Это было четыре недели назад, а сейчас наступил мой день рождения.
А можно уже открывать подарки? с нетерпением спрашиваю я.
Пока нет, смеётся папа, возвращаясь к плите, чтобы вылить на сковороду очередную порцию теста. Сначала позавтракай. И тебе ещё предстоит прочитать остальные открытки.
Улыбаясь, я поливаю свой блинчик струйкой золотистого сиропа. Если мама с папой действительно приготовили мне то, что я просила, то теперь, используя старую морозильную камеру в нашем гараже, я смогу обуздать мощь целого светила.
Я только-только потянула в рот первый кусочек, размышляя, как лучше подсоединить в систему генератор водорода, как вдруг дверь кухни распахивается, и с таким грохотом, что мама чуть не падает со стула.
В кухню врывается Лили. На ней футболка с длинными рукавами, достающая ей почти до колен; на животе изображение какой-то рок-звезды восьмидесятых.
Доброе утро, Лили, говорит папа, встряхивая сковородку. Как насчёт блинчика? Он снова смотрит на неё, уже внимательнее видимо, замечает, что на ней надето. Это что, моя футболка? С «The Cure»?[1]
Лили с хмурым видом плюхается на стул рядом со мной.
Я взяла поносить, буркает она, теребя край слишком длинного рукава и натягивая его до самых пальцев. Тебе что, жалко?
Да нет, не жалко, отвечает папа, мотнув головой. Схватив лопаточку, он ловко переворачивает блинчик, громко скворчащий на сковородке. Но в следующий раз всё-таки лучше спроси разрешения, ладно?
Лили со вздохом закатывает глаза. Потом поворачивается и подталкивает мне через стол конверт:
С днём рождения, мелкая.
Спасибо, Лили, отвечаю я, не скрывая лёгкого удивления. Я и не думала, что ты вспомнишь.
Забудешь тут если все только и делают, что болтают о нём всё время, фыркает Лили. Можно подумать, ты первый человек в семье, кто дожил до двузначной цифры такую вокруг этого развели суету.
Неправда, Лили, говорит мама, протягивая руку, чтобы мягко положить её на локоть Лили.
А вот и правда. Лили едва не шипит, отдёргивая руку. Я вижу, что улыбка на мамином лице дрогнула. Мне, например, на десять лет ничего такого не устраивали, она кивает в сторону дверей во двор, где виднеются разложенные на лужайке шесты, тент и прочие детали для сборки беседки. Вы просто отвели меня и моих друзей в кино, на какие-то дурацкие мультики.
Да, с тобой было всё по-другому. Мамин голос звучит по-прежнему спокойно, хотя её отвергнутая рука всё ещё подрагивает на весу. Ты на свой день рождения хотела заниматься чем-нибудь со своими друзьями, а Мейзи Мама умолкает на полуслове.
Что ж, ничего страшного. Ей и не обязательно договаривать, потому что я сама знаю, что она хотела сказать. Что у меня нет друзей.
Поэтому сегодня на мой день рождения придут только родственники. Мама, папа и Лили, бабушка Дэй и её подруга Элси, тётя Мэгги, дядя Колин, тётя Пат, а с ней Грейс и Джек, ну и другие мои дяди и тёти, а также двоюродные братья и сёстры, даже малыш Альфи. Всем им от восьми месяцев до восьмидесяти лет, но из десятилетних буду только я.
Видите ли, поскольку я не хожу в школу, готовой компании одноклассников, как у Лили, у меня нет. Она-то всё время торчит у своей подружки Софи или приглашает её к нам вместе с Дейзи и другими девочками. И они часами сидят в комнате Лили. Считается, что они готовятся к экзаменам на аттестат, но, похоже, бо́льшую часть времени они только болтают, то и дело пронзительно взвизгивая «да ты что?!» или «с ума сойти!».
Иногда я слоняюсь у подножия лестницы в мансарду, стараясь понять, чем же они там на самом деле занимаются. Но мне никогда не удаётся расслышать, о чём они говорят; разве что вдруг донесётся имя какого-нибудь мальчика и возбуждённые повизгивания.
