Мы вышли на бульвар. Мой путь лежал прямо сначала на противоположную сторону улицы, чтобы по рю Прони, минуя бывшее советское консульство, выйти к авеню де Вилье, а оттуда оставалось два шага до рю Гийома Тэля, на которой я жил. Моя новая знакомая собиралась ехать в сторону Триумфальной арки, глазами искала стоянку такси. И едва мы попрощались, обменявшись нелепым, на французский манер рукопожатием, как за спиной у меня произошло какое-то резкое движение.
Моя спутница, едва не оступившись с бордюра на проезжую часть, испуганно отскочила в сторону. Но я тоже не успел сообразить, в чем дело, как на узкий пятачок покатого тротуара, отделявший меня от фонарного столба, рухнула женщина, прямо к моим ногам.
Плотная, за сорок, в черных брюках. Лицо ее, искаженное каким-то недугом, было мертвенно бледным, а глаза закатились. Она не двигалась.
Переборов замешательство, я опустился перед лежавшей на корточки и не своим голосом поинтересовался, не ушиблась ли она.
Реакции не последовало.
Я потеребил ее за рукав, настойчиво предлагая ей помочь подняться.
И снова никакой реакции.
Наконец я догадался спросить, слышит ли она меня вообще?
Ответа не последовало и на этот раз. Но тело несчастной вдруг начали сводить судороги. В углах рта появилась пена.
Эпилептический припадок, подсказала пожилая дама с пуделем на поводке, которая остановилась рядом и наблюдала за сценой. Нужно повернуть набок и разжать чем-нибудь зубы, что-нибудь вставить в рот.
Стараясь приноровиться поудобнее, я перешагнул через неестественно вытянутое, вздрагивающее тело и попытался, как советовали, повернуть лежавшую набок.
Моя спутница присела рядом на корточки и протянула мне носовой платок, жестом предлагая засунуть его, как советовали, в рот несчастной. Но как разомкнуть челюсти? Не лезть же пальцами в рот? Надавить на желваки? Я не решался притронуться к чужому лицу. В следующий миг под ногами у нас стала растекаться лужа. Немного отступив в сторону и пересиливая брезгливость, я всё же надавил пальцами на бледные щеки женщины и смог-таки вставить ей между зубов скрученный трубочкой платок
Не прошло и нескольких минут, как у тротуара притормозил красный фургон «помпье» служба спасения. Из машины высыпали молодые люди в темно-синей униформе, кто-то всё же догадался позвонить в скорую помощь.
Толпа зевак, успевшая собраться возле нас, расступилась. Один из спасателей, решительным жестом отстранил меня, опустился перед лежавшей на одно колено, взял ее запястье и гулким армейским голосом выкрикнул:
Пульс!
Двое его напарников бросились к машине. Пульс у несчастной то ли не прощупывался, то ли был слишком слабым, разобраться в этом было уже невозможно из-за возникшей на тротуаре неразберихи. Зевак оттеснили в сторону. Вместе с ними и меня с моей новой знакомой. Ничего не оставалось, как идти дальше своей дорогой.
У вас брюки порвались, сказала она, показав на грязное пятно с дырищей на уровне колена.
Я посмотрел на свои испачканные ладони, на испорченные брюки и только теперь спохватился. Половина девятого! Мне нужно было поторопиться, Друзья уже наверняка звонили в запертую дверь. Извинившись, я стал поспешно прощаться.
Приятно было познакомиться, сказала соотечественница и еще раз протянула мне руку для пожатия. Спасибо за помощь.
За помощь?!
Адресом гостиницы я обязательно воспользуюсь. Пастораль.
Мне тоже было приятно, пробормотал я. Простите как вас зовут?
Валентина.
Ну вот. Бог даст, еще однажды Опять где-нибудь увидимся в парке? скептически прибавил я.
Господи, ваша книга! спохватилась она и протянула мне подобранного с асфальта Мелвилла, которого прижимала к груди вместе со своим журналом.
На перекресток выехало такси. Внимание водителя привлекла толпа, и он сбросил скорость. Валентина сорвалась с места, остановила машину, села в такси, помахала мне рукой и исчезла так же внезапно, как и появилась. Я был уверен, что больше никогда ее не увижу
* * *
На следующий день около пяти вечера я был вынужден снять трубку настырно трезвонившего телефона. Кто-то звонил в третий раз подряд, но не хотел оставить сообщения, несмотря на настойчивые призывы моего автоответчика. На дисплее телефона высвечивался незнакомый московский номер.
