Его последняя история завязалась, как служебный роман. Он рисовал логотип для местной сети детских игровых комнат и приезжал показывать и обсуждать варианты лично. Хорошенькая директор по рекламе звонила ему по поводу и без, изводя новыми идеями и вариантами правок. А потом прямо написала о том, что приглашает на свидание. Приглашение смутило Герхардта. Но, рассудив, что проект сдан, а значит рабочим отношениям личные не повредят, Камински согласился. Девушка была хороша собой, остроумна и, в общем, Герхардту приятно было провести с ней время в ресторане за ужином и бокалом вина. Потом они встретились ещё раз и ещё. И вот уже Камински ждал её звонков, сообщений и встреч. А потом они и вовсе съехались, решив, что если есть возможность, то пусть это будет нейтральная территория и сняли квартиру, поделив расходы пополам.
Неприятности начались почти сразу сначала загорелась в спальне проводка. Как только её починили, в ванной сорвало кран и квартиру буквально затопило. Ликвидировав последствия потопа пара столкнулась с другой напастью из всех вентиляций и сливов полезли тараканы. Вызванные дезинсекторы только разводили руками дом новый, подвал чистый, у соседей ничего, а все насекомые почему-то лезли в квартиру номер 92.
На время дезинсекции пара на несколько дней перебралась в квартиру Герхардта, где началась настоящая чертовщина Лина, так звали девушку, не могла расслабиться ни на минуту спотыкалась о порожки, посуда выскальзывала из шкафов прямо ей на голову, а створки дверей били по лбу. Розетки и электроприборы кусались током, вода из крана никогда не бежала нужной температуры или кипяток, или лёд. Или вообще вонючая ржавая жидкость. Девушка никогда не выспалась, уверяя Герхардта, что кто-то ночью стоит у её края кровати и хрипло дышит.
А потом с Камински случился приступ внезапно посреди ужина, у него хлынула из носа кровь, прямо в тарелку со спагетти в соусе карбонара. Герхардт потерял сознание, упав с табуретки на светлый пол.
Ему явился дядя Мидгардт, с требованием:
Оставь эту девицу! Неужели не видишь, что она не для тебя! Мы подаём тебе знаки, Герхардт! Открой глаза!
Когда Герхардт открыл глаза, кровь из носа залила пол, а рядом сидела оцепеневшая от ужаса Лина. Что делать, когда человек падает в обморок она не знала и просто сидела рядом ожидая, что все как-то само разрешится.
На следующий день Камински был записан к неврологу и на МРТ. Попытки объяснить, что дело все в индивидуальной особенности, небыли услышаны. И начались изнурительные хождения по врачам и бесконечные анализы. Герхардт был здоров. Показатели организма в норме. Но приступы с потерей сознания и кровотечениями из носа, продолжались. Что ещё хуже участились. Как и ночные кошмары Лины. Она стала бояться темноты и ночью приходилось оставлять во всех комнатах свет.
Родственники Герхардта в один голос требовали завершить отношения с неугодной им девушкой. Но это имело совершенно обратный эффект Камински из чувства противоречия, будто ему снова пятнадцать, вцепился в неё, как бульдог у которого заклинило челюсть. Он даже сделал ей предложение, обставив это с таким размахом на какой способен только настоящий романтик пригласил в ресторан и купил кольцо, которое шеф-повар спрятал в десерт. Официант полил горячим малиновым соусом шоколадную сферу, она растаяла и под ней, в пластиковом куполе, блестело камнем кольцо.
Лина, сияя счастливыми глазами, протянула Герхардту в знак согласия, оттопыренный палец и сказала:
Да!
Грянули скрипки нанятых для такого случая музыкантов и в этот торжественный момент Камински ощутил вкус жженного сахара. И зал провалился во тьму. Выступивший из неё дядя Мидгардт, сообщил, что семья не одобряет этого союза.
Через два дня ты должен быть в городе Питкяранта. Тебя встретит Алексей Шульц. У него узнаешь подробности дела и получишь новые инструкции.
Придя в себя Герхардт мог думать только о том, как сообщить об этом невесте. Он тянул целый следующий день, тайно заказав билеты, такси и распечатав посадочный талон.
Скандал разразился вечером. Лина вернулась с работы в необычайно приподнятом настроении и сказала, что у неё есть небольшой сюрприз. Герхардт хмуро ответил, что это прекрасно, конечно. Ему тоже есть, что сказать.
Лина достала из сумочки и помахала перед длинным носом Камински, яркими буклетами:
Я купила нам путешествие! Вылет завтра! Бархатный сезон в Абхазии. Три ночи в отеле на берегу моря. Как тебе?
Герхардт побледнел и сказал, что это, конечно, прекрасно, но придётся отложить.
Почему?
У меня срочная командировка.
М-м-м, Лина подняла брови и поправила светлые волосы. У иллюстраторов бывают командировки? А куда, если не секрет?
Карелия, упавшим голосом сообщил Камински. Надо вылететь завтра.
Ну, она задумалась. Хорошо. Я никогда не была в Карелии. Там вроде красиво.
