Клинт-Клинт-Клинт, прочирикал Влад Колосажатель.
Заткнись, сказала Кэнди Мандибула.
Гнев естественен, сказал Влад Колосажатель. Гнев естественный выхлоп, выпусти его.
Он раньше так никогда не разговаривал, сказала Линор.
Оранжевый свет на блестящем деревянном полу обзавелся стройными черными колоннами: солнце стало погружаться за кливлендский центр.
Чертовски стремно. Я пришла где-то в шесть тридцать, он просто свистел и корчился. И я ушла на пробежку, вернулась, репетировала то, что скажу Клинту, а потом сделала растяжку, и тут пришла ты, сказала Кэнди, стряхивая пепел сигареты в клетку попугая.
Конечно, ты меня ублажаешь, Клинти. Не думай, что нет, сказал Влад Колосажатель.
Ты его кормила? спросила Линор у Кэнди.
Вот еще. У меня до сих пор шрам на большом пальце. Ты сказала, будешь кормить его сама.
Тогда почему у него чашка полная вот?
Женщинам тоже нужно пространство.
Видно, он из нее с утра не ел, сказала Кэнди. Это новый лифчик?
Влад Колосажатель стал клевать зерно; его розовый ирокез колосисто восстал и сник.
Просто самый странный день моей жизни, сказала Линор, развязывая шнурки. Мы с Риком обедали с мистером Бомбардини. «Компания Бомбардини», левая глазница скелета, всё такое?
Ты познакомилась с Норманом Бомбардини? спросила Кэнди.
Я не знаю, что значит для тебя любовь. Скажи, что значит для тебя это слово, сказал Влад Колосажатель.
Тебе придется купить очень маленький кляп, сказала Кэнди.
Кэнди, чувак собирается жрать, пока не помрет, потому что его бросила жена. Он уже весит под пятьсот кило. Он ел эклеры с пола. Линор взяла халат с кроватного столбика, расстегнула залитый солнцем лифчик и направилась в ванную. Кэнди пошла за ней по коридору.
Ты не можешь требовать того, чего я не обещала! закричал им вслед Влад Колосажатель.
/б/
Пока Линор принимала душ, Кэнди Мандибула, опершись о раковину, курила гвоздичную сигарету, вся в дыму.
Не понимаю, сказала Кэнди. Это вообще как: двадцать пациентов пошли гулять, и их не увидели и не остановили?
Поковыляли гулять, скорее уж, сказала Линор из душа.
Точно.
Я просто скажу себе, наверно, что, если отец обо всем знает, Линор в порядке. Я скажу себе, что он взял ее с собой на Корфу на этот свой саммит с президентом той другой компании детского питания. Только Бабуля никогда ни на столечко Компанией не интересовалась. Только папа и Бабуля более-менее ненавидят друг друга. Только Бабуле надо вокруг плюс тридцать семь градусов, а не то она синеет. Только вместе с ней пропали еще двадцать четыре человека. На Корфу теперь, видно, не протолкнуться. Но я скажу себе, что папа отвез их куда-то еще. Только, господи, я и не думала, что он помнит, где находится Дом. Хоть это и его собственность. Он вечно управляет им через Шмоуна и Ньета. Душ на миг забренчал по занавеске. Не знаю, ждать мне возвращения папы или нет. Я не могу просто взять и полететь на Корфу. У меня нет денег, вообще. Да и кто знает, где они там, на Корфу.
Рик может дать тебе в долг. Видит бог, у Рика деньги есть.
Я ему даже ни о чем еще не рассказала. Он уязвлен. Линор выключила воду и вышла.
По-моему, у Рика сегодня крыша слетела, чуток, там, наверху. Кэнди бросила сигарету в туалет. Та кратко зашипела. Кэнди стала чистить зубы.
За обедом он был вроде в порядке. Он просто хочет знать, где я нахожусь в данный момент. У кого крыша слетела и врезалась в землю, так это у Нормана Бомбардини. Он говорил о бесконечности и ожившем масле!
Что?
Халат воняет, как низ коврика, сказала Линор, нюхая свой коричневый халат. Заплесневел.
Ты узнай, вдруг Линор сейчас у кого-то из твоей родни, сказала Кэнди.
И что за чертовщина с Владом Колосажателем?
Ты узнай, вдруг Линор у кого-то из родни.
