Суровая Родина. Кемерово - Колков Сергей 7 стр.


К 2000-му в Кемерово наступила новая эра власть «погонов».

Доходное место


Трудящийся приходит домой

и застаёт жену с любовником:

 Вот вы здесь глупостями занимаетесь,

а в «Садко» чешские туфли дают!

Лично пережитое

Вещевой рынок ул. Тимирязева (ныне улица Соборная)


Вещевой рынок Кемерово с послевоенного времени до 1989 года располагался на улице Тимирязева (сейчас это улица Соборная) рядом со сквером Гагарина.

Центр воскресной жизни и неформального отдыха кемеровчан в эпоху, когда про видики никто ещё и не слышал, а телевидение не баловало во всех смыслах.

28 марта 1989 года горисполком принял решение о проектировании земельного участка площадью 1,5 га между улицами Тимирязева, Луговая, Кавалерийская и Гагарина речь шла о территории рынка.

18 ноября 1989 года градостроительный совет после страшной борьбы и препирательств выдал разрешение на строительство на этой территории Знаменского собора и ансамбля.


Спекуляция в СССР была, может быть, и не самым страшным, но уголовно наказуемым преступлением. Статьёй 154 УК РСФСР 1960 года за неё предусматривались следующие меры ответственности: либо лишение свободы на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой, либо исправительные работы на срок до одного года, либо штраф до 300 руб. Мелкая спекуляция, совершённая повторно, наказывалась исправительными работами на срок до одного года или штрафом до 200 руб. с конфискацией предметов спекуляции, а спекуляция в виде промысла или в крупных размерах лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества.

Закон был суров, но поскольку в СССР дефицитом умудрились стать практически все товары высокого качества, советский человек умел «крутиться». Отношение к спекулянтам в обществе было нейтральным. В спину им не плевали и в подворотнях «по идейным соображениям» не били.

Всё детство я провёл у бабушки, которая жила на Сибирском переулке это если пройти чуть вглубь частного сектора от перекрёстка нынешней улицы Соборной (экс-Тимирязева) и Сибиряков-Гвардейцев.

В одной трамвайной остановке от нас был городской базар или, по-народному, барахолка. Сейчас на его месте Знаменский собор. Поход на базар был главным городским событием по выходным дням. Здесь собирался весь Кемерово. Прогуляться по набережной, сходить в кино или, бери выше, в театр разве это воскресные развлечения, а вот базар совсем другое дело. И не важно, что денег нет, как и планов что-то купить,  здесь место встреч, разговоров и нарезания кругов вокруг прилавков.

В будние дни он не работал, только какие-то самые алчные бабки торговали семечками у закрытых ворот.

Всё разнообразие товаров и продавцов частной торговли города Кемерово умещалось на квадрате примерно 100 на 100 метров. Увидели бы вы сейчас «многообразие» выбора тех лет, вы бы заплакали или рассмеялись, но времена не выбирают.

Итак, пошли!

Слева, вдоль трамвайных путей,  собачий ряд. У высоких тополей продавали щенков, собак и редких кошек. Кошки в то время не считались товаром моды на экзотические породы ещё не было (пожалуй, только на сиамскую), а дворовые плодились и размножались сами по себе. Основной товар собаки: овчарки, охотничьи и декоративные. В этом собачьем ряду и произошло моё первое грехопадение я продал друга.

Каждый советский мальчик откровенно или втайне мечтал о немецкой овчарке.



Овчарка была культовой собакой всесоюзного масштаба. Обязательная героиня всех фильмов про войну, пограничников и уголовный розыск. Крепкая. Умная. Подтянутая.

Существуют две родственные породы немецкая и восточноевропейская овчарка. Базовой породой для выведения восточноевропейских послужили немецкие овчарки, вывезенные из Германии в СССР в 1930-е годы.

