Зашла в папку «Фото». 1214 фотографий, самое ценное, что у меня осталось, память. Начинаю листать фото с дочкой, улетаю мыслями в прекрасное прошлое, заливаясь слезами. Не могу насмотреться, глажу пальцами экран, целую Любочку на каждом кадре. Входит мама.
Маша Опять ты плачешь. Боже мой, я, так как ты, не плакала никогда. И откуда жидкость-то в тебе ещё есть. Сухая как ветка. Бедная ты моя Вот на, выпей, я тебе принесла специально. До дна!
Что это?
Пей, говорю. Вода (Я пью.) Святая вода.
Мама, ты дьявола из меня изгонять решила?! Может, сеанс экзорцизма ещё проведём?
Что за богохульство! Собирайся и пошли в церковь. Веру она потеряла Заново обретёшь. Самое время. Я не могу смотреть, как ты себя изводишь уже почти два месяца. Всем больно. Ты не одна, кто потерял ребёнка в этом пожаре. Собирайся.
Меня уволили!
Кто бы сомневался. Вечно тебя ждать никто не будет, дорогая моя. Горькая, но правда.
Сейчас, послушай, подожди с церковью. Ты помнишь дом наш в деревне? Мне он снится последнее время. Мы же его так и не продали?
Вспомнила! Да он сгнил, наверно, уже. 15 лет прошло! Кому он нужен, в глуши?
Мне сейчас нужен. Я хочу уехать туда.
Ты в своём уме?
В своём! Я три дня думала и считаю это правильным решением. Мне надо прийти в себя. Ты ключи сможешь найти?
Глупости какие! Там ни воды, ни электричества! Три дома стояло посреди леса ещё тогда. Там нет в живых-то уже никого, небось.
Ты что так завелась? Дом у нас кирпичный, с основательной толстенной дверью, на окнах решётки были, как я помню. Там колодец посреди двора стоял, и электричество было проведено. Сейчас тепло, май месяц, разберусь. Наверняка и люди где-то в близлежащих деревнях есть найду электрика или муниципальное управление какое-нибудь. Мне не нужен ни телевизор, ни другие прелести цивилизации. Будет совсем тяжко вернусь. На данный момент единственное моё желание уехать подальше из этого города и побыть одной, в уединении с природой. Там речка, помнишь, как мы с папой там в детстве на берегу часами сидели. Он говорил, эта река целебная, она лечит. Вот и мне, может, легче станет. Я не могу больше сидеть взаперти в четырёх стенах, мне дышать уже нечем, я сдохну здесь иначе. А мысль снова оказаться среди людей, где все смеются и радуются жизни, наблюдать на улицах счастливых матерей в обнимку с их детьми это выше моих сил.
А на что жить-то ты будешь?
Сейчас у меня есть почти 100 000 рублей на счёте. Мне перевели зарплату за последний месяц, отпускные и расчётные, кое-что накопилось ранее. В деревне на эти деньги можно полгода прожить. Квартиру эту сдам.
Ну конечно! Ты вернёшься через два дня! Сдавать она собралась! Не забывай, что это квартира и Олега тоже, если уж на то пошло.
Олег к этой квартире не имеет никакого отношения по факту. Ипотека изначально была оформлена на меня, и как собственник я одна записана. На эту ипотеку я 8 лет горбатилась на работах разных, он ни копейки не внёс. Он тут только прописан. Пусть к чёрту катится, если претензии предъявит.
А ты мне никогда не рассказывала! Надо же! А я-то думала.
Олег кредиты за бытовую технику, за машину выплачивал. Пусть всё это и забирает, если захочет. И потом, я хотела, чтобы ты думала, что у меня счастливый брак.
Дурёха! Мать слепая, думаешь? Я знала, что вы вместе толком не жили уже полгода. Ты мне говорила, что все долги по ипотеке уже давно погашены или тоже врала?
Выплатила я всё, зачем мне врать тебе. Поэтому мы никуда на отдых не ездили всё это время. В этом году хотела море Любе показать, ты знаешь
Всё равно, поехать в деревню в тот старый дом плохая идея, Маша. Сердцем чую, не к добру.
Мама, я не отступлюсь. Может, и вернусь на следующий день, не знаю. Я поеду туда однозначно. Где могут быть ключи, подумай.
Да там открывать нечего будет увидишь.
Да ладно уже одно и то же повторять. Вот поеду и посмотрю.
