Когда Сулейман появился на пороге комнаты, Иштуган, в туго обтягивавшей торс фисташковой тенниске, такой же широкоплечий и приземистый, как отец, стоял у чертёжного стола и, склонившись над листом ватмана, быстро что-то чертил.
Проходи, проходи, отец, присаживайся, приветливо сказал он, подняв голову.
Стараясь ступать как можно мягче и осторожней, словно в комнате спал ребёнок, Сулейман подошёл к столу.
Садись, отец. Устал, что ли? Или расстроен чем? Вид у тебя невесёлый
Вид!.. Ладно бы, если б только в личности моей было дело. Тут кое-чем побольше пахнет, сынок, сказал Сулейман, вздохнув. Когда в командировку-то трогаешься?
Командировочные уже в кармане Вернусь и прямо к Гаязову. Разговоры, рапорты, как вижу, зряшная потеря времени! Тут надобно под самый корень подсекать Сегодня у меня вечер свободный. Может, помозгуем вместе над тем, что тебя мучит, отец? Артём Михайлович заезжал на завод. Видел?
Нет, не видал. А жаль Сулейман вместе со стулом придвинулся поближе и, положив руки на колени, кивнул головой на чертежи. Лицо его чуть оживилось, чёрные глаза сверкнули. Добро, и что же он говорит, профессор? Обнадёживает?
Артём Михайлович Зеланский, друг юности Сулеймана, был тот самый очевидец случая, когда Сулейман чуть не бросил в огонь своего хозяина. Теперь профессор Зеланский заведовал кафедрой в одном из институтов Казани.
Заметив, каким нетерпением блеснули отцовы глаза, Иштуган прикинулся непонимающим.
Насчёт стержней? Одобрил.
Га, задолбил: стержни да стержни! воскликнул отец. Подглядели у добрых людей и у себя применили. Великое дело, подумаешь.
Это ты зря, отец Мы ведь не просто берём готовенькое, кое-что и от себя додумываем, прибавляем Человек у человека ума набирается.
Ладно У Гали́ своё дело, у Вали́ своё. Меня интересует, что Артём думает о вибрации. С отца твоего не стержни требуют, а коленчатые валы. Что сказал Артём, будет толк, нет?
Говорит, что путь поисков правилен, отец, перешёл Иштуган на серьёзный тон. И что это даст возможность лучше понять процесс вибрации если изучать отдельно вибрацию резца и вибрацию детали. Это новый подход и в практике и в науке.
Да ну!.. так и подскочил Сулейман на стуле. С силой хлопнул ладонями по коленям. Смотри ты, га!.. Неужели так прямо и сказал? И в науке новый подход?! Ну, тут Артём, конечно, загибает. Знаю я его, недоверчиво помахал пальцем Сулейман, но смуглое лицо его осветила пронизанная радостью горделивая усмешка.
Вот так, отец, продолжал Иштуган, подавляя улыбку, вызванную юношеской непосредственностью старика отца. Артём Михайлович говорит: если сможете доказать, что эти два вида вибрации не зависят друг от друга, то можно будет поздравить вас с первой победой Так как мысль, отец, впервые зародилась в твоей голове
Сулейман замахал руками:
Брось, брось, сынок, не болтай пустое. И он, не замечая, отодвинулся вместе со стулом немного назад. С какой это стати?.. «В моей голове зародилась!..»
Иштуган расхохотался.
Ты, отец, кажется, испугался, что, если мы не сумеем доказать этого, весь стыд падёт на твою голову, а? Хитёр, нечего сказать!
На этот раз ему стал вторить и Сулейман:
Не без того, сынок, не без того В дни моей молодости на хитрости свет стоял. Не зря твоего отца прозвали «Сулейман два сердца, две головы». Одно сердце испугается, другое не дрогнет.
Так то геройство, отец, совсем иного порядка оно у всех на виду. А здесь мозгами ворочать надо Кропотливая незаметная работа.
Прищурив левый глаз, Сулейман смотрел на сына, лукаво поводя бровями.
В двух головах авось один ум наберётся, га? Ладно, языком каши не сваришь, давай ближе к делу. Зачем звал?
Видишь ли, хочу сделать небольшое приспособление, чтобы легче было доказать твою мысль. Эскиз вот набрасывал. Есть о чём посоветоваться и с тобой и с Матвеем Яковличем. Не послать ли за ним Нурию?
