Вот народ разбредается в разные стороны, освобождая пространство. Подойдя к нужному автобусу, Василиса вздохнула с облегчением. Градус нетерпения внутри начал потихоньку снижаться.
Нависший гул из человеческих всхлипов, стонов и криков перекрывали один за одним просыпающиеся моторы, запевая свою грустную песню. Увы, здесь много дней никто не пел веселых. Против природы воевать бессмысленно. Дай волю человеку, заставь его бояться он будет впиваться зубами в глотки собратьям, лишь бы подольше подышать воздухом.
Вопреки шуму, все отчетливее стал слышен собачий лай. Странно, но Василиса отвлеклась на него именно сейчас. Собаки, воющие сейчас не меньше людского, рыскали по всему поселку, но именно этот приближающийся одинокий собачий голос заставил девушку потерять концентрацию.
Наконец, перед ней пронеслось что-то такое же черное, как дым на окраинах. Дворняга с послушно летящим за ней поводком безжалостно рассекала людей. Бешено нарезая круги, она будто что-то бестолково искала, наводя ужас на и без того перепуганных бедняг. Василисе удалось разглядеть только еле видимый собачий силуэт. Её местоположение определялось только по очередному возгласу или, когда группа людей начинала шарахаться, желая скорее избавиться от четвероного раздражителя.
Ева! Ева! Ко мне! Какого черта ты творишь?! вот и хозяин объявился. И хоть в дыму этого человека не было видно, голос у него отлично поставлен. Как громко ни старался невидимка приманить питомца, та по-прежнему продолжила наводить шорох на площади.
«Ева» нелепица какая-то, если речь действительно идет о собаке. Как-то несерьезно, либо же, наоборот перебор. Также показалось и Василисе, когда она все-таки смогла распознать овчарку со взъерошенной шевелюрой и испуганными глазами. Собака на мгновение застыла, навострив уши. Василиса тотчас убедила себя, что овчарка пристально смотрит именно на нее и ни на кого более. К счастью или к сожалению, девичьи мысли оказались не надуманными.
Ева действительно смогла разглядеть в девушке непомерный интерес. Казалось, что сейчас, вот именно сейчас, у ее хозяина есть шанс броситься на поводок и локализовать это маленькое безумие. Но собака, как гоночный болид, сорвалась с места и, извиваясь на скорости, помчалась к Черниковой.
Василиса видела это, прекрасно понимая, что необходимо предпринять хоть что-то, забежать в автобус или укрыться за чьей-нибудь широкой спиной. Однако, вопреки здравому смыслу, она продолжила стоять, как яблоня в саду, без сил пошевелиться.
Однажды, будучи еще в школе, она каталась на велосипеде по здешним лесным тропам, когда наткнулась на стаю таких же взъерошенных дворняг. Девушка хорошо помнит, как быстро крутились педали, ударяя ту по ногам, помнит взгляд, с которым одна из собак дольше остальных преследовала перепуганного ребенка. Она это помнит. Помнила и сейчас, но все равно продолжила стоять.
Собака в три счета настигает девушку и начинает истошно лаять, скалить зубы, то вплотную приближаясь, то отпрыгивая назад. Открытая агрессия по мановению волшебной палочки выбрасывает Черникову из состояния паралича.
До чего же силен и безжалостен страх. Она начинает истошно кричать. Девушке плевать, стоит кто-то рядом или нет, появится ли сейчас коренастый смельчак, преградит ли он путь озверевшему созданию все это было не важно. Василиса словно провалилась в очень страшный сон, в котором её окружал высокий железный октаган, эта собака и больше никого вокруг.
Черникова ожидала самого худшего исхода, но то, что случилось потом, она и не могла представить. Наверняка это оно и есть оправдавшее само себя ожидание, навязчивое «худшее». Ева ловко вцепилась зубами в тетрадь, так небрежно выставленную напоказ.