Я решил снять трубку и услышал незнакомый женский голос. Затем до меня дошло это моя вчерашняя знакомая из парка Монсо. От неожиданности я растерялся, не знал, что сказать.
Она стала сумбурно объяснять, что звонит, чтобы поблагодарить за адрес в Ла-Боле, которым я ей удружил. Они с мужем уже дозвонились в порекомендованный мною отель и забронировали номер, а заодно и пансион, и велосипеды.
Мы бы хотели вас отблагодарить за помощь, добавила она. Вы не против с нами поужинать?
Я чего-то не мог увязать в голове. Затем спросил:
Как вы узнали мой номер?
Да, извините На книге, которую вы читали в парке, на титульном листе были написаны имя и фамилия.., сбивчиво начала она объяснять. Я полистала городской справочник, и оказалось, что такая фамилия одна на весь Париж. На «ин», с «е» на конце?.. Если мое предложение вас не смущает, то мы могли бы вместе поужинать. Скажем, завтра?
Нет, не смущает. Но завтра завтра я вряд ли смогу, опомнился я; вечером я был действительно занят.
Как жаль На сегодня я вам не предлагаю. Мой муж у него сегодня дела. А может быть Знаете что, давайте пойдем без него Я не уверена, что на следующей неделе у нас получится. Вы свободны вечером?
Я раздумывал.
После этой истории вчера на улице мне как-то не по себе, простодушно объясняла она, при этом, скорее всего, сознавая, что приглашение выглядит не таким уж безобидным. А перед ужином можно прогуляться Там же в парке, если хотите Я конечно понимаю, что это не очень хорошо. Вот так навязываться, но
Она замолчала.
Я тоже не знал, что сказать. А затем выдал нечто вроде оправдания:
Вы, наверное, понимаете, что я живу скромно, по ресторанам особенно не разгуливаю.
Нет, что вы! спохватилась она. Мы хотели вас пригласить. То есть я Если вы, конечно, не против. В Париже столько недорогих ресторанов А если хотите, вы заплатите только за себя Но можно вообще никуда не ходить Я почему-то решила, что вы не откажетесь. Господи, как глупо получилось
Она окончательно смутилась. Повисло молчание.
Хорошо, можно встретиться там же, предложил я. В половине восьмого?
В половине восьмого! Спасибо!
Она сразу отключилась.
* * *
На моей новой знакомой был плотно, по самое горло застегнутый длиннополый костюм молочно-кофейного цвета. Наряд ей шел. Светлые локоны на этот раз оказались распущенными, и я не сразу ее узнал. Свежее лицо без следа косметики, редкого для Франции типа с покатым лбом и правильными славянскими чертами, вопросительная полуулыбка на губах она выглядела бодрой, отдохнувшей, но взгляд блуждал по сторонам с какой-то рассеянностью. В следующий миг в ее глазах появилась что-то неуловимое, тающее. И мне опять почудилась в них ирония
Я предложил пройтись по круговой аллее, правой стороной парка, чтобы, обогнув ротонду и начинавшуюся за ней центральную аллею, вернуться к бассейну с колоннами, но уже со стороны музея, в который я никогда не заходил и даже не знал, к своему стыду, что в нем экспонируется.
Мы молча зашагали к ротонде. Слева, на газоне, словно заляпанном фиолетовой краской из-за падавшей на него тени деревьев, взору открывалась бахча. Самая настоящая бахча. До сих пор я ее не замечал. Из-под разлапистых листьев выглядывали увесистые тыквы. Казалось странным, что кто-то развел бахчу прямо в парке. Начальство не досмотрело за креолами? Впереди же высилась сплошная стена столетних платанов. Парк как всегда дышал прохладой. Откуда-то со стороны тянуло горьковато-свежим запахом полыни. Раньше я его тоже здесь не чувствовал.
Надо же, так ухаживать за газонами Какой замечательный, красивый парк! моя новая знакомая так и сыпала банальностями. Особенно там, где водоем с колоннадой и розы.
Этот парк принадлежал герцогам Орлеанским. Пока государство его не оприходовало, объяснил я. Небольшой, но знаменитый. Говорят, Пруст просиживал здесь дни напролет.
