Портрет графини А. К. Воронцовой (урожденной Скавронской). Антропов А. П. 1763
Пораженный таким сходством, а также речами этого крестьянина, он написал о нем письмо не то в шутливой, не то насмешливой форме тут же, на месте, и отправил это письмо одному из своих друзей при русском дворе. Не знаю каким путем, но это письмо попало в руки царя. Он нашел необходимые сведения о царице на своих записных дощечках, послал их губернатору Риги князю Репнину и приказал ему, не говоря, с какою целью, разыскать человека по имени Карл Скавронский, придумать какой-нибудь предлог, чтобы заставить его приехать в Ригу, схватить его, не причиняя, однако, ему никакого зла, и послать его с надежной охраной в полицейское отделение при суде в качестве ответчика по судебному делу, начатому против него в Риге. Князь Репнин в точности исполнил приказание царя. К нему привели Карла Скавронского. Он сделал вид, что составляет против него судебный акт по обвинению его в том, что он затеял спор, и послал его в суд под хорошей охраной, якобы имея обвиняющие его сведения.
Прибыв в суд, этот человек предстал перед полицейским генерал-лейтенантом, который, согласно указанию царя, затягивал его дело, откладывая со дня на день, чтобы иметь время получше рассмотреть этого человека и дать точный отчет о тех наблюдениях, которые сделает. Этот несчастный приходил в отчаяние, не видя конца своему делу. Он не подозревал о том, что около него находились специально подготовленные люди, которые старались заставить его побольше рассказать о себе, чтобы потом на основании этих сведений провести тайное расследование в Курляндии.
Екатерина Алексеевна. Л. Каравак. 1717
Благодаря этому было установлено совершенно точно, что этот человек являлся братом императрицы Екатерины. Когда царь в этом совершенно убедился, то Карлу Скавронскому внушили, что, поскольку он не смог добиться справедливости от генерал-лейтенанта, то должен подать ходатайство самому царю. Ему обещали для этой цели заручиться протекцией таких людей, которые не только найдут для него способ поговорить с царем, но подтвердят также справедливость его дела.
Те, кто осуществлял эту маленькую интригу, спросили у царя, когда и где хочет он увидеть этого человека. Он ответил, что в такой-то день он будет обедать инкогнито у одного из своих дворецких по имени Шепелев, и приказал, чтобы Карл Скавронский оказался там к концу обеда. Это было исполнено. Когда наступило время, этот человек украдкой был введен в комнату, где находился царь. Царь принял его просьбу, и у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть просителя, пока ему как будто бы объясняли суть дела. Государь воспользовался этим случаем, чтобы задать Скавронскому ряд вопросов. Его ответы, хотя и несколько запутанные, показали царю довольно ясно, что этот человек был, несомненно, братом Екатерины. Когда его любопытство на этот счет было полностью удовлетворено, царь внезапно покинул этого крестьянина, сказав ему, что посмотрит, что можно для него сделать, и чтобы он явился на другой день в тот же час. Царь, убедившись в этом факте, захотел устроить сцену в своем экстравагантном вкусе Скавронскому приказали оставаться в том же доме, где он жил. Его заверили, что у него не будет ни в чем недостатка, и, кроме того, попросили не слишком показываться на людях и поступать во всем так, как ему скажет хозяин, у которого он находился. Утверждают, что все прежнее царское величие Екатерины было уязвлено и оскорблено этим опознаванием и что, конечно, она избрала бы себе другое происхождение, если бы только была на то ее воля». (Вильбуа)
Екатерина Алексеевна
«В Государственном архиве сохранились следующие документы: чрез 20 лет по взятии Mapиенбурга, когда Катерина была уже царицею, в конце 1722 года, неизвестно по какому поводу, Петр, дал повеление, чрез генерал-прокурора Ягужинскаго, Рижскому губернатору князю Репнину отыскать Лифляндскаго крестьянина Скаворонскаго: он найден, взят под крепкий караул и отправлен в Москву к кабинет-секретарю Макарову. Месяца чрез два Макаров уведомил князя Репнина». (Н. Устрялов. Т. 4. Ч. 1)
Екатерина Алексеевна. И. Н. Никитин 1717 (Флоренция)
Ранее это происхождение скрывалось, пока не было публично вынесено в свет Меншиковым. Дьячок Василий Федоров донес на отставного капрала Ингерманландского полка Василия Кобылина, капрал говорил как очевидец о Екатерине: «она не природная и не русская, и ведаем мы, как она в полон взята и приведена под знамя в одной рубахе и отдана под караул и караульной-де наш офицер одел на нее кафтан». Василий Кобылин был арестован, пытан и казнен, а имение его отписано в казну.