У Василисы в глазах буквально сработал код «Красный». Дабы не позволить собаке разорвать дело всей ее жизни на части, она, не подумав о дальнейшем, выпустила тетрадь из рук.
Похоже, собака этого и добивалась. Как только тетрадь оказалась в ее власти, животное без раздумий бросилось наутёк.
Обезумевшая от потенциальной потери девушка не думала сейчас о своем оставленном доме, о больной матери, о пожаре. Она просто бежала за собакой, оставив мысли в угоду действиям. Разыгралась, без малого, нешуточная драма.
Стой! кричала она, не собираясь останавливаться. Ева также настроилась на длительный марафон неведома куда. Бежавшая по её пятам,девушка позабыла о площади с автобусами, оставленную уже далеко позади.
Василиса бежала по той самой дороге, которая была, своего рода, бутылочным горлышком единственным выходом из огненного кольца. Пот щипал глаза, прокуренные легкие, казалось, вот-вот свернуться от нагрузок, но для Черниковой сейчас существовала только собака. Её кожаный поводок так и мозолил глаза. «Прибавь немного, ухватись, и будь, что будет» простенькая, на первый взгляд, задача оказалась невыполнимой.
Ева, будто заговоренная, не давала шансов. Настроившись побить скоростной рекорд собаки Усейна Болта, она на одних инстинктах неслась сквозь дымку, словно насмехаясь над преследователем.
Пара заветных рывков до цели. Эта самая цель стоила того, чтобы вот так бездарно пустить псу под хвост все надежды на бегство. Зачем? Зачем Василиса все еще бежит? Ну не дурочка ли? Черт с ней, с тетрадкой. Села бы в автобус и все. Пара шагов отделяла девушку от избавления. Избавление от страха, висевшим тяжкой гирей на шее, избавление от многодневных мучений, запахов, человеческих слез, смертной тоски и болезненного ощущения несправедливости дивный мираж лихорадил женское воображение уже несколько суток к ряду.
Для Черники перспектива броситься наутек от невзгод меркла перед весомым аргументом. Сама мысль о гибели ее тетради внушала ей непомерный ужас. Она никогда не пыталась объяснить окружающим значение этой вещи. Действительно, в какой-то степени, Василису сейчас могла понять только Василиса. Кто-то скажет: «Ну и дура», кто-то спишет это на женскую сентиментальность, омирщение и фетишизм. Девушке всегда было на это плевать. Для нее никогда не существовало ни мужского, ни женского. Тогда в чем же дело?
В силу психологии и миросозерцания, все когда-нибудь любили сжигать часы в своих фантазиях, особенно в детстве. Все мечтали. Любили спасать планету от монстров, представлять себя всесильным и властным. Черникова не была исключением. Как и все дети, она рисовала в голове вымышленные эпизоды, центральным героем которых была маленькая девочка с веснушками на лице. Одиноко усевшись в кинозале, она смотрела фильмы про саму себя.
И в детском саду, и в школе она не прекращала просто мечтать. Ей не казалось это странным, несмотря на то, что погружения в сознание становились все более продолжительными. Василиса росла, мысли становились тяжелее. Её мирок рос вместе с ней в геометрической прогрессии. Кино в голове усложнялось: локации прорабатывались, повествование теряло линейность, обрастая все новыми и новыми персонажами со своими характерами, хронометраж ленты растягивался.
Со временем это вошло в привычку, стало рутинным делом, голова превратилась в подпольную лабораторию.
Маленький сгусток идеи, как цветок, раскрывался, выбрасывал семена и на глазах выжженная земля превращалась в огромную цветущую живую поляну.
Василиса отлично запомнила, как однажды для нее остановилась Земля, и все из-за таких родных и неотъемлемых замыслов. Очередной эпизод её многосерийного фильма принялся буквально терроризировать девичью голову, не давать покоя, навязчиво напоминать о себе, затягивать, банально мешать жить.