Я должен ехать один.
Почему? насторожилась девушка.
Будет много работы, Герхардт почувствовал, что медленно краснеет и это выглядит, как вранье. И краснел от этого ещё больше.
А может, ты просто передумал? серые глаза Лины хищно сощурились. Может, решил, что не хочешь никакой свадьбы и врёшь мне про какую-то командировку?!
И тогда Герхард решился на очередной отчаянный шаг сел и рассказал избраннице о тайне рода Камински. Но Лина, не поверила. Она категорически отказалась понимать про Дар рода Камински и когда Герхард в ответ на порванный посадочный талон, показал, что же за необходимость гонит его в Карелию
Бедняжка сбежала в ужасе и, по словам бабушки, клану Камински пришлось, как следует с ней поработать, что бы девица не разнесла хранимую сотни лет в тайне историю, по грязным ток-шоу.
В конце концов, дядя Эсмералд тоже был холостяком, рассуждал Герхард. Возможно, его жизнь не была достаточно полной без семьи и возможности продолжения рода, но в целом, он совершил много славных дел.
Пиаф рвала сердце погружая в глубокую грусть, которой Камински сейчас предаваться не хотел. Впереди перелёт и сложное дело. Лучше настроиться на него. А сожалеть о своей одинокой жизни он будет когда вернётся. Для этого идеально подходит вечер пятницы. Особенно, если купить вина и посмотреть фильм в духе "Английский пациент".
Герхардт выключил музыку, и достал наушник, но его сразу же, будто внезапный удар под дых, придавило к сиденью русским шансоном:
"Не гони ты меня, я прошу тебя вновь: не гони,
Я не тот, за кого постоянно меня принимала"
Камински вернул наушник в ухо и включил нейтрального Тома Йорка.
Мелодия, тягучая и медленная, идеально подходящая серому позднему утру, успокоила, но не тянула с собой, звуча просто фоном.
Камински никогда не думал о "деле" заранее, настойчиво отгоняя все мысли примерно до тех пор, пока не окажется на месте и ему не раскроют всех подробностей. Во-первых это позволяло сохранить трезвый взгляд, лишённый всяких предположений и фантазий.
Во-вторых помогало не сбежать. Потому что всегда первой реакцией на "вызов" было дикое желание бросить все на хрен и удрать. Спрятаться. Исчезнуть, стерев из мира все свои следы. От школьных альбомов, до упоминаний в государственной системе.
Камински частенько предавался размышлениям о том, как это могло бы быть. И находил вполне осуществимым. Найти маленький домик подальше от людей. В какой-то живописной глуши. Продать имущество, обналичить деньги и раствориться. Жить просто. Без излишеств. Завести огородик, научиться собирать грибы, ягоды, ловить рыбу. Писать пейзажи в духе Левитана и Серова, продавая их через галереи.
Или наоборот выбрать большой город, где никому нет до тебя дела. Купить в новостройке квартиру под самой крышей. Крохотную. Но непременно с огромным окном. Сменить прическу, отрастить бороду. Сделать новый паспорт и новую личность. Став, к примеру, Александром Рыжиковым. И вместо детских иллюстраций заняться комиксами для взрослых.
Но всякий раз в ответ на трусливые мысли, в голове всплывал образ бабушки, которая строго сдвинув седые брови, говорила: "Помни о предках, Герхардт!" И он помнил. Набирал в грудь побольше воздуха и зажмурившись прыгал в новое дело, как в ледяную воду.
Когда Герхардт был подростком, он, конечно, попробовал бунтовать. Свернуть с пути. В котором не видел ни высокой миссии, ни романтики. А только ужасно тяжёлый груз, который предстояло тащить всю жизнь.
Да, Камински проколол ухо, чтобы носить в нем несколько серебряных сережек и одну булавку. Выкручивал громкость на магнитофоне из которого орал тяжелый рок так, что не слышно было, о чем говорят в бабушкином телевизоре Мария и Хуан Пабло. Оклеил стены комнаты постерами с любимыми музыкантами "Kiss" и "Mötley Crüe" так, что не видно было ни кусочка нежно-зеленых обоев в розочках. Сорвал с окон шторы и заклеил бумагой, чтобы сделать таинственный полумрак. Носил только в чёрные футболки, джинсы и кеды. Мылся раз в месяц.
Но его железную бабушку этим было не пронять. Хотя Герхардт всячески показывал норов вырезал дырки на новых джинсах, обвесил куртку цепями и булавками, отпустил волосы, и, желая шокировать строгую Гертруду Олафовну, даже подводил глаза чёрным карандашом.
Ему не хотелось "помнить о предках". Ему хотелось прожить другую жизнь. Какую, Камински и сам не знал. Просто другую. Не ту, что была предначертана всем мужчинам в его роду.
Бабушка была всегда ровна с внуком независимо от того, как он вёл себя.
"Это просто период, Герхардт", говорила она, на его жалкие попытки бунта. "Ты перебесишься, и однажды выбросишь свои рваные портки и булавки, как тухлую требуху. Ты перебесишься и станешь таким, как все."