Утром мы двинулись дальше. По мере приближения к горам, странный аромат становился все сильнее.
Что это может быть? сказал я Лессельсу.
Не знаю. Может быть, теперь в долинах распускаются цветы на каких-нибудь кустарниках. Одно верно: старый индеец не ошибся, рассказывая о Благоуханной Долине. Будем надеяться, что и остальные его сведения были точны.
После целого дня пути, мы обогнули выступ горы и увидели перед собой большую долину, лежавшую посреди двух скалистых стен. Ее покрывала зелень, и кусты росли в каждой расщелине утесистых скал.
Благоуханная Долина правильное название! сказал Лессельс. Но сегодня нам нельзя осмотреть ее. Подождем до завтра.
Когда мы в этот вечер сидели подле нашего костра, какой-то неимоверно сильный звук отдался в горах; это было что-то вроде грохота взрыва и, вместе с тем, аккорда чудовищно больших труб.
Что это? вскрикнул я, вскочив и хватаясь за ружье.
Не знаю, ответил Лессельс. Может быть, посреди гор есть какой-нибудь гейзер, вырывающийся в известное время. Я видел такое явление подле озера Атабаска, а ближайшие горы, как мне кажется, вулканического происхождения. В таком случае, страх индейцев, внушаемый им Благоуханной Долиной, вполне объясним.
На следующий день мы пошли осматривать местность.
Следует основать нашу главную квартиру посреди долины, сказал Лессельс, и когда мы устроимся, я отправлюсь на разведки. Формация гор, кажется, обещает многое, но я видел слишком много «обещающих» формаций, а потому не могу возлагать на это и больших надежд.
Пройдя около мили, мы увидели, что долина делала поворот. Я шел впереди и, обогнав угол скал, заметил нечто, крайне удивившее меня.
Лессельс, закричал я, здесь дорога!
Он подбежал ко мне, и мы оба с удивлением смотрели на грунт. Перед нами тянулась широкая полоса обнаженной почвы, совершенно гладкой.
Если это действие льда, заметил он, где же лед? Вероятно, он растаял очень недавно, так как, в противном случае, почва поросла бы кустарником, как и вся остальная долина. И до чего странный запах стоит над дорогой! Удивительное место! А все же это отличная дорога для собак.
Пройдя немного дальше, Лессельс крикнул мне:
В скалах жила, я должен осмотреть ее. Погодите, я привяжу собак.
В эту секунду исполинский лось показался из чащи перед нами и побежал по долине.
Никогда не видывал таких лосей, вскрикнул я. Я должен убить его, Лессельс! Как жаль, что мне не удастся доставить эту голову в цивилизованные области. Во всяком случае, нам сегодня необходимо мясо, и я застрелю животное, а потом измерю его рога.
Я бросился за лосем, время от времени целился в него, но как только я готовился выстрелить, какая-нибудь чаща непременно мешала мне. По дороге сладкий аромат делался все сильнее и сильнее, и я спрашивал себя, от каких кустов лился он; я нигде не видел цветущих растений.
Лось повернул за угол скалы и на мгновение скрылся у меня из виду. Я побежал за ним и, когда тоже миновал выступ, с удивлением увидел, что он мчится ко мне обратно. Опустившись на одно колено, чтобы лучше прицелиться, я выстрелил. Разрывная пуля попала прямо в грудь животного и нанесла ему ужасную рану. Лось покачнулся и упал. Я кинулся к нему. Вдруг большая волна мускусного, сладкого запаха нахлынула на меня.
Я поднял голову, посмотрел и увидел «его». Громадное создание высотой, я думаю, в сорок-пятьдесят футов бежало ко мне; у него были страшные, выпученные глаза и громадные когти. Оно заревело, как-то ужасно затрубило. С мгновение я смотрел на кошмарно-страшное существо, потом, бросив ружье, побежал по долине, спасая жизнь. Зверь остановился и стал разрывать лося на куски.
Я бежал, как еще никогда не бегал; наконец, задыхаясь, остановился подле Лессельса. Он осматривал скалы, но обернулся ко мне и заметил:
Индеец сказал правду, Мазен. Здесь золотоносный кварц. Я никогда не слыхивал о такой жиле. Сравнительно с этим местом, Клондайк ничто!
Скорее спасайтесь пробормотал я.