Ценились они обе, но немецких овчарок уважали больше, чем европеек, даже несмотря на то, что они были «немецкими». Как говорится: «держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Никакие эсэсовцы со шмайссерами и злыми собаками на длинных поводках в фильмах про недавнюю войну и Штирлица не смогли испортить им безупречную народную репутацию. Они были Образцом верного служения человеку. Да, было время, они немного сбились с пути, но потом осознали и присягнули на верность Родине и советскому народу.

Моё беспросветно несчастное детство прошло под завывания: «Хочу собаку!»

Я хотел её так сильно, что готов был ради неё на всё: учиться только на отлично, регулярно убираться в своей комнате, ходить к бочке за квасом столько раз в день, сколько скажут в общем, быть идеальным ребёнком. Родители, если бы захотели, могли бы под это навязчивое желание вить из меня не просто верёвки, а корабельные канаты, но им это в голову не приходило. Я устраивал им бойкоты и голодовки, не разговаривал днями и неделями, лежал под одеялом и тихо рыдал.

Я хотел не просто собаку, а такую большую, с умными тёмными глазами и острыми стоячими ушами. «Она смешно наклоняет моду и навостряет уши, когда слушает, и будет точно исполнять мои команды. Купите немецкую овчарку!»  убеждал их я.

Моя «собачья история» началась рано утром в ноябре 1976-го.

Я ученик 1 «А» класса школы 31 города Кемерово. Учусь с первой смены.

Около 6 утра у нас зазвонил телефон. «Кто говорит?» Нет, не слон. Это было очень странно таких ранних звонков никогда не было. Дом спал. Мама взяла трубку и сквозь сон спросила:

 Кто это?.. Собаку, какую собаку?

Я услышал «волшебное» слово и моментально вскочил с постели:

 Собаку, давай собаку!

Мама ещё окончательно не проснулась, поэтому честно призналась:

 Звонила моя студентка, у неё ощенилась собака,  и ушла досыпать.

Маму, конечно, я дожал. Через несколько дней мы со старой кроличьей шапкой чёрного цвета поехали за собакой.

Кролик был самым близким другом советского человека после управдома «это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, легкоусвояемого мяса». Хулиганы на улицах и те не снимали с прохожих кроличьи шапки даже в самых дерзких районах Кемерово: это было уж совсем западло. В каждой семье на антресолях валялись поношенные, затёртые, засаленные кроличьи шапки. Выбросить их было жалко, а носить уже стыдно.

Приехали. Собака оказалась болонкой. Поговорили, завернули пахнущий счастьем комочек в шапку и домой. Она была беспаспортная и белоснежно белая одним словом, «Фенька»!

Первые полгода я был на седьмом небе от счастья ухаживал за ней, гулял, кормил. Фенька росла и превратилась в прелестную лохматую болонку. А я опять начал «скулить». Собака оказалась собаке рознь! Я-то хотел овчарку, чтобы дрессировать её, учить всяким командам, задерживать хулиганов и даже, возможно, шпионов.

А эта издевательство какое-то, а не собака.

Настроение моё всё больше портилось. Я понял, что суровая судьба сыграла со мной злую шутку подсунула мне «ни то, ни сё» вместо овчарки.

Уже второклассник, Сергей Колков принял первое важное решение в своей жизни продать собаку.

В воскресенье я проснулся в гостях у бабушки и твёрдо сказал:

 Я иду на базар продавать Феньку!

Бабушка относилась к Феньке спокойно и без личной привязанности, как всякий деревенский человек относится ко всему живому скотина, она скотина и есть.

Мой план был продать её и купить взамен щенка овчарки, чтобы всё в моей жизни стало «по-настоящему».

Я быстро оделся, взял Феньку на поводок и двинулся в сторону базара, бабушка покорно засеменила следом за мной.

Пришли на базар. Занял свободное место у тополя в собачьем ряду. Вокруг меня моментально собрались люди. Вид живописно кучерявого мальчика с такой же кучерявой, но только белой болонкой в ряду взрослых продавцов был необычным.

Какой-то рослый пацан, сплюнув шелуху от семечек на землю, спросил, сам себе ответив:

 Чё, друга продаёшь?

Я промолчал. Мне не хотелось рассказывать какому-то чужому мальчику, как обманула меня судьба-злодейка.

