Они прошли через такую кровь, что их собственная при воспоминаниях об этом стыла в жилах. Двадцать восемь тысяч трупов защитников и обитателей крепости насчитали во взятом Измаиле, где, по словам Суворова, победители «золото делили пригоршнями, а серебро шапками». В октябре 1813 г. в «битве народов» при Лейпциге, когда лейб-гвардии Казачий полк Ивана Ефремова кинулся на перехват кирасир Латур-Мобура, атаковавших холм, на котором находился Александр I, обнаружилось, что казачьи пики и сабли бессильны нанести существенный урон закованным в стальные латы французским всадникам. Тогда казаки принялись засаживать свои пики и сабли в глаза, уши и ноздри лошадей, и те сбрасывали ездоков. И даже неказистые, но чрезвычайно надежные казачьи лошадки в ходе боя приходили в ярость и грызли вражеских лошадей!..
Так вот, когда в 80- и 90-летние ветераны, видавшие на своем веку Аустерлиц и Бородино, принимавшие участие в десятках других сражений, попивали в холодке шипучее цимлянское или сладкое кумшацкое, делясь воспоминаниями, зачастую они говаривали, что Да! Там-то или там-то было горячо, очень порою горячо. Но все то не шло в сравнение с кулачным боем на льду Ромазанова озера в родном Черкасске в последний год его существования как столицы Земли донских казаков, в Прощеный день 1804 года от Рождества Христова!
* * *
В первые пять лет XIX столетия традиционные для казаков Черкасских станиц кулачные бои были ожесточенными как никогда ни до, ни после этого. Всего станиц было на острове 11: считавшаяся за две Черкасская, Середняя, Павловская, Скородумовская, Тютеревская, Прибылянская, три Рыковских и Татарская. Последняя была населена казаками-татарами, исповедывавшими ислам.
В XV начале XVI века почти все казаки, известные по документам службы в составе российского Посольского приказа, были татарами (во всяком случае, носили татарские имена): Резяк и Курман Азербаевы, Чюра Албазеев, Темеш Кадышев, Кадыш Абашов, братья Мерег, Тевекель и Тулуш Бакшеевы, Тюлетен Тевекелов, Тойхозюба Ирашов, Тулхозя Ахматов, Мерют Апсеинов, Байкула Олферов и т. п. В ряде случаев и проглядывает что-то в будущем русское: Алферовых, Бакшеевых и Кадышевых и сейчас среди казаков немало.
Даже те, кто татарином вроде бы не был, как один из основателей запорожского казачества Евстафий Дашкович, внешне, по языку и по натуре были столь неотличимы от татар, что, совершенно не опасаясь быть разоблаченными, могли находиться среди них. Да и русскими пленниками Дашкович торговал с большим энтузиазмом, ни в чем татарам не уступая. Для Богдана Хмельницкого татарский язык был вторым родным.
Степан Разин, современниками-иностранцами изображавшийся в чалме, прекрасно владел тюркскими языками, а целью своего похода вверх по Волге объявлял восстановление Астраханского царства и похоронен был после казни в Москве на Татарском кладбище. Другая знаменитость Фрол Минаев, донской атаман, сподвижник Петра I в азовских походах, был выходцем из Среднего Поволжья с фамильным прозвищем явно тюркских корней Кунилов. Из издревле населенного татарами-казаками Темникова прибыл на Дон и прародитель известнейшего донского рода Иловайских, чье имя переводится с тюркских языков, как «люди рода медведя».
Когда осенью 1772 г. в Черкасск прибыл генерал Черепов, чтобы задержать подозреваемого в измене войскового атамана Степана Ефремова, среди инициаторов волнений наиболее ярых ревнителей старины были казаки Муса Алиев, Муса Тюмеев, Ромазан Тахтаров, Дурбан
Так вот, в черкасских кулачных боях одной из сражающихся сторон были донские казаки хотя были на их стороне и некоторые казаки других станиц. По каким признакам они собирались в команду, можно лишь предполагать. Но все равно, их было маловато против объединенных сил десяти других черкасских станиц, и традиционно им не возбранялось приглашать для усиления рядов бойцов издалека. Из самой Казани ехали лучшие кулачные бойцы.