Ладно, Бог с тобой. Взрослая баба. Хочешь езжай. Всегда бесполезно с тобой было бороться. Страшно за тебя мне, конечно, но всё лучше, чем валяться в постели и рыдать целыми днями.
У мамы всегда всё на своих местах, она, конечно, знала, где ключи, просто не хотела признаваться, но хранила этот дом как память об отце он его построил. Мы были там счастливы при его жизни, ездили часто, особенно летом. Огород был большой. Отец днями напролёт что-то мастерил, достраивал, переделывал, всю душу и силы в него вложил, а мама копалась на грядках себе на радость. Но с тех пор, как папы не стало, мне было уже не до поездок в деревню, а мама в одиночку то ли не хотела, то ли боялась там бывать.
Но сейчас что-то зовёт меня в это место. Во снах вижу, как Люба с папой ведут меня туда. Надо ехать. Мне нечего было бояться. Всё самое страшное уже произошло.
Глава 8
Мама принесла вечером ключи и еле читабельные пожелтевшие документы на собственность дома, а также копии свидетельства о смерти отца и моего свидетельства о рождении. Я привыкла по жизни договариваться с людьми, а она документально всё подтверждать по принципу Маяковского «без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек». Вера в закон и порядок не покидает бывшего советского гражданина.
Ой Маша Не могу Шла и надеялась, что ты передумаешь. Может, я с тобой поеду?
Мама, ну что ты нагнетаешь обстановку? Как будто я на войну собралась. Не переживай. Ты вон какая молодец, все документы приготовила для меня, а я даже не подумала об этом. Кстати, надо найти мой паспорт.
Ты ведь даже не помнишь, наверно, как дойти до дома от трассы? Может, кто подбросит по пути, если мимо машина проедет, там почти 5 км пешком при условии, что не заблудишься. Хотя не думаю, что там кто живой ещё есть, только что волки.
Перестань меня пугать. Всё я помню. Посёлок Тихий, сразу за хвойным лесом. И дорогу найду она там одна. И мне кажется, ты рано всех похоронила. Жизнь не стоит на месте, урбанизацию, конечно, никто не отменял, но люди сейчас активно строят дачи: рядом с городом земля ужасно дорогая, вот народ и ищет подешевле и подальше от всей этой городской суеты. Там, может, уже не три дома, а сто!
Скажешь тоже. Не знаю, конечно, сложно поверить, что деревни в лесах обустраиваются.
Я буду звонить.
Если связь будет
Мама, ну хватит уже. Я взрослая баба, как ты говоришь. Я устроюсь, приду в себя чуть, а потом и ты приедешь.
Мама поставила у порога пакет с едой для меня в дорогу, обняла, перекрестила в воздухе и пошла к себе домой, оставив меня в квартире одну. К удивлению, я не испытывала никакой тревоги, наоборот, хотелось быстрее двинуться в путь. А мама, уходя, выглядела очень напряжённой, может, она предчувствовала что-то неладное, либо в связи со всеми событиями ей сложно было представить, что у меня что-то может быть нормально, заранее готовясь к новым бедам.
На вокзале на меня косились люди, не стесняясь откровенных суждений вслух, которые я слышала за спиной. У меня был крайне неблагополучный вид, учитывая следы побоев на лице и моё исхудавшее до безобразия тело: на голову я надела спортивную тонкую шапку, чтобы скрыть гематому на лбу, из-под которой выглядывало порванное посиневшее ухо, воротником ветровки я пыталась прикрыть синяки на шее и подбородке, мои обычные джинсы теперь были мне большие и не обтягивали ноги, а висели так, будто и не мои вовсе. Но уже спустя минут 20 нахождения в обществе, я забила на мнение окружающих и стала враждебно настроена. Я ловила недоброжелательные взгляды людей и, будто принимая вызов, смотрела им в глаза с угрожающим прищуром, проговаривая про себя оскорбления в их адрес, мысленно посылая всех на три буквы. Каждый тут же отворачивался или даже отходил подальше, не желая находиться в моём поле зрения.
Я не испытывала неприязни лишь к таким же несчастным с виду незнакомцам, как я. Замечаю у входа автовокзала деда с подбитым глазом, который нашёл приличный бычок сигареты на земле, поднял его, бережно сдув пылинки, оглядываясь по сторонам, у кого бы прикурить. Я покупаю в киоске 2 пачки Мальборо, зажигалку и подхожу к нему.
Отец, тебе огоньку, может, дать?