Стою. Отчего-то мне стало сильно стыдно, но отступать уже некуда. Стыдно было не от того, что продаю Феньку, а стыдно вообще что-то продавать.

Вскоре появился перспективный покупатель женщина средних лет:

 Сколько стоит собака?

Это было неожиданно.

Продать-то Феньку я решился, но моё решение было твёрдым и бесформенным одновременно. До этого я ничего и никому в своей жизни не продавал, даже за пять копеек. Ни с мамой, ни с бабушкой я этот план не обсуждал. За сколько? Цена меня не волновала, я о ней вообще не думал главное, чтобы хватило на овчарку.

Женщина мне сразу понравилась, она была симпатичная и «городская».

 Мальчик, и сколько же стоит?  повторила она вопрос.

Так Я чуть-чуть подумал и выпалил:

 Пятьдесят!

Почему «пятьдесят»? Просто это была самая большая купюра, которую я видел в своей жизни,  зелёная, хрустящая, с серьёзным дедушкой Лениным в полосатом пиджаке.

Бабушкина пенсия была сорок рублей. Она ахнула:

 Деньжищи-то какие!

В её голове не укладывалось, как бесполезная в хозяйстве собака может вдруг стоить таких бешеных денег.

Покупательница, напротив, совсем не торговалась:

 Хорошо, беру.

Достала «те самые» пятьдесят рублей одной хрустящей бумажкой и вручила их мне.

Дальше всё произошло, как в тумане,  я положил их в карман, отдал женщине поводок с Фенькой в нагрузку, развернулся и пошёл домой. Бабушка как тень заследила за мной вслед. В тот день я был не в состоянии прицениваться к щенкам овчарок. Больше Феньку я никогда не встречал.

Всё случилось по-настоящему настоящие деньги за настоящее предательство.


А базар жил своей жизнью.

На пятачке перед входом стоит автобус пазик из его форточки, вопреки недоброму отношению власти к кривлянию молодёжи под иностранные малопонятные слова, льётся на базар громкий свет «не нашей» музыкальной культуры, благословляя в городском масштабе развитие товарно-денежных отношений на потребительском рынке. Энергичные хиты «с той стороны» великой советской стены местные просветители «пилят»22 на целлулоиде, потом скобой крепят к открытке «С новым годом!» или «C 1 мая» и пускают люкс для бедных в народ. Как ни странно, но при всей постоянной и неусыпной борьбе партии за нравственный и культурный облик советского человека, здесь на воскресном базаре эта политически безупречная машина, которая по будням была «в каждой бочке затычкой», тоже отдыхает. Образовывалась какая-то загадочная пустота контроля всё шло куда-то туда, куда и должно было прийти: не к торжественной Зыкиной или задорной Ротару, а к вполне похабным, но очень желанным Boney M с их «Ra ra Rasputin. Russia's greatest love machine. Women would desire. Oh, those Russians» (англ. О, Распутин это великая русская секс-машина. Женщины бы его хотели. О, эти русские).

Слушать такую открытку можно было достаточно долго. Никакой речи о hi-fi, конечно, не было. Да и качество звука на советских массовых проигрывателях типа «Аккорд» слушателей мало волновало главным было чувство радости от прикосновения к далёкому празднику жизни. Казалось, что на этом самом Западе все так и живут легко и играючи, под песни Boney M. Как бы ни старался политический обозреватель Бовин в телепрограмме «Международная панорама» рассказывать о тяжёлой жизни рабочих в странах капитала, их лица на заднем фоне были подозрительно сытыми и довольными.

Одна песенка один рубль. Из автобуса рвались наружу шлягеры ABBA, Boney M, Dschinghis Khan, Afric Simone и прочая вкуснотища. Крутили их секунд по тридцать основной куплет и мотивчик. Нужно было стоять рядом с автобусом и ловить какую-то самую клёвую песню, а потом бежать к окошку и объяснять: «Мне вот эту: капа-да-па-дапа, да-да-да, а люська залетела, шозадела!» Пока несёшься покупать понравившуюся, из форточку вырывается уже другая ещё более вкусная, а денег-то на кармане всего «рупь».