А когда мама посылает меня к ним наверх спросить, не хотят ли они печенья или чего-нибудь попить, Лили встречает меня мрачным взглядом и в комнате тут же воцаряется тишина.
Раньше я думала, что Софи, лучшая подруга Лили, очень милая. Она всегда заговаривала со мной, когда я появлялась у Лили в комнате. Иногда мне даже приходила мысль, что я тоже могла бы с ней дружить.
Обычно Софи делала так: брала учебник и открывала его на последних страницах, где приведены все ответы. А потом начинала засыпать меня вопросами, и все остальные приветственно вопили и хлопали, когда я отвечала правильно, все, кроме Лили. Когда возникла Вселенная? Какое ископаемое топливо даёт наибольший выход углекислого газа? Какова скорость распространения электромагнитного излучения в вакууме? В общем, ничего особенного. Самые простые вопросы. Но это всегда было так приятно получить повод пообщаться с друзьями Лили, даже совсем недолго. Я думала, что нравлюсь Софи.
Но однажды, когда мама отправила меня наверх с печеньем и напитками, я замешкалась у двери комнаты Лили чуть дольше обычного.
Господи, Лили, услышала я голос Софи, доносящийся из-за чуть приоткрытой двери. Твоя младшая сестра просто какая-то ненормальная. По-моему, она почти аутист.
Я так и осталась стоять на лестнице, держа дрожащими руками поднос, заставленный чашками с чаем и тарелками с печеньем, и ждала, что же ответит Лили.
Даже не знаю, что я надеялась услышать. Может, что она вступится за меня. Скажет Софи, что вовсе я не ненормальная. И вообще-то в аутизме нет ничего страшного, а я просто более одарённая в области науки, чем обычная школьница. Но моя сестра не сказала ни слова. Я оставила поднос на верхней ступеньке и ушла. Больше мама меня в комнату Лили не посылала.
Вот почему мама с папой пригласили на мой день рождения всю родню. Наверное, они думают, что это поможет мне забыть, что у меня совсем нет друзей.
Какая разница, чей десятый день рождения был лучше, примирительно говорит папа, как всегда, стараясь не допустить ссоры. Он выкладывает последний блинчик со сковородки на тарелку перед Лили. Вот, поешь. С бананом.
Лили, поджав губы, изучает папино кулинарное творение. Я только приступила к своему блину, но уже хочу второй до того вкусно.
Не хочу я никаких блинчиков, говорит Лили, отпихивая тарелку. Мне лучше пару тостов и кофе.
Папа, похоже, немного обижен. Банановые блинчики его коронное блюдо.
Уверена? спрашивает он. А ты знаешь, что бананы лучшая пища для ума? В них вроде какие-то альбинокислоты содержатся.
Видимо, папа опять читал мои «Новости науки». В том, что касается всяких технологий, он настоящий дока, но вот в биологии совершенно не разбирается.
Аминокислоты, поправляю я.
Да, точно, аминокислоты, соглашается папа. Так сказано в одном из научных журналов Мейзи. Эти самые аминокислоты вроде как стимулируют работу мозга и даже помогают избавиться от стресса. Он снова мягко придвигает тарелку ближе к Лили. У тебя же экзамены на носу. Почему бы не подкрепиться блинчиком с бананом? Глядишь, и поможет.
Сказать по правде, мне кажется, что в «Новостях науки» писали, что бананы повышают стрессоустойчивость благодаря высокому содержанию магния, но не успеваю я сообщить об этом папе, как Лили взрывается.
Это от вас у меня все стрессы, цедит она сквозь зубы, со скрежетом отодвигая стул. Талдычите мне про эти чёртовы экзамены целыми днями, стоит мне встать с постели. А я всего-то и хотела съесть пару чёртовых тостов.
Лили! восклицает мама.
Но сестра уже вскакивает на ноги:
Что не ясно-то? Какая разница, сколько этих ваших банановых блинов я слопаю на завтрак? кричит она, в несколько шагов преодолевая расстояние до двери. Я всё равно не буду такой же умной, как Мейзи. И Лили вылетает из кухни, громко хлопнув за собой дверью.
Под раскатывающийся по всему дому грохот родители потрясённо переглядываются.