Пруст? В этом парке?
Он жил неподалеку. На рю де Курсель, это в двух шагах Сам или его родители, я точно не помню. Отсюда даже дом виден, в котором он жил. Вон с того выхода впереди, видите?
Мы прошагали еще метров сто и, когда поравнялись с железной калиткой, на которую я показывал, я ткнул пальцем в уходящую вдаль перспективу городских зданий:
Вон там. Угловой шестиэтажный дом с куполом, в конце улицы, видите?.. Мемориальной доски, правда, нет. Не повесили. Однажды я даже пошел проверить.
Почему?
Почему не повесили?.. Денег наверное пожалели. Если в этом районе Парижа развешивать мемориальные доски, стены свободной не останется.
Мы взяли левее, туда, где сквозь листву на аллею просачивалось солнце, и продолжали говорить о всякой всячине: о Париже времен «Трех мушкетеров», о местных рыбных базарах, на которых можно купить не только морского черта, но и настоящего, как я уверял с рогами. А когда мы проделали полный круг и вновь очутились перед колоннадой, я решил, что пора ехать ужинать. Не кружить же по парку до бесконечности.
Китайский ресторан, в котором я заказ столик, находился в Латинском квартале. Путь до него был неблизкий. Но в моем районе приличных китайских ресторанов не было. В прочих же цены часто оказывались мне не по карману. Я предложил пройтись еще немного и взять такси уже с середины дороги
Несмотря на соседство с бульваром Сен-Мишель, в ресторане было безлюдно. Нас усадили за большой круглый стол, отгороженный от входа аквариумом, в котором шевелились лангусты, крабы и еще какие-то полуживые водяные твари. Положив руки на стол, я ждал от моей гостьи непонятно чего. От воцарившегося молчания нам сразу стало неловко.
Вы часто здесь бываете? спросила она таким тоном, словно хотела мне чем-нибудь угодить.
Нет, в третий или четвертый раз. А привел меня как-то знакомый, фотограф из Магнума Завсегдатай и жуткий гурман, уточнил я непонятно зачем, поймав на себе ее оживившийся взгляд. Слоняясь по миру, он изучил все кухни мира. Говорит, здесь неплохо
Тоже русский? Ваш друг?
Наполовину Он провел на Западе двадцать лет. За такой срок человек превращается в гибрида, вы же видите Перед вам неплохой экземпляр, пошутил я.
Будете смеяться, но я когда-то мечтала стать фотографом После балетного училища, Валентина уставила на меня испытующий взгляд и словно в подтверждение себе кивнула.
Вы учились в балетном училище?
При Большом театре. Потом не прошла по росту. Трех сантиметров не добрала.
Всего-то? Безобразие!
К балеринам такие требования теперь предъявляют. Нужно быть дылдой. Как фотомодели. Стандарты диктует Нью-йоркский балет. Вот наши и не устояли. Гастролировать приходится за границей, невозможно игнорировать их требования. А в кордебалетах обычных театров делать карьеру как-то глупо.
Обслуживавшая нас низкорослая китаянка принесла вино и закуски. Я заказал всё самое обычное: «нэмы», подобие поджаренных и свернутых трубочкой «блинов» с начинкой, которые заворачиваются в листья салата с мятой. К ним, опять же, папайевый салат и тофу желеобразного вида соевый «сыр», который я почему-то всегда заказывал в китайских ресторанах, наверное потому, что вообще не разбирался в китайской кухне.
А с фотографией так ничего и не вышло, вздохнула она, когда официантка степенно удалилась от стола.
Вы не так много потеряли. Сегодня у них такая конкуренция среди фотографов глотки готовы перегрызть друг другу Лет десять назад каждая добропорядочная француженка считала своим долгом ну, если не бегать по городу с собственной камерой или не лазить по крышам как папарацци, чтобы Диану с любовником подкараулить, то хотя бы обзавестись «лейкой» или «хассельбладом» Такая мода была тратиться на альбомы Картье-Брессона, по сто долларов за штуку Мой знакомый из «Магнума» сначала он был специалистом по путчам. Но теперь отказывается ездить. Двое детей После того как в Вильнюсе попал под пули, больше не хочет К тому же русских считает лодырями и алкашами. Разочаровался.