Дабы окончательно не потерять связь с реальностью, Василиса завела тетрадь, чтобы облегчить голову, выплеснуть все на бумагу. В тот день русалка наконец нашла свой берег, а тетрадка в будущем приросла к девушке монолитом.
С тех самых пор Черникова старается почаще погружаться в выдуманные миры, в которых ей было комфортно, где действуют ее законы, где жизнь персонажей зависит от черноволосой девушки с бледной кожей, где она могла быть Богом. Поэтому на вопрос: «Трудно ли им быть?», девушка с присущей ей легкостью отвечала: «Нет».
Сейчас Черникова бежала за Евой, забыв про тяжесть бесцельного блуждания по свету. Она переживет потерю дома, пожар, необдуманные поступки, но не переживет, если потеряет себя, заключенную на тетрадных листах в клеточку.
Как это часто бывает в пределах Российской Федерации трагическое сплетается со смешным в единое целое. Василиса преодолевала этот изнуряющий забег отнюдь не в одиночестве. За ней по пятам неслось какое-то зеленоватое пятно, издали напоминающее бездомного, который пытался успеть под стать к открытию пивной ранним воскресным утром, только чтобы утолить похмелье.
Этот невесть откуда взявшийся мужчина и был тем самым нерадивым хозяином собаки, чей питомец бесцеремонно и нагло обвалил спокойствие Василисы, вернее, его осколки, учитывая обстановку.
Незнакомец пуще девушки желал остановить обезумевшую собаку свою собаку оно и понятно. Еще на площади, в гуще переполоха, ему не хватило каких-то сантиметров, чтобы поставить точку в этой истории, но судьба распорядилась иначе.
Будучи с ног до головы обвешенным погремушками походный рюкзак, пояс с патронами, карабин Симонова с довольно дерьмовой оптикой несчастный прикладывал в разы больше усилий нежели Черника, но все, чем ему оставалось довольствоваться это плестись в хвосте, неловко перебирать ногами, гремя амуницией, и пытаться безответно докричаться до Евы.
Мужчина, хотя, скорее парень, величался Денисом Архиповым. Олицетворял собой классического героя литературных подворотен. Этакий «лишний человек», не герой своего времени, конечно, но все же. Человек, не нашедший себе применения в жизни, несмотря на, как считал последний, великий талант и просветительские способности.
Одно дело на безрыбье одиозным волшебником колотить мотивирующую околесицу, и совсем другое столкнуться с проблемой точечно.
Если отстраниться от дурных мыслей, происходящее в Сибирской глуши напоминало детскую сказку. Только эта сказка блещет не моралью, а чередой смелых и отчаянных решений.
Где-то сверху ненавидимое солнце не оставляет попыток пробить дымовую завесу и ясное небо, в котором купаются птичьи стаи. Тонкой невидимой нитью, но они связаны с жителями поселка, бьющегося в агонии такие же обездоленные, напуганные, опустошенные и настоящие.
Ева, ведомая неограниченным сумасшествием, сворачивает с дороги в зеленое море таежного покрова. Тот маленький островок, не оккупированный оранжевыми языками, танцующими в разнобой, показался ей притягательным.
Василиса, а следом за ней и молодой незнакомый парень ныряют за животным. Спустя десятки, а, может, и сотни часов, припоминая этот мимолетный скачок, их окончательно изведет всего один вопрос: «Что это было глупость или сознательность?».
В любом случае, это всё дела будущие, неясные.
«Эффект прожектора»
Лес прекрасен во все времена, но в летнюю пору здесь обосновалась истинная благодать. В зной кожу гладит легкая прохлада, а в холод, вдоволь нагревшиеся стволы деревьев, отдают свое тепло без остатка. Кем бы ты ни был, чары головокружительного зеленого убранства деревьев и стелющейся под ногами травы одурманивают, стоит поймать щекотание ветра на щеке. Сам начинаешь, как и все живое вокруг, выпрямляться, тянуться к солнцу.
Его лучи, струясь, острыми наконечниками прорываются к земле сквозь пирамиды елей и стройных сосен, зазывая своих меланхоличных приспешников в зеленые застенки.