«В частности, о судьбе брабанта, за которого их мать вышла замуж в Ливонии. Как мы уже видели, что этот человек был в свите шведского короля Карла XII. Он участвовал в Полтавской битве и имел несчастье попасть там, в плен, как и 14 тысяч его соотечественников, вместе с которыми он был привезен в Москву, чтобы служить там украшением при триумфальном вступлении 1 января 1710 года Петра I победителя шведов в главный город своей империи Теперь мне хочется проследить судьбу брабанта, который после падения Ливонии последовал за шведским королем в походе на Россию и, в конечном счете попал под Полтаву, где, как я уже сказал, этот брабант был взят в плен и затем отправлен в Москву. Посмотрим, что с ним стало. Этот несчастный воин узнал там, по-видимому, что происходило между его женой Екатериной и царем. Но он, не ведая разницы между рогоносцем простым смертным и венценосным рогоносцем, решил, что его положение может принести ему какое-то облегчение в его трудностях. И он попросту сообщил обо всем русскому военному комиссару, ведавшему делами пленных. Точно не известно, доложил ли комиссар царю об этом обстоятельстве Безжалостный комиссар, то ли по своей воле, то ли по высшему приказу, немедленно отправил его, как и других пленников, в Сибирь. Если и было какое-либо различие в обхождении с ним, так оно состояло лишь в том, что он был послан в самое отдаленное место Сибири. Как говорят некоторые из его соотечественников, которые там его видели, он прожил несколько лет и умер за три года до заключения мира между Ливонией и Россией, в конце 1721 года. Согласно этому расчету невозможно не прийти к выводу, что упрек сторонников царевича Петра II в адрес герцога Гольштейнского был в их споре вполне обоснован: все дети Петра I от Екатерины родились еще при жизни этого Брабанта». (Вильбуа)
2. Коронация
В 1723 году Петр объявил Екатерину императрицей, а в мае 1724 торжественно короновал в Москве. Хотя в церемонии коронации приняли участие, все будущие участники переворотов, основанием для сохранения за императрицей и ее потомками трона империи коронация не стала.
Коронация Екатерины. Зубов
«В 1721 году император потребовал от членов вновь учрежденного духовного суда особой присяги, по которой они должны были принести клятву верноподданничества как ему, так и Екатерине. Это было подготовлением к другой, более торжественной присяге, которая последовала в ближайшем же году.
В 1722 году Петр I формально назначил Екатерину своею наследницей после его смерти шаг, в котором он, конечно, раскаялся, увидев незадолго до своей смерти, что он во многом обманулся.
Но пока Петр оставался в заблуждении, он делал все, чтоб придать Екатерине возможно большие отличия в глазах всего мира. Он даже короновал ее в Москве в начале 1724 года». (Готтгейнер Ф.)
От г. де-Кампредона Mocква. 26 мая 1724. «Весьма и особенно замечательно то, что над Царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания, так что этим она признана правительницей и Государыней после смерти Царя, своего супруга.
Нельзя того же сказать о втором приезжем, саксонском полковнике Крюгере, присланному сюда польским королем под предлогом принесения поздравленния Царице, по случаю ее коронования. Этот полковник был когда-то адъютантом кн. Меншикова; он, тотчас по приезде, принят был в аудиенции Царем и ему оказывают особенное внимание». (СИРИО. Т. 52)
«1724 год. Май 7. Коронация Екатерины. Перед входом в церковь государь и государыня были встречены и приветствованы всем духовенством в богатейших облачениях Шествие из дворца в церковь открывала половина отряда сформированной недавно лейб-гвардии в сапогах со шпорами и с карабинами в руках. Составляющие этот отряд 68 человек имеют все офицерские чины; сам император состоит в нем капитаном, генерал-прокурор и генерал-лейтенант Ягужинский капитан-поручиком, генерал-майор Мамонов старшим поручиком, и т. д. После того шли под предводительством своего гофмейстера 12 пажей императрицы, все в зеленых бархатных кафтанах, парчовых камзолах и проч., в белокурых париках и с белыми перьями на шляпах. За ними следовали четыре взрослых пажа или денщика императора. Затем шел церемониймейстер Шувалов во главе лифляндских, эстляндских и прочих депутатов от провинций, также бригадиров, генерал-майоров, всего генералитета и других должностных лиц; потом теперешний государственный маршал Толстой с своим большим серебряным маршальским жезлом (на верхнем конце которого красовался двуглавый российский орел, осыпанный драгоценными камнями) и в сопровождении двух герольдов обер-герольдмейстера Плещеева и графа Санти. Далее следовали господа, которые несли регалии, а именно, прежде всего тайный советник барон Остерман, тайный советник и сенатор князь Дмитрий Михайлович Голицын и еще двое несли на большой подушке коронационную мантию императрицы. Мантия эта была из парчи с вышитыми по ней двуглавыми орлами и коронами, подбитая горностаем и весом, как говорили, в 150 фунтов. Один аграф, которым она застегивалась спереди, стоил будто бы около 100 000 рублей (вещь эта была та самая, которую недавно похитил в С.