Спросите меня, сумею ли я открыть щиток, запертый на проволочку и вырубить свет на всём переходе от библиотеки Ленина до Боровицкой.
Здесь сразу несколько выходов. Так проще избавиться от него. Сквозь обезумевшую от клаустрофобии и ужаса толпу я целенаправленно двигаюсь к выходу. Диадема греет под самым сердцем. Машина останется у Пушкинского музея.
Камеры наблюдения зафиксируют лицо девушки, которой нет ни в одной базе данных. Вернее, которая присутствует в ней под десятком имён.
Мне осталось всего несколько часов в столице, и я снова поднимусь в свою парящую крепость. Где ты будешь искать меня тогда?
Интересно, кто-нибудь до меня залегал на дно на высоте десяти тысяч километров?
Я кладу руку на черный резиновый поручень. Они идут чуть медленнее самой лестницы, чтобы мы не падали на спину. Мои тонкие пальчики смотрятся неуместно на грязной резине. Аккуратный маникюр контрастирует с серым халатом. Я стараюсь не обращать внимания на панические крики у себя за спиной. Я сама сжалась в горошину.
На параллельной лестнице люди едут вниз. Вся моя жизнь выглядит так же: я в панике поднимаюсь оттуда, куда сотнями спускаются другие. Я смотрю в их безразличные лица. Сотни чужих лиц.
Закатные лучи света озаряют моё лицо, я делаю шаг навстречу свободе из кромешного ада метро. Поднимаю гибкую руку с поручня и слышу легкий щелчок.
Он застегнул наручник у меня на запястье.
5. С глазу на глаз
В темной комнате он курит одну за одной. И даже сквозь табачный дым я чувствую запах его туалетной воды. Это Дзинтари.
Видимо подарок бывшей женушки. Он настолько пропах им, что уже и не чувствует сам. Старый советский аромат европы. Европы, которую он никогда не видел.
А вы знаете, что стюардесса по одному взгляду на вас может определить где вы провели отпуск.
Я сижу, поджав ноги под казенный стул.
Ваше имя?
Как-будто я знаю.
Я бросаю ему сквозь зубы:
Алиса Селезнёва.
Что я должна ему сказать? Что столько раз меняла имя, что уже не помню настоящего?
В темной комнате я не вижу ничего кроме света лампы. По спине мурашки. Вы когда-нибудь делали что-нибудь такое, после чего хочется проснуться?
Нечто настолько неотвратимое и фатальное, что заставляет вас мечтать только обо одном: «только бы это оказался сон и на самом деле я этого не делала».
Род деятельности?
Музейный реставратор.
Что я скажу? Стюардесса, воровка, кикбоксер, медсестра? Сказать, что я просто живу и понятие "род деятельности" они могут оставить себе? Я чувствую себя инопланетянином на интервью с вождями племени майа. Я вне твоей шкалы ценностей.
Давайте начистоту он расправляет грязный ворот сальной рубахи. Усталое лицо. На лице смесь из непонимания происходящего и чувства усталости от неободимости выполнять свою работу. Его лицо не может скрыть ничего.
Теперь вы знаете, зачем женщинам столько слоев мейкапа. Мы просто не хотим, чтобы кто-то увидел, что мы чувствуем на самом деле.
Я знаю, что вы отсутствуете в нашей базе данных. Поэтому, скорее всего вы родились не в Союзе. Я также знаю, что вы появляетесь здесь лишь изредка. Словно привидение. Поверьте мы высоко ценим ваши способности
Мне страшно и я пытаюсь прикрыть глаза от света. Зажмурить так сильно, чтобы проснуться где-нибудь, где угодно, в теплой постели, на холодном полу или стоя в московском метро, держась одной рукой за поручень. Только бы проснуться.
Вам нравится быть приведением? Появляться и исчезать. Менять внешность? Играть с камерами наружного наблюдения?
Я знаю, что это. Он меня раскачивает.
Вы спутали меня с кем-то. Я Алиса Селезнева. Я на реставрацию эту диадему взяла.
Жалостливый голос это единственный социально значимый багаж, который я вынесла из детства.
"Тебе идет, когда ты плачешь", слышу я её голос в голове.
Он закатывает глаза. Он отходит в дальнюю часть комнаты. Смотрит на наручные часы. Стискивает губы и едва заметно покачивает головой из стороны в сторону.
Что мне сказать ему?
Что это все не я придумала? Что воровать драгоценности из музеев для влиятельных западных и восточных господ совсем не моя идея? Что я лишь автор метода?
Я кое-что знаю о вас.
Я гулко и с болью сглатываю. Словно те ортодонтические леса всё ещё на мне.
Никто не хочет целоваться с ней. Потому что её челюсти больше напоминают капкан.
Он бросает на стол фотографии. Интересно, у него есть специальный instagram с моими фотографиями сделанными скрытой камерой? Такая разная я.
Вы были медсестрой на дому. Появляясь на два дня в городе, обходили пять-шесть пациентов Вы помогали им. А потом исчезали. Вы знаете они ведь нуждаются в вас до сих пор.
Вы с кем-то спутали меня.
Откуда он Зажмуриваюсь. Он знает уже не мало.
Когда у вас много свободного времени, вы можете стать кем угодно.
Я же просто хотела помогать людям. К тому же близкое общение с малознакомыми людьми заполняло дыру в моей груди.
Дыру ненависти размером с Новую Гвинею.
Я хорошо училась.
В городе, который никогда не спит полно диабетиков, которым некогда ехать в больницу на укол. Много детей, родители которых по-настоящему заботятся о них.
Ваша анкета в интернете может быть на чьё угодно имя. Многие откликнутся на предложение помощи от миловидной медсестры.
В чем вы хотите обвинить меня, если у каждого у кого есть одна анкета в соцсетях, есть и вторая, чтобы следить за кем-нибудь?