Не успел я дать каких-нибудь объяснений, появилось чудовище. Оно двигалось с быстротой двадцать миль в час, и секунды через две было бы перед нами.
Бегите в пещеру, там, в стене скал, а я постараюсь выстрелить, крикнул Лессельс.
Его ружье щелкнуло. Животное громко заревело и продолжало бежать. Я, безоружный, кинулся к пещере Лессельс за мной
Невдалеке от узкого входа в грот мой друг поскользнулся и уронил ружье, однако, снова поднялся как раз вовремя, чтобы кинуться вслед за мной. Отверстие было футов пять в высоту, и мы пробежали до самого конца пещеры. К счастью, она была длиной футов в двадцать, а, может быть, и больше. Странный трубный звук потряс грот, и громадные когтистые пальцы просунулись вслед за нами.
Как грустно, что я уронил ружье! Первая моя пуля отскочила от его головы. Вероятно, кожа чудовища, точно железо. Зачем я не выстрелил ему в рот! Ах, что это?
Послышался визг, потом наступила тишина.
Собаки, сказал Лессельс. Бедные! Я привязал их, и они не могли спастись.
Он зажег спичку, осветив глубину пещеры. В углу лежали кости.
Сюда прятались олени и гибли от голода, объяснил Лессельс. Я не удивляюсь этому. Нужно пойти посмотреть, не ушло ли чудовище.
Не ходите, не ходите, Лессельс, истерически закричал я. Вдруг оно схватит вас! Я боюсь, я боюсь Мне страшно остаться здесь одному
Я буду осторожен, старина; ведь я вас завел в эти тиски и должен спасти вас.
Лессельс тихонько пополз вперед, потом выбросил камень из пещеры. В следующую секунду появилась страшная лапа и стала скрести пол и стены пещеры.
Чудовище нас караулит, сказал Лессельс. Мы должны были знать это, судя по его адскому запаху. Ночью попытаемся бежать. Хуже всего то, что чудовище наступило на мое ружье и согнуло его ствол, а ваше валяется в долине. Плохое положение! Лучше всего вам заснуть. Я буду караулить. Ночью же, повторяю, мы попробуем бежать.
Я лег и скоро крепко заснул. Мне кажется, ужас совершенно истощил меня. Вероятно, прошло несколько часов раньше, чем Лессельс разбудил меня.
Пойдите, посмотрите, сказал он. Страшилище играет, как котенок.
Я пошел за ним к выходу из пещеры; огромное, отвратительное создание приникло к дороге и ползало взад и вперед, казалось, будто это движение доставляло ему удовольствие. А между тем, его алчные глаза наблюдали за нами.
Это хитрое животное, заметил Лессельс. Смотрите, с каждым движением, оно понемногу приближается к нам. Назад, скорее! По глазам страшилища я вижу, что оно сейчас прыгнет.
Мы отшатнулись от входа в пещеру как раз в то мгновение, когда животное бросилось к нам. Я думаю, этим прыжком оно оставило позади себя около шестидесяти футов.
Если бы только у меня было ружье, простонал Лессельс. Одна разрывная пуля не могла повредить ему, но двадцать, вероятно, подействовали бы. Что за страшное создание! Величиной оно с полдюжины слонов, а ловкостью и жестокостью напоминает кошку.
До темноты мы наблюдали за прыжками зверя и заметили, что полные дьявольской сообразительности глаза страшилища не отрывались от нашей пещеры.
Вдруг Лессельс вздрогнул.
Чудовище строит Это мыслящее чудовище у него такой же мозг, как у нас.
Кошмарный зверь, действительно, накладывал против нашей пещеры одни камни на другие.
Он хочет окружить нас стеной, шепнул Лессельс, и во мне замерла всякая надежда.
Да, зверь хочет помешать нам бежать, прибавил через мгновение мой товарищ. Посмотрите-ка: он кладет качающиеся камни сверху. Если до них дотронешься, они с шумом упадут и предупредят его. Это дьявольское создание. Ну, позже попробуем бежать
Лессельс ждал до темноты, потом бросил в стену валун, и шум от его падения отдался в глубине долины. Посыпались и другие каменные осколки, точно обвал. Громадное животное, с глазами, горевшими фосфорическим светом, стало свирепо царапаться в нашу пещеру.