Что? Да. Отличная идея. Только она точно не у Джона, с ним невозможно связаться, и с Ля-Вашем тоже, папа сказал, у него даже нет телефона. Да и зачем Бабуле ехать в Амхёрст? Может, она у Кларисы. Только если Бабуля все еще где-то здесь, потому что Клариса явно здесь, она бы позвонила хотя бы мне, сказала бы, что она в порядке.
Может, она пыталась, но попадала в «Сэндвич Стива».
Боже, еще и это, что за херовый денек на работе. Этот Питер, который как негатив, так и не вернулся, и никакой туннельщик с нами не связывался. Линор пыталась стереть пар с зеркала. Кэнди вытерла Линорину спину полотенцем, сняла серебряное трико и пошла в душ. Линор сунула руку за пластиковую занавеску, Кэнди передала ей мыло, Линор неторопливо намылила Кэнди спину так, как Кэнди любила. И мы получали на коммутатор звонок за звонком, почти все не туда, и Прифт хохотала.
Я ее точно убью. Я ее укокошу, скоро. Негатив?
А Валинда невероятно злилась, что я пришла поздно. Собралась меня увольнять. Приговаривала: «Ты со мной не шути».
Если она говорит «не шути», реально злится, сказала Кэнди, выходя из душа. Пар в ванной стал таким плотным, что Линор еле отыскала дорогу, чтобы открыть дверь. Открыла дверь. Холодный коридорный воздух ворвался и задушил пар. Линор стала чистить зубы.
Мне надо побрить ноги, сказала она. Когда я провожу рукой по ноге, шуршит.
Так побрей.
И все-таки, Кэнди, что с Владом Колосажателем? Я думаю, он заболел. Рик сказал, продавщица в магазине сказала, что кореллы, как правило, не так часто говорят. Может, он умирает, и это как шквал фейерверков в самом финале, перед тем, как фейерверки закончатся.
Клинти, секс прекрасен, ты в курсе, секс прекрасен, я тебе говорила, как ты меня переполняешь, только секс это пара часов в день, нельзя отдавать ему жизнь в заложники, проскрежетал птичий голос из конца коридора.
Как по мне, у засраныша всё тип-топ, сказала Кэнди Мандибула, шествуя голой по коридору; Линор в халате за ней. Если миссис Тиссоу его услышит, нам снова светит фекальный залив. Надо срочно учить его псалмам, что ли.
Кэнди пошла в свою комнату, Линор в свою. В комнате Линор было очень красиво. Пол и нижняя половина стен жидкий мрак, на верхней и на потолке колышутся в оранжевой купальне заката темные тени деревьев.
Секс пара часов в день? крикнула Линор Кэнди.
Клинт-Клинт-Клинт, супер-вупер, напевал Влад Колосажатель в зеркальце.
Иисусу всплакнулось, сказала Линор в клетку Влада Колосажателя. Господь мой пастырь. Мне ни в чем не будет нужды.[57]
Влад Колосажатель дернул головой и посмотрел на нее.
Линор, Клинт что-то с чем-то, ты не поверишь. Он суперический. Наизнанку меня выворачивает. Он конь, верблюд, бронтозавр, сказала Кэнди от двери, показывая руками. Вот такой.
Да, ну, м-м-м, сказала Линор.
Наизнанку! Вот такой! завопил Влад Колосажатель.
Дерьмецо на веточке, сказала Линор.
Но он такой собственник, продолжала Кэнди. Все упрашивает выйти за него и злится, когда я смеюсь. Он думает, если я кончаю, это дает ему право на мое сердце. Как такой взрослый может быть таким ребенком? Я положила глаз на президента всей компании, мистера Альянса. Кэнди встала на пуантах в двери Линор так, чтобы последние оранжевые лучики заката падали ей на щеки. Очень красивая девушка: формы, овалы, мягкое молочное сияние, густые темные кудри, мокрые, как сейчас, так даже и темнее. Они лежали на ее грудях и спине шоколадным покрывалом. Над домом пролетел самолет, низко-низко, на мгновение стекла задрожали в рамах.
Давай устроим памятную ночку и будем помнить друг друга всегда, сказал Влад Колосажатель своему отражению.
Линор нырнула головой в чистое платье.
Когда начнется памятная ночка?
Кэнди глянула на часы, которые как раз щелкнули и загудели, отмечая новую минуту.