В год, о котором с содроганием вспоминали казаки, на татарской стороне выделялись богатыри Алейка и Аблашка. О последнем говорили, что был три аршина с вершком (215 см) роста при широченных плечах и мощной груди.
На стороне черкасских казаков выделялись три богатыря Жученков, Мыльников и Назаров. Жученковы самый старый из родов Черкасска. Их предок то ли в 1571, то ли в 1517-м (так у донского историка Евграфа Савельева, но две последние цифры могли перепутать при типографском наборе) купил у ногайского князя участок земли, на котором и был основан город. Тот был первый Жученко, как уверяли Петр Краснов в «Картинах былого Тихого Дона» и профессор Богачев в «Очерках географии Всевеликого Войска Донского» был «жидовином» (как, впрочем, и многие другие основатели черкасских казачьих родов). Скорее всего, он был караимом потомком иудеев-хазар. Ко времени, о котором мы ведем рассказ, Жученковы были своего рода донские ротшильды. По богатству с ними могли соперничать разве что армянского происхождения казаки из атаманской династии Ефремовы, да Шапошниковы. Иудаизм, если и имел когда-то место, давно уступил у них место старообрядческому православию (еще в 1917 году старостой Старочеркасской старообрядческой общины был Жученков, а его помощником Шапошников).
В 1804 году Россия не вела масштабных боевых действий. Многие казаки, в том числе десятки генералов и сотни офицеров, находились по станицам. И они были любителями сойтись в кулачном бою, где в расчет принимались только личные бойцовские качества и умение организовать бой. Генерал-лейтенант Иван Иванович Краснов (внук атамана Бугского казачьего войска и дед будущего атамана Войска Донского) писал, что кулачные бои в станицах готовились с учетом достижений военно-стратегической мысли и тактического искусства составлялась диспозиция, определялись ударные и резервные группы, возможности маневрирования, места для засад
Бои в Черкасске длились несколько часов, с обеих сторон участвовало по 500 и более человек. Но в 1804 году народу дома было так много, а желание сойтись в бою так сильно, что после полудня к месту боя подтянулось до несколько тысяч казаков каждой из сторон!..
Казаков с детства готовили к самостоятельным действиям в отрыве от основных сил, нередко в одиночку. Русская поговорка «один в поле не воин» это не про них, да казаки себя русскими и не называли, имея отличный от русских образ мышления и стереотип поведения.
«Каждый казак сам себе атаман». Это для русского «на миру и смерть красна», казак один, даже атакуя в строю. Успех знаменитой кричащей и свистящей казачьей лавы был, как правило, следствием высочайшей индивидуальной выучки в том числе в боевых единоборствах. Казак согласовывает свои действия с соседями по строю и с теми, кто подает команды, а не слепо действует в повиновении кому-то. Иван Иванович Краснов называл управление казаками в бою «военным самоуправлением».
И вот несколько тысяч таких бойцов, каждый из которых мог справиться с бою с двумя противниками, одновременно атакующими его, сошлись померяться силами без поддавков и оглядки на публику и начальство. На войне в руках казаков было оружие, да и схватки были там скоротечны. А здесь бились насмерть часами напролет и голыми руками. Было отчего ужасаться и 30 лет спустя!
Кровь растекалась по льду озера. Татары сначала держались дружнее, и в какой-то момент им удалось оттеснить и окружить Жученкова и Мыльникова. Те своими пудовыми кулаками десятками укладывали противников, но доставалось и им. озверевшие противники рвали в клочья одежду друг на друге и били, не сдерживая себя более ничем. С обеих сторон появились убитые, и татары, пока выручка не поспела, норовили завалить Жученкова с Мыльниковым. Десятки и десятки казаков, очертя головы, бросались на выручку, их встречали громадные кулачищи Аблашки.