Нечего пробовать бежать, Лессельс, сказал я. Мы здесь умрем. Я могу ждать смерти от голода, но «этого» вынести не могу.
Нужно что-нибудь делать. Ведь через день, два, мы совсем ослабеем. Кто знает, может быть, к утру страшилищу надоест сторожить нас. Ах, если бы нам только удалось выиграть четверть часа!
К чему? спросил я. Это животное бегает, как поезд-экспресс.
Я думаю взобраться на утес, а не бежать по долине. Громадное создание не сумеет удержаться на выступах скал, если оно кинется за нами. А здесь должно быть место, где мы могли бы взобраться на откос. Если бы нам удалось только опередить его на сотню футов, мы спаслись бы Засните, это подкрепит ваши нервы к утру.
Когда пришло утро, сладкий аромат убедил меня, что враг по-прежнему сторожил нас. Чудовище лежало ярдах в пятидесяти от пещеры и жадно, искоса поглядывало в нашу сторону. Я чувствовал жестокий голод и головокружение; вид наших запасов близ опрокинутых саней еще увеличивал мои муки.
Лессельс посмотрел на меня и сказал:
Мазен, если животное отойдет хоть немного, я дам вам возможность спасения. Я побегу по долине, а пока зверь будет гнаться за мной, вы уйдете. Но, ради Бога, не оставайтесь на равнине. Ваше единственное спасение вскарабкаться на стену.
Ни за что, ни за что не позволю, сердито ответил я. Пусть я здесь умру, все-таки это лучше, чем думать, что я позволил вам принести себя в жертву ради меня. И слышать не хочу об этом!
Да ведь я причина всего.
Не браните себя. Я знал все, что знали и вы. А кто же мог ждать «этого»?
И я указал на страшилище. Через секунду случилось то, что прекратило наши разговоры. Из чащи показался громадный лось, и страшилище загородило ему дорогу.
Через мгновение зверь прыгнул, схватил лося передними лапами, и последовала такая ужасная и отвратительная сцена, что я не мог присутствовать при ней. Чудовище играло с лосем, как кошка с мышью, то отпуская, то снова схватывая его
Когда, наконец, страшное животное покончило со своей жертвой, оно отошло к изгибу долины, глядя по направлению нашей пещеры своими громадными глазами.
Вы видели его взгляд? спросил Лессельс. Оно хочет выманить нас наружу.
Долго мы ждали в полной неподвижности; наконец, Лессельс сказал:
Засните-ка опять немножко, это поможет вам лучше выносить голод, а позже мы придумаем что-нибудь.
Я повиновался ему и проспал, вероятно, около часа. Меня разбудил новый громовой торжествующий рев. Я вскочил. Лессельса не было в пещере. Подбежав к ее отверстию, я увидел его в центре долины. Он наклонялся над нашими санями, а чудовище неслось к нему.
Назад, назад! крикнул я.
Он помахал мне рукой Боже мой, я не могу забыть этого полного бодрости жеста Потом что-то высоко поднял над головой. Я, как безумный, побежал к нему, когда животное прыгнуло, открыв пасть. Лессельс ждал до последней секунды, наконец, бросил какую-то вещь в его зияющую пасть, но чудовище свалило его. В следующее мгновение послышался оглушительный взрыв, и громадная голова животного разлетелась в осколки. Тут я понял, что сделал мой отважный друг. Он открыл бочонок со взрывчаткой и, прикрепив к нему горящий фитиль, ждал до той минуты, в которую уже не мог промахнуться.
Я отнес бедное раздавленное тело моего друга в пещеру и долго сидел над мертвым товарищем, который ради меня пожертвовал жизнью. И вдруг меня охватил ужас страшной долины. Я почувствовал, что если я останусь в ней хотя бы на одно мгновение, я сойду с ума. Навалив осколки камней на тело бедного Лессельса, я спросил себя, что мне делать дальше, и мне пришло в голову, что если я не найду ружья, то умру с голода.
Я вернулся к тому месту, где в первый раз увидел его и, к счастью, отыскал ружье. Из наших саней я взял мешок муки, кожаную куртку, патронов и решил уйти. Но голод почти превозмог мой страх. Я поел и задумал отдохнуть раньше, чем двинуться. И вдруг Вдруг снова пронесся громовой рев, похожий на звук сотен неистовых труб.