Спасибо!
Не за что.
А ты не будешь? протягивает мне свой бычок.
Не, я бросаю курить. Возьми вот мои. Поможешь мне завязать с этим, соврала я, чтобы не признаваться, что я из жалости специально для него купила сигареты.
А выпить не хочешь?
Не, отец, я не пью.
А так и не скажешь
Слышь, ты, озлобилась я тут же, сигареты взял и пошёл куда шёл, понял?
Мне стало неприятно, что даже он меня осудил за мой внешний вид, записав в круг алкоголиков, когда я проявила добродушие. Дед поник от моей агрессии, молча отойдя в сторону. Мне стало совестно, что я огрызнулась на бедного старика, вылив негатив на него из-за личных обид на других людей. Догоняю деда.
Эй дед! Не обижайся! Я пережила много за последнее время. Ты хочешь выпить, давай я тебя угощу?
Не, ты права. Не надо. В автобус не пустят. Я до дома доехать хочу.
А билет-то есть у тебя?
Есть
Как звать тебя?
Михаил Саныч.
Я Маша. Во сколько автобус?
Через 2 часа.
Отлично. У меня через час. Пошли я тебя обедом угощу. Не хочу одна есть.
Мы зашли в привокзальное кафе. Дед настороженно плёлся сзади. Я спросила, что он хочет, он попросил чего-нибудь горячего. Я заказала два комплексных обеда, которые включали винегрет, борщ, пюре с котлетой, ватрушку и чай. Думала над стопкой водки для него, но не стала брать. Если у него слабость на это дело, то меньше всего я бы хотела, чтобы он не сел в автобус после моего доброго намерения, оставшись тут и пропив билет после моего ухода. Старик ел молча, жадно и быстро, будто боялся, что отберут. Я поела понемногу всего, поблагодарила за компанию и, пожав руку с пожеланием ему хорошего пути, ушла.
Автобус подъехал с опозданием. Будучи в очереди на посадку, слышу позади меня шушуканье среди пассажиров: «Надеюсь, у меня не рядом с этой алкашкой место», «О, эта шальная баба тоже тут что ли?» Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, пытаясь держать себя в руках, чтобы ничего не ответить, успокаиваю себя, что через 3 часа меня будут окружать только сосны.
Автобус оказался старым со зловонным запахом выхлопных газов, бензина и древних пыльных кресел, меня начало мутить с первыми минутами нахождения в нём. К моему счастью, по билету у меня было место в первом ряду, надеясь, что со мной рядом никто не захочет сидеть и я смогу спокойно доехать до нужной станции, отстранившись мыслями от всех сзади сидящих.
Мои предположения были верны я сидела одна в ряду. Как только автобус тронулся, ощущение тошноты только усиливалось, я старалась глубоко дышать и смотреть на дорогу через лобовое стекло водителя мне надо было выдержать 200 километров. В детстве я любила день поездки в деревню. Сценарий 3-часового путешествия был неизменным годами: первые 30 минут мама вспоминала, что взяли, что забыли, потом родители разговаривали о насущных проблемах и предстоящих планах, далее наступала тишина. Устав от однообразного пейзажа за окном и пересчёта километровых столбиков, я уговаривала родителей попеть песни. «Ой, то не вечер», «Чёрный ворон», «Ой, мороз, мороз» мы вспоминали в дороге весь застольный репертуар. У отца был красивый тембр голоса и хороший слух, военные песни в его исполнении пронимали до слёз, из которых особое место в моём сердце занимала «Эх, дороги, пыль да туман». Проехав 2/3 пути, мы останавливались на дорожный перекус, приготовленный мамой. Это был лучший момент всей поездки: выйти из машины, пройтись немного, дыхнув свежего воздуха, сбегать в кустики наконец, а потом расстелить салфетку на капоте папиных жигулей и зажевать кусок чёрного хлеба вприкуску с картошкой в мундире, яйцами в крутую, помидорами и огурцами, посыпанными солью. Мы проводили много времени вместе будучи одним ребёнком в семье, всё родительское внимание было посвящено только мне, бабушки и дедушки умерли до моего рождения, с другими родственниками толком не общались. Мне посчастливилось иметь радостное беззаботное детство.
В ностальгии о былом я продержалась 90 километров. На кочке, подбросившей к потолку всех пассажиров, отвлеклась от своих мыслей и уставилась в окно, и меня снова сильно начало тошнить. Слышу сзади меня на втором ряду разговор двух тётушек лет 60-ти.