Оживление на лице Сулеймана погасло.
Нет, сынок, не будем пока беспокоить Матвея Яковлича, сказал он, глубоко вздохнув.
Что, не в настроении, что ли?
Сулейман-абзы встал и быстро заходил взад и вперёд по комнате. Его чёрные глаза посверкивали двумя угольками, когда он круто поворачивался на своих кривых ногах, шлёпая чувяками.
Настроение!.. Чуть что, сейчас у вас, у молодых, это словечко настроение
Иштуган принялся успокаивать отца. Только что сидел тихо-смирно и вдруг вскочил с места. Ярость в нём так и кипит
Погоди-ка, отец объясни толком. Ольга Александровна захворала, что ли?
Захворать не беда. К больному человеку доктора можно позвать, а тут никакой доктор не поможет
Сулейман вдруг резко остановился посреди комнаты и сильно хлопнул кулаком по ладони.
И кто бы мог подумать га Зять Уразметова!.. Чем так обидеть человека, лучше бы своим автомобилем задавил его Нет, я не я буду, если сию же минуту не отправлюсь к нему. Я ему в глаза грохну, кто он такой! Это для других он директор, а для меня Он меня отцом называет, а коли так, пусть соизволит выслушать отцовское слово!
Иштуган слышал уже на заводе об этой злополучной встрече, но не придал этому особого значения. Почёл за стариковскую придирку. Старики в этом отношении, как дети, чуть что не по-их смотришь, уж и в обиду ударились.
Послушай, отец, а может, это простое недоразумение?
Сулейман-абзы, воспринимавший всякую обиду, нанесённую Матвею Яковлевичу, как свою собственную, вскипел:
Недоразумение?! Га хорошенькое недоразумение. Говорить с человеком и не узнать его Тысячу лет, что ли, прошло, как они не виделись?
Что за спор? спросила, распахивая обе половинки двери, Гульчира. Она только что вернулась с учёбы и завязывала нарядно вышитый девичий передник. На смуглом лице её сияла улыбка.
Увидев дочь, Сулейман-абзы тотчас умолк. Иштуган объяснил сестре, чем расстроен отец.
Что ж, отец, удивляться, он ведь и к нам ещё не заглядывал, без особого огорчения, всё так же сияя улыбкой, сказала Гульчира.
Но Сулейман не собирался сводить это дело к простому недоразумению.
Мы, дочка, другая статья. Мы свои люди, придёт время сочтёмся, а Матвей Яковлич
А за это, отец, прежде всего тебя следовало бы побранить. То всё вместе-вместе, а в самый нужный момент оставил его одного.
Старый Сулейман молча с укоризной посмотрел на дочь.
Да будь я там!.. сжал он кулаки.
Иштуган с Гульчирой растерянно переглянулись, увидев, как страшно изменился в лице их отец. Но Сулейман, переборов себя, опустил сжатые кулаки и сказал как только мог тише:
Ладно, сынок, спрашивай, о чём хотел посоветоваться, и закончим на этом Сейчас невестка вернётся. А ты, Гульчира, иди накрой на стол.
Иштуган подождал, чтобы отец немного успокоился, и стал объяснять устройство приспособления, которое надумал. Хлопнула наружная дверь. Пробежала Нурия, и тотчас по коридору разнёсся её звонкий радостный голос:
Марьям-апа вернулась!
Иштуган, выйдя навстречу жене, помог ей снять пальто. Стесняясь ли своего положения, она была в широкой блузе, какие носят беременные женщины, или потому, что устала, поднимаясь по лестнице, Марьям не зашла в свою комнату, где сидел свёкор, а прошла на кухню, к девушкам.
Сулейман, с большим уважением относившийся к невестке, частенько говаривал своим дочерям наполовину в шутку, наполовину всерьёз:
Смотрите вы у меня, Сулейманова кровь, знаю я вас на камень наступите и из того воду выжмете Если хоть пальцем тронете невестку, даю одну из своих голов на отсечение, не ждать вам от меня добра.
Когда Марьям забеременела, Сулейман ещё внимательнее, ещё бережнее стал относиться к невестке.
Га!.. И мне пора стать наконец дедушкой, отрастить бороду. Мать ваша так и померла, не увидев в своём доме внуков. Ну, уж я-то не умру дождусь внука. Мне внук во как нужен!