Неужели у страшилища есть товарищ? Я побежал, точно меня преследовал гнев Божий, бежал безостановочно, только по временам смешивал пригоршню муки с водой и наскоро проглатывал это месиво. Лишь на следующий день, после полудня, я вышел из Благоуханной Долины и очутился в свежем воздухе пустыни. Тут я осмелился остановиться и отдохнуть.
Два месяца блуждал я, пока не вернулся к поселению «Мускусный Бык». Первые же встречные поселенцы спросили меня:
Почему вы совсем поседели? И где Длинный Джек?
Я рассказал им о Благоуханной Долине, о большой жиле золотоносного кварца, об ужасном создании, которое убило моего дорогого товарища. Все слушали меня ласково и как-то снисходительно. Никто со мной не спорил, но я слышал их перешептывания и понял, что все они думают, будто мой мозг пострадал от ужасов пустынь.
Нет, нет, они ошибаются! Я не сумасшедший! Это не бред! Действительно, где-то около 60-го градуса северной широты и 125-го восточной долготы лежит эта Благоуханная Долина с величайшей в мире жилой золотоносного кварца. Но да сохранит Небо всякого, кто найдет ее.
О, не думайте, что я сумасшедший!
Редьярд Киплинг
«Квикверн»
Он открыл глаза, смотри.
Положи его обратно в мех. Это будет сильная собака. Когда ему пойдет четвертый месяц, мы его назовем.
В чью же честь? спросила Аморак.
Кадлу окинул взглядом завешанную кожами комнату снежного дома, потом его глаза остановились на лице четырнадцатилетнего Котуко, который, сидя на своей скамье-кровати, вырезал из моржового бивня что-то вроде пуговицы.
Назови его в мою честь, сказал Котуко и улыбнулся. Он когда-нибудь понадобится мне.
Кадлу ответил сыну усмешкой, да такой широкой, что его глаза почти совершенно скрылись за поднявшимися толстыми плоскими щеками, и он кивнул головой Аморак. Между тем ожесточенная мать щенка с визгом старалась подняться и взглянуть на своего детеныша, а он, недоступный для нее, барахтался в сумочке из тюленьей кожи, которую подогревала стоявшая под нею лампа. Котуко продолжал заниматься резьбой; Кадлу бросил свернутую кожаную собачью сбрую во вторую крошечную комнату, устроенную рядом с первой; спустил с себя тяжелое платье из оленьей кожи; положил его в сеть из китового уса, которая висела над другой лампой; сел на скамью, взяв для утоления первого голода кусок мороженого тюленьего сала в ожидании, чтобы Аморак, его жена, принесла ему настоящий обед, то есть вареное мясо и кровяной суп. На заре этого дня он вышел из дому, отправился за восемь миль к тюленьим отдушинам и вернулся с тремя убитыми крупными тюленями. На половине длинного, прорытого в снегу хода или туннеля, тянувшегося ко входу в дом, вы могли бы услышать лязг зубов и лай упряжных собак, которые после дневной работы ссорились из-за местечка потеплее.
Когда лай звучал слишком громко, Котуко лениво поднимался со скамьи, брал бич с восемнадцатидюймовой ручкой из упругого китового уса и с двадцатипятифутовым толстым плетеным ремнем. Он нырял в туннель, и оттуда доносился такой звук, точно все собаки съедали его заживо; в действительности же это был их обычный гимн перед едой. Когда мальчик выползал из другого конца туннеля, шесть пушистых голов следили, как он подходил к чему-то вроде виселиц, устроенных из китовых челюстей, с которых свешивалось мясо для собак; Котуко широким наконечником копья разделял замерзшее мясо на большие куски, потом останавливался, держа в одной руке кнут, а в другой собачий корм. Он звал каждую собаку по имени, сперва самых слабых, и горе той, которая выходила вперед раньше очереди: точно ременная молния несся кнут и, падая на животное, вырывал из его тела шерсть и кусок кожи. Получив свою долю, каждый пес, ворча и скаля зубы, убегал в туннель, а мальчик, стоя на снегу, облитый ослепительным светом северного сияния, продолжал раздачу корма. Большой черный вожак упряжных собак, который держал в повиновении стаю, получал свою долю позже всех. Ему Котуко давал двойную порцию мяса и лишний раз щелкал бичом над его головой.