В лесу грустно, но многие любят эту грусть она им по душе. Таких грустных здесь пруд-пруди, но они друг друга не замечают. По началу кажется, что вокруг тихо, но со временем каждый шаг, каждый вздох бьет по ушам, словно рядом несется поезд. Чуток отвлекся, а лес уже зашумел тысячью невидимых голосов, и сердце затужило без боли. Какой бы скептик сюда ни пожаловал рано или поздно и он начинает воспевать этот скорбный таинственный шум. Пожалуй, это и есть настоящая магия, которая сперва заманивает, протягивает ладонь, а после сковывает неокрепшие умы, заставляя уходить все дальше и дальше вглубь, не задавая вопросов.
Жизнь здесь кипит пуще московских магистралей и проспектов. По стволам снуют букашки, в воздухе жужжат комары, в чаще нельзя пройти, не запутавшись в липкой паутине. В листве щебечут птицы, внизу растекаются струйки муравьев.
Скоро все изменится. Еще вчера зеленые деревья сегодня оденутся в золотую парчу. За каждым легким ветреным дыханием упадут новые листья. Засинеет созревший терн, зацветут запоздалые одуванчики, желая успеть внести хоть какую-то маленькую лепту жизни, пока есть время. Все вокруг наполнится пренебрежительным вопросом: «Уже? Почему так скоро?». Минут неделя-вторая, а земля уже будет покрыта желтой листвой, аки теплым маминым одеялом. В оковах нагих стволов не будет слышно птиц, а осень пойдет дальше завоевывать пространство, заставляя все живое молить об одном спасении весне, как это принято в лучших домах от Лондона до Архангельска.
«Лес прекрасен во все времена» Василиса прокручивала эту фразу в голове снова и снова. Она частенько пропадала здесь, дабы укрыться от нежелательного человеческого взора. Бродила в одиночестве меж звериных троп, отбивая натиск насекомых, слушала несчетное количество нежных запахов. Такой лес, лес из ее детства, глубоко запал девушке в душу, отчего любая другая природа не шла ни в какое сравнение. Ни в Московских лесах, ни в каких бы то ни было других, она не чувствовала себя живым человеком.
Детство ушло, а домашняя тайга никуда не делась. И по-прежнему она пулей залетала сюда с превеликим наслаждением. Иногда одна, чтобы просто замкнуться ото всех, послушать Васю, узнать, что же она на самом деле чувствует, чего хочет, о чем мечтает, когда ничто не глушит голову. Иногда с друзьями, чтобы от души посмеяться, заливая горе «Балтикой тройкой», после очередной заваленной контрольной в школе.
Своеобразный «Зеленый завод по производству успокоительного, имени Василисы Анатольевны Черниковой» так обозначалось таежное море вокруг поселка в записях девушки.
Деревья помнят много историй, людей, вещей, исходов. Сменялись друг за другом погода и власть, приходили и уходили люди, но одно оставалось неизменным и нетронутым благодать в лесном лабиринте.
Девушка сама не ожидала от организма таких впечатляющих результатов. Не зря все же набирала форму по весне, вечерами нарезая круги в Бауманском саду. Километра три, два из которых сквозь лесные заросли именно столько пролетела Черникова, прежде чем почувствовала, что сильно сдает в скорости. Бежать мочи уже не было. Жара сделала свое дело. Обессиленная девушка, жадно глотающая воздух аккуратно сыпалась на иссушенную землю.
Сложно определиться с тем, что ей должно ненавидеть сейчас больше. Свое горящее мокрое тело, удушающий зной, коряги под ногами, о которые она чудом не запнулась, собаку с тетрадкой или ее хозяина, который вроде и не смахивал на спортсмена, но все же проскочил Чернику и до сих пор бежал, не сбросив груза с плеч. И откуда у него такой вечный двигатель? Или она сама виновата в произошедшем? Не доглядела.