А мой-то сыночек такую привёл на днях домой. Знакомься, говорит, это моя девушка Аня. Я чуть не упала, до чего же она страшная! Толстая, прыщавая! Без слёз не взглянешь.
Ну знаешь, Верочка. Пусть лучше страшная, чем такая как эта вот, что впереди нас. Радуйся, что не наркоманку притащил.
Ну не говори! Такие ещё и шляются, где попало. Потом обрюхатятся, родят в подворотне и бросают детей на верную смерть. Да как земля таких носит! Их надо находить на улицах и на живую матку вырезать, чтоб род свой гадкий не продолжали.
Я понимаю, что меня сейчас вырвет. Встаю, прошу водителя остановиться, потому что мне плохо. Выбегаю из автобуса, еле сдерживая рвоту. Отдышавшись, возвращаюсь в ненавистный салон. Народ начал громко возмущаться.
Эй, водитель, высади эту алкашню. Она весь салон заблюёт.
Да! Примите меры! Перегаром на весь автобус несёт.
Водитель в замешательстве смотрит на меня и говорит:
Женщина, выйдите. Вам плохо. Пройдитесь, подышите. Я вам билет отдам. На следующем автобусе поедете.
Вы не имеете право высадить за то, что меня укачало. Мало того, здесь дышать невозможно, да ещё вы водите резко, виляете из стороны в сторону. Скажите спасибо, что я успела выйти и меня в салоне не вырвало, кричала я так, чтобы всем было слышно. Покажите лучше ваше удостоверение, я жалобу куда следует подам. Ну?
Ладно-ладно. Не надо тут орать. Садитесь на ваше место.
Вот именно. Не надо тут орать, повторила я слова шофёра, повернувшись к пассажирам, и я сойду на своей станции согласно моему билету!
Все притихли от моего наезда. Автобус продолжил движение, и, надо сказать, водитель стал лучше контролировать руль. Я же, пытаясь справиться с раздражением, начала считать каждый километр по столбикам из окна, как в детстве. Мне было ужасно обидно и жалко себя, но, несмотря на социальное давление, которое я ощутила сегодня на себе, я чувствовала себя выше всех, присутствующих вокруг меня. Мысли в голове обретали рифму:
Глава 9
Наконец, мы подъезжали к моей станции, на часах было 17:30, к выходу готовилась только я. Доставая сумку с багажной полки, специально уронила небольшой пакет с яблоками на голову этих злых тёток на втором ряду. Они взъерошились, как две курицы. Наклонившись за фруктами, я посмотрела пристально в глаза той, что рассуждала больше всех и прошипела ей на ухо: «Гореть тебе в аду, старая ведьма!», и быстро вышла из автобуса. Мне сразу стало так легко от моей выходки, не пожалела, что высказалась, хотя подобные вспышки открытой ненависти к незнакомым людям ранее я за собой не замечала. Всё поменялось, я уже никогда не буду такой, как прежде.
Вдохнув поглубже чистый свежий воздух, чувство тошноты стало проходить. Не верилось, что я здесь. Передо мной престала безмолвная пустошь: ни указателей, ни построек, даже автобусная остановка никак не обозначена сплошная лесостепь, однообразный пейзаж длиною в десятки километров. Походив вдоль трассы, я по старой памяти определилась с направлением, куда мне нужно было идти. Узкая грунтовая дорога посреди зелёного поля свидетельствовала о том, что машины здесь всё-таки ездили. Обнадёжив себя, что спустя столько лет деревня окончательно не опустела, я двинулась в путь. Мама предупредила, что идти около 5 километров. Пришлось признаться самой себе, что мне было страшно не только заблудиться, но и оказаться в полном одиночестве у нашего старого заброшенного дома посреди леса. Я пыталась взять по минимуму вещей с собой, но сумка всё равно была тяжёлой, я взмокла уже с первых шагов. Минут через тридцать, в надежде, что я прошла около 2 километров, остановилась передохнуть и съесть яблоко. Ветер обдувал мокрые от пота волосы, хотелось присесть на землю, расслабиться немного, но время шло, а найти дом было необходимо до того, как стемнеет. Тут я услышала звук мотора вдалеке, обернулась и увидела приближающуюся ко мне машину. Я замахала руками, встав посреди дороги остановилась белая «Нива», за рулём сидел с виду простой и безобидный мужик, без пассажиров.