В итоге татары дрогнули может, их было меньше, и офицеров на порядки меньше, чем среди противников, и те лучше организовали свои действия. Краснов что-то писал об обходных маневрах может, и «засадный полк» появился на поле боя. Как бы то ни было, татары отступили.
Преследовали их до моста через протоку, отделявшую Татарскую станицу от остальных десяти. Ликуя, казаки четверть часа кричали у протоки, растрачивая силы. А тем временем в Татарской поднялись все, кто мог передвигаться, включая женщин, детей, стариков и столетних старух. У кого силенки были, брал дубину поздоровее, более слабые довольствовались дрекольем из разобранных плетней. И когда эта обезумевшая от ярости толпа кинулась к мосту, не выдержали уже казаки, обратившись в бегство. Залитый кровью лед Ромазанова озера, десятки убитых и сотни искалеченных бойцов вот итог небывалого боя.
На будущий год столицу перенесли в Новый Черкасск в местность, именовавшуюся ранее Бирючий Кут (с татарского Волчий Угол). Часть казаков перешла на новое место, часть осталась в Старом Черкасске или спустилась по Дону ниже в Гниловскую, разбрелась по другим станицам. В том же 1805 году разразилась война с Наполеоном, армию ждал разгром при Аустерлице. Потом очередная война с турками, на Севере пришлось довершать дело, начатое Петром I по укрощению шведов. Далее Отечественная война 1812 года и триумфальное шествие казаков по Европе. Драк хватало и помимо домашних! А когда войны окончились, оказалось, что и былые кулачные бои отошли в область преданий, оставшись лишь как развлечение.
Прежние кулачные бои были явлением именно общественной жизни, политики в высоком понимании этого слова, обеспечивая подлинное равенство граждан. Раз в год казаки били в кровь морды, калечили или даже убивали тех, кого считали мерзавцами. Чем больше людей считали тебя таковыми, тем меньше шансов было у тебя уцелеть в побоище. Нечестность с согражданами обходилась дорого, порою в собственную жизнь или жизнь твоих близких.
Главные бои происходили на масленицу, где-то через месяц-полтора после ежегодных на Новый год перевыборов станичных атаманов, их помощников и судей. Процедура эта, как обычно в обществе с демократическим устройством, оставляла немало неудовлетворенных личных амбиций. Кулачные бои в Прощеный день, предоставляя возможность набить физиономию оппонентам (или, напротив, схлопотать от них), напряжение это снимали.
Донская история более уже не упоминает о приезде казанских бойцов. Сходят помаленьку на нет и донские татары. Татарская станица существовала несколько десятилетий на новом месте близ Новочеркасска, но после Крымской войны большая часть казаков-мусульман выехала в Турцию. Из великих кулачных бойцов сохранились сведения лишь о Матвее Федоровиче Корытине. Кажется, он был торговым казаком одной из Новочеркасских станиц, но в чем заключались его подвиги, уже не известно.
А если говорить о знаменитых бойцах вообще, то, пожалуй, наиболее популярен был живший в XVIII веке Козин казак то ли Багаевской, то ли Манычской станицы. Был он страстный охотник и рыболов, жил бобылем. Многократно демонстрировал и свои бойцовские качества в боях против нескольких противников сразу из числа донских татар. Те так были восхищены его силой и умением, что, улучив момент во время охоты на уток, опрокинули лодчонку и скрутили его, накинув сеть. После чего увезли в степь, где он несколько месяцев, если не лет, был занят воспроизведением потомства для ослабевшего татарского племени для чего к нему свозили девиц со всей округи. В конце концов Козин бежал, убив двух сопровождающих
В. НовиковСтаница 3 (43), ноябрь 2004 г. С. 1517.Одна из кавказских драм
I
Октябрь 1828-го года приближался к концу. Над раскинувшейся на правом берегу реки Кубани Н-ской станицей и ее окрестностями стояли чудесные дни бабьего лета: ни одно облачко не нарушало чистоты ярко голубого с зеленоватым отблеском небесного сода; иногда высоко в лазури проносились стайки диких гусей и уток, спешивших от грядущих холодов в теплые страны, в незамерзающие воды. Некоторые из них по временам опускались у оттаивающих еще от утренних заморозков болот, чтобы отдохнуть и запастись новыми силами для дальнейшего полета. В полях нескошенная, пожелтелая трава печально клонилась к земле. По ночам мороз посылал уже своих разведчиков, которые пошаливали с запоздавшими укрыться под кров путниками, проникая им под платье и заставляя прибавлять шагу и плотнее закутываться в бурки. Замерзавшие по утрам лужицы доставляли величайшее удовольствие маленьким обитателям станицы, с разбегу катавшимся по ним на подошвах своих, а иногда и отцовских сапог. Но нельзя сказать, что и на взрослых станичников последнее обстоятельство производило такое же радостное впечатление. Напротив, сильно чем-то озабоченные казаки хмурили свои брови, а бабы меньше стали дергать за чупрыны ребят и меньше потчевать их подзатыльниками.