В любой момент. Сейчас поеду к нему обедать, потом, думаю, мы будем спариваться как звери, много-много-много часов.
Да ты романтик, сказала Линор. Иисусу всплакнулось, Влад Колосажатель. Грехи отцов наших. Мне ни в чем не будет нужды.
Иисусу ни в чем не будет нужды.
Молодчина.
Я все еще жду рассказа о Рике, ну, в плане спариваться, крикнула Кэнди, вернувшись к себе. Вы с ним уже сколько месяцев, и если он такой суперический, как ты говоришь Я жду подробных анатомических сплетен. Иначе ты вынудишь меня разведать все лично.
Да, ну, м-м-м. Линор натянула чистые носки.
Да шучу я. Но правда, мы все-таки подельницы. А когда ты его описываешь, оно тебе делается ближе. В смысле, он. Правда. Углы, наклоны, родимые пятна, всё такое. Так оно еще интимнее. Кэнди вошла, на ней было старое выцветшее фиолетовое хлопковое платье, которое раньше долго носила Линор, Кэнди оно было идеально мало и облегало не самые хилые холмы бедер. Она встала на колени в тени у окна и принялась красить ресницы, глядясь в свое отражение в черном нижнем прямоугольнике чистого оконного стекла. На улице воспряли сверчки.
Если я кончаю. Как личность, сказал Влад Колосажатель. Где эта дурковатая сучка?
Прости, пожалуйста.
Ты не подкинешь меня к дому Рика? Я оставила машину у Центра. Линор завязала шнурки и теперь расчесывала локоны. Думаю, в плане питания Владу Колосажателю ничего не грозит. Он, кажется, не голоден.
Да, подвезу. Слушай, ты польешь растение или как?
Это типа эксперимент.
Грехи сосцов наших! заревел Влад Колосажатель. У кого книга?
Какая книга? спросила Линор у Кэнди.
Чтоб жё [58] знала. Слушай, я опаздываю. Пошли уже.
Да. Доброй ночи, Влад Колосажатель.
Любовь ничего не значит. Для меня слово «любовь» бессмыслица.
Может, отнести его в «Живые Люди» [59]?
«Живые Попугаи».
Еще раз спасибо за платье. Предупреждаю, могут разодрать.
Все первые брачные ночи должны быть как твои разрывы.
Женщинам нужно пространство, нужно пространство!
/в/
Тебя тревожат мысли о том, тревожит ли меня то, что ты никогда не говоришь мне «я тебя люблю»?
Может, иногда.
Ну, не тревожься. Я знаю, что ты меня любишь, глубоко внутри. Я это знаю глубоко внутри. И я тебя люблю, люто и беззаветно ты только поверь.
Да.
И ты меня любишь.
Это не проблема. Я знаю, ты меня любишь. Прошу, не позволяй себе об этом тревожиться.
Спасибо, что рассказала новости о бабушке. Извини, что за обедом с мной был такой геморрой. Извини за Нормана.
Да господи, я хотела тебе рассказать. Только, мне кажется, это рассказ ни о чем. Рассказывают факты, рассказывают что-то. Это не что-то, это просто коллекция стремностей.
Пусть так. Тебя тревожит, что пропала книга, да?
Эта книга проблема, Линор. Эта книга твоя проблема, мне кажется. Разве Джей не говорил, что ты просто вкладываешься во внешнее, чтобы действенно вредить или помогать и обретать значимость, которая на деле может прийти только изнутри? Что твоя жизнь внутри тебя, а не в какой-то книге, из-за которой отвисла старушкина ночнушка?
Откуда ты знаешь, что Джей мне говорил?
Я знаю, что сказал бы на его месте.
Испытывай оправданную тревогу за родственницу, которая вернется со средиземноморским загаром и лаконичными объяснениями твоего отца, Линор. Всё.
Знаешь, Рик, ты меня переполняешь. Ты выворачиваешь меня наизнанку.
Прости?
Ты выворачиваешь меня наизнанку. Когда мы ты знаешь. То, что мы сейчас делали.
Я тебя переполняю?
Да.
Ну, спасибо.
Историю, пожалуйста.
Историю.
Пожалуйста. У тебя сегодня есть история?
О да.
Хорошо.
Вообще-то я завел сегодня дневник, правда. Журнал-дневник, для почеркушек. То-сё, эт цетера. Было интересно. Я еще в молодости хотел.
