростёртыми объятиями встретил апостол Пётр у врат рая.
Архиепископ промолчал, и только краешки его губ чуть дёрнулись, одобряя понятливость аббата.
На следующий день рано утром к кострам, где слуги и рабы готовили завтрак императору и его свите, величаво подошёл аббат Гунтбальд. Его со смиренным видом, перебирая чётки и потупив взгляд в землю, сопровождал Эббон. Аббат, вскинув руки к небу, громогласно воскликнул:
Нечестивцы, как вы можете в годовщину дня, когда сыновья Иакова продали своего брата Иосифа2, готовить пищу императору без благословения отцов Церкви? Или вы по своему недомыслию не понимаете, что этот ваш грех может коснуться и вашего императора? Подойдите же ко мне, дети мои, и я постараюсь избавить вас от прегрешения! Подойдите и встаньте передо мной на колени, и после совместной молитвы я благословлю вас!
Со всех сторон к аббату кинулись люди. Они становились перед ним на колени, а аббат, вытянув над их головами руки, торжественно вещал:
Ежечасно думайте о Боге, дети мои! Все дела свои вершите неустанно с Его именем в сердце. В необдуманных поступках своих бойтесь гнева Его, ибо очи Его всевидящи, и не спрячешь от Всевышнего то, что навеяно лукавым.
Во время своей проповеди Гунтбальд гневно взглянул на Эббона, и тот, убедившись, что всё внимание окружающих приковано к аббату, осторожно, бочком-бочком подошёл к уже приготовленной пище, достал из рукава спрятанную склянку и плеснул из неё в кувшин с вином, а затем, испуганно смотря на проповедовавшего аббата, поспешил прочь. Гунтбальд проводил его взглядом и закончил проповедь:
Не уподобляйтесь лукавому, не замышляйте козней против ближнего! И воздастся вам по деяниям вашим. Благословляю вас только на благие дела! Аминь.
К середине дня император, остановившийся со свитой недалеко от города Зальц у реки Рейн, погрустнел и отказался от еды. Его даже не радовал вид войска, ожидавшего его. У него поднялся жар, и обильный пот тёк по его лицу. В надежде облегчить своё состояние и получить желанную прохладу император распорядился поставить себе шатёр на острове посредине реки. Вечером без аппетита попытался поужинать, но тотчас же его стошнило, и в животе начались нестерпимые рези. Сквозь стоны император взывал к Богу, благодаря за новое испытание, выпавшее на его долю.
Через три дня у ложа Людовика появился архиепископ Меца. Обведя надменным взглядом окружающих императора, он выгнал всех из шатра, оставшись с ним наедине. Архиепископ присел рядом с императором и вкрадчиво произнёс:
Сам Господь запрещает тебе воевать с сыном. Отрекись от своих намерений, и я постараюсь облегчить твои мучения. Ты должен даровать земли Франконии и Алемании своему сыну Людовику. Это нужно для благо империи.
Император от гнева широко раскрыл глаза и захрипел:
Я лучше знаю, что есть благо империи. Мои старшие сыновья должны признать Карла равным себе, а это произойдёт только тогда, когда он будет обладать обширными землями и многочисленными подданными.