Сила и волшебство - Колокольников Стас 2 стр.


 Нет!  закричала женщина.  Там только молодой человек, который подслушивает нас.

 Странно, странно,  пробормотал мужчина и тут же взмолился:  Только не кричи, прошу тебя. А то я не только видеть, я еще и слышать перестану.

Я прилип к полу. Такой странной парочки я еще не встречал. Но больше всего меня занимало не кто они и о чем говорят, а то, как женщина узнала, что я подслушиваю левым ухом. На правое-то я туговат.

«Вот так ребята,  возбужденно думал я,  неплохо бы познакомиться с ними поближе».

 Ради бога, только не спорь со мной,  продолжал мужчина упрашивать женщину.

Хотя она уже и не спорила с ним вовсе, а красочно описывала тонущий город, как над ним сгустились тучи, как подул сильный ветер, как вода устремилась из берегов.

 Я ничего такого не видел,  уже обиженно твердил мужчина.  Ничего такого. Только море, безбрежное море. И всё. Откуда ты это взяла?

 Я ничего ниоткуда не брала,  чуть ли не по слогам объяснила женщина.  Всё это было на картине.

 Удивительно, но я ничего не видел,  вздохнул мужчина.

 Вот это как раз и не удивительно,  повышая голос, сообщила женщина.  Ты тупица, каких мало. Ты так и не понял, что главное, охватить взором всю картину и постараться увидеть не то, что хочется тебе. А то, что там есть на самом деле.

 Но я,  начал было мужчина.

 А ты!  перебила женщина.  Делаешь всё наоборот. Ты вглядываешься в детали и ищешь то, что хочется увидеть тебе.

 Говори, что хочешь,  твердо сказал мужчина,  а я тебе не верю. Этот город не может уйти под воду просто так.

 Этот город и не уйдет под воду. Волна накроет его и отступит,  теряя терпение, объясняла женщина.  И это будет не просто так. Это знаки природы

 Смотри!  вдруг радостно воскликнул мужчина.  Вот же он! Черный кот! А в зубах у него пойманная мышь!

 И что?!

 А ты говорила никакого черного кота в чулане нет.

 Я и сейчас тебе говорю, никакого черного кота наверху не было, и нет. А это черная кошка пришла из подвала.

 Всё равно, я же видел её, как она стерегла мышь,  радовался мужчина.  А ты говоришь, я вижу только рябь перед глазами.

 Идиот!  воскликнула женщина, оставив за собой последнее слово.

Потом всё стихло. Я еще долго лежал на полу, надеясь, что спор возобновится. Но было тихо.

Утром я никак не мог понять, пригрезилось ли всё услышанное ночью или действительно у меня появились соседи из семейства привидений. Но никаких доказательств, кроме того, что я проснулся на полу, не было.

Побродив по дому, аукая и вызывая ночных постояльцев, я вскоре отказался от затеи что-либо выяснить и вышел на улицу. Было очень душно и жарко. Только море спасает в такую погоду.

Добравшись до пляжа, я понял творится неладное. Люди ходили вдоль кромки моря и не могли окунуться в воду. От самого берега на несколько десятков метров море покрылось зеленоватой жижей. И каждый, кто рисковал войти в неё, получал несмываемое болотное покрытие, как у водяного, пахнущее тиной и гнилью. Море явно не желало никого пускать.

Видимо, на языке природы это что-то и означало. Только мало кто из нас понимал её язык. В совершенстве мы овладели знаками разрушения и забвения. И теперь почти не слышали, о каком будущем нам шепчет уцелевший мир.

Люди недоуменно смотрели на зловонную жижу вдоль всего побережья. Никто из них не мог поговорить с природой на ты. И я не мог, мне стало тоскливо.

 Этот мир наш дом, а мы живем в нём так, словно заколочены в гробу,  сказал я и, прихватив горсть песка, вернулся в своё временное жилище.

И хотя можно было ночевать еще одну ночь, хотелось схватить рюкзак и бежать вон из города. Некоторое время я сопротивлялся желанию. С одной стороны, хотелось узнать, чем здесь закончится следующий день. С другой, я уже догадался, что представился случай миновать встречи со стихией, готовой вот-вот разбушеваться.

Ближе к вечеру я вышел на пыльную дорогу и долго пытался остановить машину. Они пролетали мимо, точно за ними гнались черти. Через час и я выглядел, как придорожный призрак.

Наконец меня подобрали, в машине ехало целое семейство. Странно, что они, вообще, остановились. Молодая мамаша за рулем. На заднем сиденье дремал грудной младенец, рядом с погремушкой в руках задумчиво сидел ребенок лет трёх. Их отец предложил место возле детей. Это был хороший знак меня приняли в младшую группу.

В окружении малышей я покинул пляжные места. За спиной, откуда мы уезжали, сгущались тучи, молнии мелькали, как спицы в черном мотке шерсти. Казалось, мир собирается выпустить самое страшное, что у него есть. Свою злость.

Я сменил несколько машин и, всё также надеясь на чудо, к полуночи добрался до Варшавы. Город жил, не зная тревоги. В больших городах, вообще, отсутствует чувство опасности за окружающий мир. Сидя за крепостной стеной, глядя в экран, трудно угадать, что на самом деле творится во вселенной и откуда ждать угрозы.

Следующим утром в новостях показывали наводнение в Гданьске. Вода гуляла по улицам, унося куда-то обломки мебели, вещи и книги. Были там и корабли, сорвавшиеся с привязи. Всё, как и описывала та женщина.