Очень хорошо. Можно я когда-нибудь его почитаю?
Конечно же, нет. Журнал-дневник почти по определению не читает никто, кроме автора.
Ладно, тогда сойдемся на истории, пожалуйста.
Пришла сегодня еще одна интересная.
Отличненько.
Только опять печальная. Знаешь, кто присылает все по-настоящему печальные истории? Присылают, вообрази, детки. Ребятки из колледжа. Я начинаю думать, что у американской молодежи серьезные проблемы. Во-первых, абсолютно шокирующее количество детей интересуется сочинительством. Абсолютно шокирующее. И не просто интересуется, нет. То, что мне присылают, не могли написать люди, которые всего лишь интересуются. И печальные, печальные истории. Что стало со счастливыми, Линор? Да хоть с назидательными? Я бы с жадностью накинулся на какую-нибудь дидактическую сэлинджеровщину, найди-утешение-где-не-ждешь, я читал такое вагонами в «ОХота и Клевок». Мне тревожно за нынешних деток. Им бы пить пиво, ходить в кино, охотиться за трусиками [60], терять девственность, извиваться под суггестивную музыку, а не сочинять длинные, печальные, запутанные истории. И они все, без единого исключения, мерзко печатают. Им надо тусоваться и учиться печатать. Я неслабо встревожен. Правда.
Ну так расскажи.
Мужчина и женщина встречаются и влюбляются друг в друга на сеансе групповой терапии. Мужчина красавчик, с выпирающей челюстью, и еще, как правило, очень милый, но у него проблема с неимоверными вспышками ярости, он их не контролирует. Им завладевают эмоции, он их не контролирует и становится безумно, иррационально злым, иногда. Женщина до боли очаровательна, и добра, и ласкова, как только можно надеяться вообразить, но страдает от кошмарных периодов меланхолии, которую могут сдержать на подступах только жуткое переедание и избыточный сон, поэтому она постоянно ест «фритос» и капкейки «хостесс» [61], слишком долго спит и очень много весит, хотя все равно еще красивая.
Не мог бы ты чуть подвинуть руку?
И вот эти двое встречаются на сеансе групповой терапии, и страшно влюбляются друг в друга, и мечтательно глядят друг на друга из разных концов помещения раз в неделю, пока психотерапевт, он всегда такой вальяжный, милый и носит фланелевое пончо, ведет сеансы терапии. Психотерапевт, кстати, это важно знать, по виду очень милый и всем сочувствует, но на деле он, как мы узнаём благодаря всезнающему рассказчику, единственный настоящий злодей в истории: в колледже у него был нервный срыв во время теста GRE [62], он сдал его так себе, не поступил в Гарвардскую высшую школу, вынужденно поехал в Нью-Йоркский университет, кошмарно страдал и жестоко мучался в Нью-Йорке и в результате просто ненавидит большие города и коллективные социальные единицы вообще, ненавидит реально патологически, считает, что давление общества и группы есть корень всех проблем всякого, кто к нему приходит, и старается беспрерывно, но ненавязчиво убедить всех пациентов уехать из города и перебраться в уединенные хижины в лесах того штата, в котором происходит действие, у меня ощущение, что это Нью-Джерси, и эти-то хижины по какому-то странному совпадению принадлежат ему, и он продает их пациентам, грязно на них наживаясь.
И мужчина с женщиной страшно влюбляются друг в друга, и начинают встречаться, и мужчине чудесным образом теперь легче бороться со злостью, а женщине теперь легче бороться с меланхолией, и она уже не спит все время, и не ест нездоровую пищу, и худеет, и становится такой писаной красавицей, что впору расплакаться, и они решают пожениться, идут и говорят об этом психотерапевту, тот радуется с ними и за них, как он выражается, но говорит, что терзающие их психологические проблемы просто отошли на задний план, ненадолго, потому что они отвлеклись на свою новую любовь, и что, если они действительно хотят вылечиться навсегда, чтобы сосредоточиться на любви друг к другу до гроба, им нужно вместе уехать из города, у меня ощущение, что из Ньюарка, в хижину в лесной глуши, подальше от всего, что связано с коллективным обществом, и он показывает им проспекты хижин в лесу, и вдруг оказывается, что у психотерапевта в самом центре зрачков маленький знак доллара, тут идет сюрреалистическое описание, мне оно показалось неважным.