Сегодня должен быть мой праздник, но Лили, как обычно, сумела сделать так, чтобы оказаться в центре внимания.
3
Я смотрю на кипу конвертов на обеденном столе. На каждом написано моё имя.
Сегодня мой день рождения. Я должна была сидеть здесь, за столом, вместе с мамой, папой и Лили, и читать поздравительные открытки. Но никого нет, я одна. В ушах у меня звенит от наполняющей кухню тишины. Куда же все подевались?!
То, что я увидела, открыв парадную дверь, кажется ночным кошмаром.
Я оглядываю кухню. Кухонная плита под колпаком вытяжки ярко блестит сплошь чёрное стекло и серебристый металл. Ни масляных брызг, ни клякс от теста, которые обычно остаются после папиной утренней стряпни. По обеим сторонам от плиты рабочие кухонные столы. Совершенно пустые: все тарелки, кружки и стаканы стоят аккуратными рядами на стенных полках. Холодильник, микроволновка, стиральная машина, посудомоечная машина, кухонная раковина всё сияет чистотой. Всё именно такое, каким и должно быть. За стеклянными дверями, ведущими на задний дворик и в сад, сложена ещё не собранная беседка, и на прикрывающей её пластиковой плёнке поблёскивает роса.
Но как понять, реально это всё или нет?
Когда спишь, тебе всегда кажется, будто то, что ты видишь, слышишь или чувствуешь, настоящее, хотя в действительности всё, что случается с тобой во сне, целиком и полностью происходит только у тебя в голове.
Так что же здесь творится?! Я что, всё ещё сплю?!
Я читала, что отличить состояние собственного бодрствования от сна легко для этого надо проверить происходящее на реальность. Сделать это можно любым простым способом, который поможет тебе удостовериться, что все твои ощущения подлинные.
Я снова перевожу взгляд на кипу конвертов, беру тот большой и пухлый, что лежит сверху, надрываю плотную бумагу и вытягиваю из него большую, необычного формата открытку.
На ней изображена космическая ракета, летящая по звёздному небу. Серебряные линии соединяют звёздочки в созвездия, которые складываются в слова «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!». К уголку открытки пришпилен значок с большой цифрой 10 внутри звёздочки.
Я отстёгиваю значок, выпрямляюсь и собираюсь с духом, готовясь приступить к проверке реальности. Если всё происходящее не более чем сон, есть лишь один способ это выяснить.
Я втыкаю иглу значка в подушечку своего большого пальца.
Ай!
Морщась, я смотрю, как в месте укола набухает капелька крови. Потом сжимаю палец, чтобы приглушить боль, и капля, сорвавшись, падает прямо на мою открытку. Среди серебристых звёзд появляется новенькая, яркая красная планета.
По-моему, всё реальнее некуда.
Я встряхиваю головой. Может, у меня просто случилось какое-то временное помрачение? Мозг ненадолго отключился, поэтому я не смогла правильно воспринять то, что увидела за открытой дверью. Значит, нужно проверить ещё раз.
Я сую значок в карман, отодвигаю стул и, чувствуя босыми ступнями прохладу плитки на полу, подхожу к дверям, ведущим на задний дворик.
Сквозь стекло я ясно вижу клумбу, на которой буйствуют красные, жёлтые и синие цветы, вижу цветущие деревья, зелёная листва которых издалека кажется припудренной розовым. Вижу даже слабое отражение своего лица в стекле глаза испуганные, хотя там, за дверью, ничего страшного нет. Всё выглядит очень даже жизнерадостно.
Я знаю: единственная причина, почему я вижу всё это, Солнце и его свет. Зелёная трава, розовые цветы, блеск пластика поверх сложенной беседки это потоки фотонов, которые отражаются от всех этих предметов и проникают в мои глаза. Даже едва заметное отражение моего лица это тоже работа фотонов, которые ударяются о мою кожу, отлетают и попадают в стекло. Не будь Солнца, я бы ничего этого не увидела.
Но я вспоминаю бесконечную непроницаемую черноту за входной дверью, и спина у меня покрывается мурашками.
Учёные признают результаты эксперимента только в том случае, когда при тех же экспериментальных условиях они повторяются. Если при повторении эксперимента результаты оказываются другими значит, что-то здесь не так.