-Петербурге несчастный ювелир Рокентин). Потом несены были на богатых подушках три собственно так называемые регалии: держава князем Долгоруким, бывшим российским послом в Дании и Франции, скипетр старым сенатором графом Мусиным-Пушкиным и новая великолепная императорская корона генерал-фельдцейхмейстером графом Брюсом. За ними шел его величество император в летнем кафтане небесно-голубого цвета, богато вышитом серебром, в красных шелковых чулках и в шляпе с белым пером. Подле него шли генерал-фельдмаршал князь Меншиков и князь Репнин, который, как старший генерал, был в этот день произведен в фельдмаршалы. Вслед за государем шествовала ее величество императрица в богатейшей робе, сделанной по испанской моде, и в головном уборе, осыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Платье на ней было из пурпуровой штофной материи с богатым и великолепным золотым шитьем, и шлейф его несли 5 статс-дам, а именно княгиня Меншикова, супруга великого канцлера Головкина, супруга генерал-фельдцейх-мейстера Брюса, генеральша Бутурлина и княгиня Трубецкая. Его королевское высочество, наш герцог, вел государыню за руку; возле них в качестве ассистентов шли еще великий адмирал Апраксин и великий канцлер граф Головкин, а немного позади генерал-лейтенант и генерал-прокурор Ягужинский и генерал-майор Мамонов, как капитан-поручик и поручик лейб-гвардии ее величества. Непосредственно за ними следовали 6 статс-дам императрицы: г-жи Олсуфьева, Кампенгаузен, Вилльбуа (сестра княгини Меншиковой), Волынская и сестра ее девица Нарышкина, все в богатых робах. Затем шли попарно прочие дамы, принадлежащие к свите императрицы, именно 13 замужних и 12 незамужних, за ними некоторые придворные кавалеры и, наконец, в заключение другая половина лейб-гвардии. Все духовенство шло в церковь впереди процессии, и его высочество, наш герцог, вел императрицу за руку до самого трона». (Дневник Берхгольца)
«Если Меншиков мог всегда так счастливо избегать заслуженных им последствий своих проступков и нередко побеждать своих обвинителей, этим он был обязан по большей части Екатерине. За то и он заботился об интересах Екатерины. С этими заботами он соединял всегда и собственную выгоду. Так как ни один из сыновей Петра и Екатерины не остался в живых, то Меншиков задумал возвести Екатерину по смерти Петра на престол ее супруга. Он сообщил эту идею Петру, который одобрил ее. Таким образом, она была объявлена наследницей престола и коронована в 1724 году. Легко было предвидеть, что князь Меншиков, бывший двигателем всего этого дела, станет кормчим в государстве, если по смерти Петра Екатерина взойдет на трон». (Готтгейнер Ф.)
В память коронации Императрицы Екатерины I. 6 мая 1724
В память коронации Императрицы Екатерины I. 7 мая 1724
В память коронации Императрицы Екатерины I
В память коронации Екатерины I
«Вместе с ним и некоторыми лицами царь придумал способы для передачи после себя престола своей супруге Екатерине и рожденным от нее детям, за исключением потомства умершего царевича. Он принял очень решительные меры: дозволено было каждому отцу семейства, не исключая и государя, назначать своим наследником произвольно избранную личность, устраняя своих детей и родственников. Этот закон послужил основанием для духовного завещания, посредством которого царь передал корону своей жене». (Abrege de la vie du c-t Tolstoy)
«После смерти царя Петра I юный Петр имел полное право на трон, но в собрании сословий Петр упразднил естественное право, дающее детям право наследовать родителям, заменив его иным, согласно которому он указал, что каждый отец семьи, и не только в обычных семействах, но и в царском доме, может назвать своим наследником того, кого сочтет нужным, даже в ущерб своим детям и родственникам, не будучи принужден как-либо объяснять подобную несправедливость, кроме как тем, что он не нашел никого другого, более способного распорядиться после его смерти тем добром, которое он оставляет. Благодаря этому Петр I назвал преемницей своей короны царицу Екатерину, свою жену, согласно тому завещанию, которое он сделал по этому случаю. Но, будучи по некоторой причине разочарован в ней, он порвал завещание и намеревался оставить корону своему племяннику». (Герцог Де Лириа-и-Херика)
От г. де-Кампредона. С.-Петербург. 1725. «Царица все еще беспокоится об участи своих дочерей, хотя Царь и обещал ей положительно, что одна из них сделается его наследницей. Царицу страшит новая склонность Монарха к дочери валахскаго господаря. Она, говорят, беременна уже несколько месяцев, отец же у нее человек очень ловкий, умный и пронырливый. Царица и боится, как бы Царь, если девушка эта родит сына, не уступил убеждениям принца валахскаго и не развелся с супругою для того, чтобы жениться на любовнице, давшей престолу наследника мужского пола. Этот страх не лишен основания и подобные примеры бывали». (СИРИО. Т. 49)
«1724 год. Ноябрь 9-го. Сегодня нам сообщили по секрету странное известие, именно что вчера вечером камергер Монс по возвращении своем домой был взят генерал-майором и майором гвардии Ушаковым и посажен под арест в доме последнего; также, что арестованы еще двое других, именно маленький кабинетный секретарь императрицы и ее камер-лакей, которые были постоянно в каких-то сношениях с камергером. Их, говорят, отвели в летний дворец императора. Это арестование камергера Монса тем более поразило всех своею неожиданностью, что он еще накануне вечером ужинал при дворе и долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости. В чем он провинился покажет время; между тем сестра его, генеральша Балк, говорят, с горя слегла в постель и в совершенном отчаянии.