Раздел 2. Заграничная жизнь
До Чопа и далее, 13 июля
Когда поезд отошёл от московского перрона, настроение у всех было слегка взбудораженным. Ведь едем
Смотрю в окно. Занимаюсь чешским по тоненькому самоучителю и толстенькому карманному словарику, тщетно пытаясь втянуть в это дело отрядников из своего купе. И хожу в гости к чехам. В соседних вагонах располагались чешские учителя русского языка, возвращавшиеся с повышения квалификации, большей частью женщины. Мы с одним из отрядников стояли у окна в коридоре и трепались с этими учительницами на смеси чешского с русским. Это было намного полезнее самоучителя со словариком.
Чоп это пограничная станция, здесь я оказался впервые. Появились какие-то пограничные контролёры, раздалась зычная команда кому-то из нашего вагона, но не из нашего отряда (я думал, только в тюрьме так говорят):
Иванов, на выход с вещами!
Потом выгрузились и мы, сдали специальным носильщикам свои вещи, заполнили какие-то бумажки, побродили по вокзалу, поскучали, а затем очутились перед длинным прилавком, на котором лежали наши чемоданы. Заглядывать ни в один из них никто не стал, мы снова передали вещи носильщикам и прошли, предъявив паспорта пограничникам (ещё русским), в соседнюю комнату. Потом погрузились, вместе со своими вещами, в другой поезд (уже чехословацкий!) и неторопливо двинулись на нём вперёд. Впервые увидал нейтральную полосу: сухая вспаханная земля метра два шириной.
Эмоций у меня особенных не было, но внимание обострилось: ведь всё новое!.. Впрочем, все шутили, смеялись и, кажется, я тоже. Было часов пять утра.
Внимание было обострено не у меня одного наши глаза впивались в каждую деталь, в каждое отличие чужой страны от своей. Немного другие шпалы, семафоры вместо светофоров, красные маки в полях (правда, они попадались уже и в Закарпатье)
Вагоны теперь состояли из купе с широкими стеклянными дверьми, но места были только сидячие. Поэтому, идя по коридору, можно было наблюдать сонные тела, изощрённо перекинутые со скамейки на скамейку, опирающиеся на чемоданы, поставленные в проходе.
Первая остановка, первая робкая вылазка на станцию, гул чужой речи, киоски со странными товарами, лимонад в полиэтиленовых мешочках, которые надо протыкать соломинкой и пить через неё, всё это было до восхищения непривычно.
На остановке в наши купе ринулись подсевшие местные пассажиры (специальные поезда дальнего следования здесь, видимо, отсутствуют, по причине иных масштабов страны). Я торопливо отыскал в словарике необходимую фразу и храбро встречаю, в качестве толмача, жаждущих мéста:
То э забранэ (здесь занято).
Впрочем, одного дядьку мы впустили. Это был жизнерадостный моравский чех с пивным брюшком и улыбкой наготове. Он охотно принял на себя роль мишени для моих языковых опытов.
Обидно было что? у нас не было денег. По вагонам бегал расторопный официант с «ческим пивичкем». Все чехи пили пиво или сосали лимонад. Мы вздыхали, но руководитель нашей группы Саша Камзолов, у которого был НЗ чешских денег, эти вздохи полностью игнорировал.
Мы в Европе, 14 июля
В Чехословакии пейзажи меняются быстро. Алые маки в золотых полях, летящие аисты, красная черепица крыш это было ново и красиво. Виднелись весьма живописные Низкие Татры, хотя их не сравнить, по-моему, с Уральскими горами. Река Вах прямая и довольно широкая Пирамидальные тополя
В соседнем купе наши ребята приветили молоденьких солдатиков с гитарой, угощали их водкой и слушали, как те играют и поют а ля битлс.
Железные дороги здесь выглядят похуже наших. Вагоны грязные, покрытые копотью. Много паровозов. Расписание соблюдается заметно хуже, чем у нас.
Но всё-таки оно относительно соблюдалось, и мы постепенно подкатили к Праге, «матке ческих мнест», то есть городов. Где-то наверху промелькнул конная статуя великого полководца Яна Жижки, вдали показались Градчаны, но вскоре всё было оттеснено вокзалом где нас ожидала неожиданная невстреча. То есть просто нас никто не встречал, хотя всё было заранее договорено.
Мы ехали по обмену: чехословацкий отряд в это же время отправился в СССР. Нас должны были на вокзале в Праге встретить двое русскоговорящих студентов. Но не встретили.
Мы посидели на перроне, потом перебрались в здание вокзала. Камзолов куда-то звонил, встречающих вызывали по радио без толку.
Ладно. Мы пошли бродить по вокзалу и прилегающей к вокзалу улице. В течение первых вылазок, первых самостоятельных шагов по загранице, мы выяснили, что:
а) Мы в Европе.
б) Здесь всё по-другому.
в) Сигареты здесь дорогие.
Гомон чужой речи, лотки и киоски с незнакомыми товарами, ненашенские вывески и надписи всё это сейчас уже не кажется таким захватывающим, но тогда просто завораживало. В общем, увлекательные были ощущения
Всё ж таки наши встречающие через некоторое время прибыли! Так до конца мне осталось неясным, в чём там было дело. Кто-то не так что-то понял в каком-то телефонном разговоре Оказывается, нас приезжали встречать утром, с автобусом, который отвёз бы нас прямо к месту работы и месячного пребывания. Теперь автобус уже давно уехал, и было непонятно, что же нам делать.
Мы отправились к общежитию Сельскохозяйственного института, с которым был заключён договор и представители которого теперь нас туда повезли.