И значит, если я хочу убедиться, что Солнце действительно светит сквозь стекло, я должна открыть двери на улицу.
Я протягиваю руку и поворачиваю ключ в замке. В горле у меня мгновенно пересыхает. Но это же глупо. Собственные глаза доказывают мне, что там, за дверью, я увижу всё тот же задний дворик и сад всё как всегда. Но я ничего не могу с собой поделать. Я берусь за дверную ручку, и мои пальцы, на одном из которых отчётливо видно подсохшее пятнышко крови, заметно дрожат.
Настало время выяснить, что реально, а что нет.
Я поворачиваю ручку и распахиваю дверь.
Хотя в душе я отчасти ожидала, что так и будет то, что я вижу, похоже на удар в лицо.
Никакое Солнце не освещает наш сад. Нет ни зелёной травы, ни цветов, ни припудренных розовым крон. Сада тоже нет. Только пустое чёрное пространство, которое начинается от порога и тянется в бесконечность, в каком бы направлении я ни смотрела.
Мои пальцы отчаянно сжимают дверную ручку, все инстинкты вопят, чтобы я немедленно захлопнула дверь. Но я сопротивляюсь. Я должна разобраться.
Наш дом как будто парит в космическом пространстве. Но то, что я вижу из задней двери, совсем не похоже на звёздное небо с поздравительной открытки. Эта Вселенная пуста. Нигде не видно ни единой звёздочки.
Пошатнувшись, я едва не повисаю на дверной ручке. Мне кажется, эта бесконечная чернота сейчас унесёт меня.
Есть такая штука вантаблэк самый тёмный из всех изобретённых человечеством материалов. Учёные сделали его из углеродных нанотрубок тончайших трубочек углерода, в тысячи раз тоньше человеческого волоса, спаянных вместе. Если посветить на что-то сделанное из вантаблэка, свет попросту затеряется в этом лесу из нанотрубок и вместо предмета вы увидите только чёрную пустоту. Этот материал не просто чёрный он суперчёрный.
Примерно такой, как то, что я вижу за дверью.
Крепко цепляясь одной рукой за дверную ручку, я медленно вытягиваю другую вперёд, в эту черноту. Рука проходит сквозь неё, но я не чувствую ничего никакого сопротивления, никакого изменения температуры. Только страх, что чернота тоже может потянуться ко мне.
Понадёжнее ухватившись за дверной косяк, я чуть приседаю и наклоняюсь вперёд. Я хочу понять, как далеко простирается темнота. Прежнего мира снаружи нет но вдруг я смогу увидеть, куда он подевался? Я верчу головой во все стороны, высматривая хоть какой-нибудь признак жизни в бесконечной пустоте, и чувствую, как у меня противно сжимается желудок.
Нигде ничего. Только темнота.
Дрожа всем телом, я втаскиваю себя обратно в дверной проём, подальше от края. Мои босые ноги скользят по гладким чёрно-белым плиткам.
Если эксперимент успешно повторяется, доказательность полученных результатов сильно возрастает.
Значит, я вижу всё это на самом деле.
Там, снаружи моего дома, пустота, и я уже не знаю, вернутся ли когда-нибудь домой мама, папа и Лили.
Пока я стою и смотрю на чёрную бесконечность, контуры дверного проёма начинают слегка расплываться. Я протираю глаза, думая, что, возможно, оптический сигнал, идущий по моим зрительным нервам в мозг, нарушен из-за этой суперчерноты. Так происходит, если слишком долго смотреть на вантаблэк: он отражает так мало света, что мозг попросту не понимает, на что вы смотрите. Все детали поверхности исчезают. Если покрыть вантаблэком скомканный лист бумаги, он будет казаться абсолютно плоским.
Но потом я понимаю, что нет, дверной проём не расплывается. Просто его понемногу заслоняют чёрные капли темнота начинает просачиваться внутрь.
Замерев, я смотрю на зависшие над порогом пузырьки черноты. Заметить их можно только на фоне белого дверного косяка плоские диски абсолютной тьмы, которые как будто медленно пульсируют, вплывая внутрь.