Но первые два ребёнка Марьям умерли, едва появившись на свет. Потому Сулейман теперь не очень шумел, но в душе мечтал, чтобы невестка народила ему мальчиков, которые ввели бы рабочую династию Уразметовых в коммунизм, мечтал, пока жив, заложить в их души необходимую «рабочую закалку».
За стол семья Уразметовых села, как всегда, в полном сборе. Перебрасываясь заводскими новостями, ели традиционную татарскую лапшу. Усерднее других отдавал должное стряпне Нурии Ильмурза. Нурия, сияя от удовольствия, то и дело подливала ему лапши в тарелку.
Сулейман, любивший обычно посидеть за столом, это был единственный час, когда он видел всех своих детей вместе, сегодня торопился скорее закончить с обедом. Переодевшись, он ушёл.
Пошёл учить уму-разуму джизни, сказал, посмеиваясь, Ильмурза. Читайте молитвы, не то вернётся и спать нам не даст.
Но никто не подхватил его шутки. А Нурия, когда ушли старшие, сказала Ильмурзе, собирая посуду:
Не смей насмехаться над отцом, за собой лучше смотри, буфетчик.
Ковыряя в зубах зубочисткой, Ильмурза сказал с усмешкой:
Э-э, сестрёнка, тебя замуж не возьмут, непорядок на столе! И пошёл на кухню следом за мгновенно зардевшейся Нуриёй, которой пришлось вернуться за забытой на столе ложкой. Не сердись, Нурия, не унимался он, хоть и видел, что сестра дуется на него. Пойдёшь со мной в кино? А то, хочешь, куплю билет в кукольный театр.
Когда Ильмурзе хотелось позлить Нурию, он обязательно говорил о кукольном театре, чтобы подчеркнуть, что она ещё ребёнок в его глазах.
В кукольный театр!.. В медвежий цирк с удовольствием пошла бы, только билеты купи. А то всё обещаниями отделываешься!.. И, поцеловав Марьям, наливавшую горячую воду, чтобы мыть посуду, и сказав, что справится одна, Нурия чуть не насильно увела невестку из кухни.
Иди отдохни, Марьям-апа. Устала
Ильмурза курил у открытой форточки.
Нуркай, скажи, спросил он, глядя на окна кухни в тёмный провал двора, ведь ты меня не любишь?.. В этом доме никто меня не любит, верно?
В тоне, каким сказал это Ильмурза, сестра уловила необычную нотку. Быстро обернувшись, изумлённая Нурия воскликнула:
Что ты говоришь, Ильмурза? Как мы можем не любить тебя? Если когда поругаем, так это совсем не значит, что не любим
Склонившись над тазом с горячей водой, она внимательно присматривалась к брату. Какой-то странный сегодня Ильмурза. Нет на лице обычной холодноватой насмешливой улыбки, он, кажется, даже немного задумчив и грустен нынче. С чего бы это? Неужто из-за того, что отец поругал? Но ведь ему не в новинку выслушивать выговоры отца.
запел чуть слышно Ильмурза. Резко обернулся и сказал немного растерявшейся сестре:
Нуркай, я скоро уеду.
Куда?
Куда сейчас молодёжь уезжает, туда и я. В деревню!
Правда?! переспросила Нурия. В её больших глазах засветилось радостное удивление.
В ответ на призыв партии сотни и тысячи молодых людей уезжали в те дни в деревню. Это было так прекрасно, так романтично, но где-то там И вот, оказывается, её брат тоже едет в деревню. Значит, эта чудесная, но далёкая романтика здесь, в их доме.
Комсомол посылает?.. быстро спросила обрадованная Нурия.
Закинув голову, Ильмурза расхохотался.
Эх, Нуркай, дорогая, разве ты не знаешь, я давно уже вышел из комсомольского возраста. Ильмурза смеялся, но Нурия заметила, что по его красивому лицу пробежала лёгкая тень. Нет, сам я надумал, сестрёнка. По собственному желанию еду.
Ах, Ильмурза, прошу тебя, говори серьёзно Ведь это такой замечательный шаг. А что папа говорит? Давеча он из-за этого и шумел у тебя?.. Не хочет отпускать тебя в деревню?
Нурия была восхищена решением брата. Блеск глаз, возбуждённое лицо говорили: «Брат, милый брат Я всем сердцем на твоей стороне. Не бойся Никого не бойся. Поезжай в деревню!..»