Их было двое: Вацлав и Ганка. Вацлав невысокий, широковатый, слегка по-пижонски расхлябанный, нервный. Большой рот, выразительные глаза. Речь эмоциональная и по-чешски, и по-русски. Ганка высокая плотная девушка в очках. Тонкие сжатые губы. К своему делу относится обстоятельно, внимательней, чем Вацлав. По-русски они говорили примерно на одном уровне: довольно свободно. Но Ганка и в этом была обстоятельнее.
Все мы погрузились в трамвай и куда-то поехали, глядя в окна на красные фонарные столбы, на узорно мощёные брусчаткой тротуары, на ломаную линию домов
Но когда мы вылезли, и кто-то из наших, завидев небольшой пустырь с каруселью, качелями и цирком-шапито, стал восхищаться этой как бы заграничной экзотикой, мне стало смешно. По сравнению с Сокольниками это было довольно блекло Не восхищаться же заграничным только в силу его заграничности!
Впрочем, многое мне нравится, и об этом хочется писать с энтузиазмом. О том, что лучше у нас, тоже писать приятно.
Вот, например, чешские трамваи у нас лучше чище и красивее. Вот так-то.
Уличные приключения
Час или полтора мы располагались чемоданным табором возле общежития. Ночлега нам (вернее, нашим переводчикам-тлумочникам) добиться не удалось, лишь получить возможность умыться и напиться. После этого наш гуляй-город двинулся к «едальне», на первую пражскую трапезу.
Уже забыл название ресторации, где мы оккупировали несколько столиков. Ели варёное мясо с какими-то кружочками из недопечёного теста (потом мы узнали, что это знаменитые чешские кнедлики). И пили, конечно, пиво из кружек, похожих на те, что у нас, только более вытянутых вверх. Тем более что здесь мы познакомились с приятным чешским обычаем угощать пивом солдат и студентов.
Но когда пришла пора хозяину закрывать свою ресторацию, нас попросили с вещами на улицу. На шледаноу, так сказать. До свидания!..
Оставшись около одиннадцати часов вечера (или уже ночи) куковать на углу двух улиц, мы понятия не имели, куда идти или ехать. Этого не знал никто: ни наш предводитель, ни Вацлав с Ганкой. Оказавшись в Европе, мы вместе с тем, по факту, пребывали ночью на улице.
Единственная инициатива исходила от подвыпившего чешского гражданина, немного говорившего по-русски. Он вместе с нами вышел из ресторации, проникнувшись к нам симпатией. Обеспокоенный нашим положением, он был уверен, что единственный способ нам помочь дозвониться в ЦК компартии Чехословакии с призывом спасать советских гостей. Это показалось нам просто хмельной причудой, забавной и безобидной. Вряд ли кто-нибудь мог представить, что при подобной ситуации, случись она в Москве, мы бы стали дозваниваться в ЦК КПСС. Поскольку наш спасатель слегка покачивался, я на всякий случай проводил его до ближайшего телефона-автомата. Говорил по телефону он долго и возбуждённо, а потом, повесив трубку, сообщил мне, что всё в порядке, хотя это казалось не очень убедительным. После чего он отправился домой с чувством исполненного долга.
Мы тем временем бродили, разглядывая светящиеся витрины. Запомнилась витрина кондитерского магазина с яркими пакетиками, шоколадками, коробочками и прочими сластями, манящими своей незнакомостью. Еще витрина магазина электротоваров с модерными формами холодильников и прочих эффектных предметов быта. Экзотично выглядела и витрина любого газетно-табачного киоска (такой тут принят симбиоз). Надо же: все газеты по-чешски!..
Порой у нашего живописного табора задерживались прохожие. Например, проходившая мимо группа молоденьких студентов из МАДИ, живущих в Праге давным-давно, уже несколько дней. Они были здесь на практике. И небрежными голосами передавали нам свой приобретённый опыт:
Можно пересаживаться в другой трамвай или автобус того же направления по тому же билету. (Полезная информация.)
Если к местной девушке просто словами обратиться, она чаще всего и не отреагирует. Если же взять при этом за локоть или положить руку на плечо, то другое дело и это норма. (Личных экспериментов не проводил.)
В магазине не стоит долго глазеть просто так непременно надо что-то купить. Иначе тебе растолкуют, что здесь «не принято» уходить без покупки. (Позже я опроверг категоричность этого утверждения. Смиренно предупреждал, что зашёл только «подИват се», то есть подивиться, и это вызывало лишь приветливую улыбку.)
Ещё к нам подошла компания подвыпивших молодых чехов. Центральными фигурами в ней были гибкий парень в джинсах и беловолосая девушка, управлявшая им, как штурман судёнышком в непогоду. Насколько можно было их понять, они шли опять же выпить. Парень долго старался представиться по существу, пока не нащупал нужное слово.
Я алкоголик, объяснил он под наш дружный смех.
Другой невысокий парень из этой компании достал из бумажника скаутский значок и пытался нам объяснить, кто такие скауты. Объяснял он сравнениями с чешским комсомолом, и получалось, что скауты не делают ничего того, что делают комсомольцы, поэтому скауты сейчас под запретом, но он всё равно скаут. Что же всё-таки делают скауты, осталось неясным, так как компания двинулась дальше, утянув и скаута, и алкоголика.
Уже было далеко за полночь, а положение дел у нашего русского отряда на пражской мостовой оставалось прежним. Наши тлумочники иногда куда-то звонили, девочки клевали носами, а смешки становились всё более нервными