Взглянет бывало казак на несущую мирно свои воды мимо станицы Кубань, и взор его сверкнет ненавистью, а рука невольно хватается за рукоятку кинжала или шашки, видно, чует его сердце какую-то беду с той стороны. А беда действительно приходила всегда оттуда.
Пока река не замерзла, станичники спали спокойно, но едва лед крепнул настолько, что мог выдерживать тяжесть лошади, покой покидал их; каждый день тогда можно было ждать непрошеных гостей-черкес, несколько аулов которых раскинулись за Кубанью недалеко от Н-ской станицы.
Река служила естественной защитой от внезапных нападений, но лед уничтожал ее, и казакам приходилось напрягать все внимание, чтобы беда не настигла врасплох. Зазеваются сторожевые, и камня на камне не оставят черкесы от станицы. Мужчины поголовно будут перерезаны, а жены с детьми уведены в плен и проданы в рабство туркам, большим охотникам до славившихся красотой своей кубанских казачек.
В один из таких дней, из дверей опрятно выбеленной мелом хаты, стоявшей на окраине станицы, вышел бравый на вид, старый казак с отвисшими по-малороссийски седыми усами и чисто выбритым подбородком. Это был тип настоящего запорожца, но только в туземном кавказском костюме, т. е. в бешмете и черкеске, опоясанной кинжалом. Беленький офицерский Георгиевский крест скромно выглядывал из-за простых, черного рога, газырей (полая с обоих концов деревянная трубка, куда с одной стороны насыпался заряд пороха, а с другой клалась пуля; газыри носятся на груди в пришитых к черкесске гнездах), служивших ему, как и вообще всем носившим в те времена такой костюм, для зарядов пороха и пуль.
Батько, Никола Андреевич Хоменко, так звали старика, был в станице атаманом.
Родился он на одном из хуторов Полтавской губернии еще во время процветания на Днепре Запорожской сечи, куда, едва лишь стукнуло ему шестнадцать лет, и бежал из родительского дома.
После уничтожения сечи генералом Текелли, Хоменко, вместе со многими запорожцами, не пожелал, как это сделали другие, «утичь в Туретчину за синий Дунай», а предпочел выселиться на подаренные войску императрицей Екатериной II земли; сначала на реке Буге, а потом на Кубани.
25-го августа 1792 года Забугские казаки (бывшие запорожцы), переименованные в Черноморских, под предводительством кошевого атамана своего Харько Чепеги двинулись в неведомый Черкесский край.
Привычные к опасностям, они смело заняли облюбованные участки вражеской земли, построили на берегу Кубани ряд куреней, обнесенных земляным валом, увенчанным иногда палисадом, и, быстро освоившись с дикими соседями, твердой ногой стали на новых местах, закрыв таким образом грудью своею русские владения с этой стороны от набегов свирепых черкесских племен. Через год к черноморцам прибыли их жены, и с тех пор те курени, где поселились семейные казаки, стали называться станицами.