Хит-парад у пиратов был на мировом уровне всё самое свежайшее здесь и сейчас. Названий исполнителей и групп никто из покупателей толком не знал. «Наша» музыка была в этом пазике не в почёте время «Ласкового мая» ещё не пришло. Дельцы из автобуса хорошо разбирались во вкусах кемеровчан. Торговля шла бойко стояла очередь.

Потом одного из руководителей кемеровской Рембыттехники, под крышей которой долгие годы шло это аудиопиратство, арестует ОБХСС. При обыске у него, в числе прочего, найдут стартовый спортивный пистолет, переделанный под патрон «мелкашка» и, самое страшное, золотое кольцо с американским национальным девизом, выгравированным внутри,  «In God we trust». Из-за этого кольца газета «Комсомолец Кузбасса» напишет о нём статью на полполосы, почти как об изменнике Родине: «Сегодня крутит БониЭм, а завтра свалит насовсем!»

Чуть позднее, с появлением первых кассетных магнитофонов, на этот же пятачок перед входом на барахолку впишутся ещё и новенькие жигули. Сидящий в них в «строгаче»23 лысый дядька будет продавать кассеты с записями. В начале 80-х в его ассортименте впервые появятся «наши люди»: Высоцкий, Галич, Жванецкий и Северный. Лёд тронулся Boney M, подвиньтесь! Кассета будет стоить десять рублей немалые деньги.

Самоё козырное место базара входные ворота, территория цыган. Толстые горластые тётки в цветастых юбках с золотыми улыбками советских рокфеллеров «королевы торговли». Трясут полиэтиленовыми пакетами Beriozka24 (Берёзка), Монтана, Пугачёва. Хит продаж с грудастыми ковбойскими девчонками, тугие задницы которых упакованы в джинсы Lee доходит в цене до шести рублей; Аллу Борисовну делят надвое по трёшке, что делать: sex sales (англ.  секс продаёт). Другой их ходовой товар жвачка. «Лёлек и Болек» из Польши, «Kalev» из Прибалтики и очень редко штатовский «Дональд Дак». Когда открылось производство в Москве, начали спекулировать и нашей производства «РотФронт»: мятной, апельсиновой и клубничной. Самопальная тушь для ресниц, хна для окраски волос, помада, колготки.

В глубине рынка, в ряду под навесом, рядом с аквариумными рыбками, торговали жвачкой местного кустарного производства. «Лёлек и Болек» стоила от полутора до трёх рублей. Местная 20 копеек. Выглядело это так: литровая банка с мутной водой, на дне которой лежали коричневые кусочки чего-то похожего на ириски. Тётка-продавец ловко цепляла их вилкой и клала на листочек фольги. Как-то раз мы с бабушкой её купили. Ну как описать это «чудо»? Не иначе как гудрон согрешил с гематогеном или ириской.

Продвигаемся на рынок. Слева торговые ряды. Вкопанные в землю покосившиеся деревянные столбы сверху застелены отполированными временем кривыми досками. За ними стоят женщины и бабки. Мужчин почти нет. Торговля как частная, так и государственная считалась в Кемерово делом женским. Продаётся всякая всячина. И ношеные вещи, и самосшитые, посуда, часы, овчинные полушубки, шали, вязаные носки и варежки буквально всё! Чтобы занять хорошее место, нужно прийти пораньше часов в шесть утра.

В этих рядах, среди торговок всякой самодельщиной, встречались и мелкие спекулянты из интеллигенции. Схема была такая: если в семье был автомобиль, то нужно было ездить по глухим деревенским магазинам и искать там что-то такое дефицитное, что в деревне никому не за надо. Например, модный портфель-дипломат. Его можно было купить в сельпо рублей за двадцать, а продать на базаре за тридцать-сорок. Роли в семейном бизнесе делились так: муж гонял в поисках дефицита по дальним деревням, а жена продавала его на базаре.

Назад Дальше