3
Иштуган наносил на чертёж последние линии. В большой квартире Уразметовых стояла тишина. Нурия ушла в кино с Ильмурзой. Гульчира тоже унеслась куда-то. Отец ещё не вернулся от зятя. Марьям сидела напротив на диване и шила детскую распашонку. Матовый абажур отбрасывал на её белое лицо и золотистые волосы мягкий рассеянный свет. Время от времени она поднимала голову, и тёмно-голубые глаза её с любовью останавливались на муже. Точно почуяв это, он тоже поднимал глаза. Их взгляды встречались, оба чуть смущённо улыбались при этом, словно влюблённые, только что признавшиеся друг другу в своём чувстве. Марьям даже слегка краснела. Шестой год живут они вместе, а ей всё кажется, что ещё не кончился их медовый месяц. «Всю бы жизнь так прожить», мечтала она про себя.
И на работе и дома ей часто приходилось слышать о разводах, скандалах между мужьями и жёнами, а в качестве народного заседателя приходилось участвовать в разборе такого рода дел в суде. Марьям, слушая бракоразводные процессы, никак не могла понять, как это любившие когда-то друг друга люди становятся врагами. И, призывая этих людей к примирению, она всякий раз с болью в душе думала: «Почему вы топчете своё счастье и ищете пути к несчастью?» И когда она, усталая после этих мучительных судебных процедур, возвращалась к себе, приветливое слово Иштугана казалось ей ещё дороже.
Марьям тосковала, когда Иштуган пропадал в своих командировках, и радостно кидалась ему навстречу, когда он возвращался. Почувствовав приближение родов, Марьям попросила мужа не отлучаться пока из дому. Но, оказывается, завтра Иштуган должен опять уехать. Марьям гнала от себя эти мысли. Всякое волнение вредно в её положении. Может, успеет ещё, вернётся. Два-три дня не так долго
Кажется, закончил, сказал Иштуган, отошёл от стола и потянулся затекла спина от долгой работы в полусогнутом положении. Затем вытащил из-под кровати гантели поупражнялся. И, оживлённый, повеселевший, подсел к жене, мягко обнял её за плечи.
Марьям давно ждала этой минуты.
Иштуган, спросила она с задумчивой нежностью, ты счастлив?
Очень! Жена у меня хорошая, скоро сын-богатырь родится. Чего ещё мне нужно?
Положим, ещё многое, усмехнулась Марьям, проворно работая иголкой.
То совсем другое, дорогая.
А что ты говорил о женщинах-пустоцветах?
Это тебя не касается, улыбнулся Иштуган. Я говорил о тех, которые страшатся изведать, что такое материнское бремя. Эти женщины сами лишают себя счастья.
Марьям тяжело вздохнула.
И изведавшие порой не видят счастья И задумалась. Вспомнила предыдущие роды оба раза очень тяжёлые. Едва успев появиться на свет, дети умирали. И забеспокоилась за судьбу того, которого носила.
Иштуган уже давно научился понимать жену по малейшим изменениям голоса. Не восприняла бы Марьям его слова в свой адрес. И, словно моля о прощении, сказал с неясностью:
Не надо Не грусти, Марьям. Вот увидишь, на этот раз ты подаришь нам прекрасного мальчика.
Отец ждёт мальчика и ты тоже. А если девочка, что будете делать? сказала Марьям, силясь улыбнуться.
Я тебе говорю, мальчик будет. Абыз Чичи клянётся раз первые двое были мальчики, так и дальше будет до четвёртого
Они рассмеялись. И сразу сошла грусть с лица Марьям. Она стала весело трунить над мужем, пугать его «концертами», которые будет устраивать ему ребёнок по ночам, рисовала забавные картинки его родительских хлопот. Иштуган слушал-слушал и наконец сказал сквозь счастливый смех:
Не пугай, Марьям. В семье Уразметовых не только наш отец, вся поросль его о двух сердцах. Не запугаешь
Марьям, любуясь готовой распашонкой, проговорила:
Немного уже пришлось познакомиться знаю И задумалась, любовно поглаживая крошечное одеяние своего будущего сына. А может, дочери?..
Иштуган не спускал глаз с её руки. Только материнская рука может так мягко, так нежно гладить детскую рубашонку.