Крысоловы

Cetra amittimus dum incerta petimus

(гоняясь за сомнительным, мы упускаем верное)

Это было срочное дело не иначе. Небо, укрытое ворохом грязных тряпок, неделю хныкало и дулось, как капризный ребенок. А в то утро, когда разбудил телефон, над городом раскинулась ослепительная синь. Вряд ли кто-то догадывался, что такая отличная погода связана со мной. Даже сосед, узнавший больше всех, и тот ничего не предположил.

Вчера, как обычно в субботу вечером, он заявился сразу после захода солнца. Застать меня просто я безвылазно сидел дом. Сосед уверяя, что уважает моё затворничество, наведывался раз в неделю. Он назвался Володей, говорил, что ему чуть за сорок, но судя по его воспоминаниям, ему было намного больше. Странным в Володе было всё: от взгляда и жестов до манеры одеваться и присутствовать.

На вопрос о роде его занятий я получил в ответ игривый список профессий в порядке их смены: историк, гувернер, повар, сельский акушер, регент, настройщик, тренер по легкой атлетике, специалист по каучуковым изделиям, переводчик с польского. Чем сосед предпочел заняться сейчас, он не говорил. Я полагал, он шпионит за мной.

 Здравствуй, Саня. Суббота!  Володя с порога одарил хитроватой улыбкой и звякнул сумкой.

И хотя у моих родителей никогда не было ни сыны, ни дочки с милым именем Саша, сосед звал именно так. Впрочем, мне не было все равно. Я и сам обращался к гостю с легкой сумасшедшинкой, нарекая дурацкими именами и кличками. Это приводило его в странную эйфорию.

Привет, Золтон, проходи, пригласил я.  Будь как дома, пахнидло.

Володя по-хозяйски скинул плащ, прошел на кухню и с интересом заглянул в холодильник.

Тю, Шурик,  присвистнул он.  Нехорошо, голодаешь опять?

Просто есть не хочется.  Я так объяснял свои причуды:  У каждого времени своя магическая пища, еще недавно это были вино, сыр, хлеб и чеснок. Сейчас вода и мёд, ну и по субботам, как видишь, вино с тобой.

Странный ты человек, Александр. Говоришь такие вещи. Мне это непонятно,  качал головой сосед.  Давай-ка по стаканчику, и я принесу картошечки, пожарим.

За полночь наши посиделки были на пике. Володя неплохой лицедей, он читал по памяти стихи, даже кое-что из моего любимого Уолта Уитмена, пел песни собственного сочинения. Имелись серьезные причины полагать о его связи с театром. Однажды я завел об этом разговор, Володя смутился, закашлялся и ловко сменил тему, словно из-за женщины.

Ну что, старичок, перебирал он струны гитары, послушай мою сокровенную, о любви.

Пел он по-своему хорошо, но иногда в пронзительных местах Володя срывался и подвывал как-то по-волчьи дико. Аж пробегала дрожь.

Человек я компанейский. Первая зевота давала о себе знать лишь глубокой ночью, когда я покидал соседа, оставляя его наедине с гитарой и бутылкой вина. Чаще я отключался, только коснувшись щекой подушки. А бывало лежал какое-то время под треньканье гитары и невнятные бормотания Володи. Вчера я уснул сразу и пробудился от телефонного звонка. Три месяца никто не звонил, и вот дождался.

Доброе утро, Тимка,  щебетала трубка.

По возбужденному радостному смеху сестры я понял, она сообщит что-то важное.

Ты хорошо меня слышишь, Тим?

Моё полное имя Тимофей, но никто не зовет меня так. Тимофей для меня слишком великоват и мешковат, я смотрелся в нем нелепо и нецензурно. Да и на Тима я с каждым годом тянул все меньше, скорее на какого-нибудь Лагшмивару.

Хорошо.

Слушай.

Вникая в смысл быстро сыпавшихся слов, я понял дело срочное, я нужен. Сестра звонила с вокзала. Через час она будет ждать на перроне с билетами. Куда и зачем не сказала.

В назначенное время я неспешно шел по перрону, издалека заметив знакомую красивую фигуру. Сестра стояла у столба и уплетала мороженное, наверняка, свое любимое фисташковое. По взгляду я понял, что не следует выражать радость, и встал неподалеку, будто мы незнакомы.

Подошел пригородный поезд. Сестра направилась в вагон, я за ней. Оказавшись в одном купе, я сел напротив и вопросительно поглядел. Сестра передала билет и приложила палец к губам. Когда в купе появились другие пассажиры, на моем лице блуждала самая простецкая полуулыбка. Словно я неделю, как удачно женился и думал теперь лишь о своих амурных делах.

Ехать оказалось недалеко, поезд миновал несколько дачных поселков, простучал колесами по мосту через уснувшую речушку, мимо тенистого соснового бора, как сестра поднялась к выходу. На платформе мы оказались в компании грибников и дачников.

Не подскажите, который час. Мои остановились,  спросил я у сестры, делавшей вид, будто что-то ищет в сумочке.

Подождите, пожалуйста. В моей сумочке завелась черная дыра.

О, конечно, не спешите, главное не попадите туда рукой.

Сестра, улыбаясь, продолжала поиски. Пронесся последний вагон, дачники и грибники уходили все дальше, и тут сестра на мгновения обняла, нежно шепнув:

Братишка, как же я соскучилась.

Как хорошо, что мы снова вместе, сестрёнка, растроганно просипел я.  Как хорошо

Последние лет пять мы собирались с сестрой вместе только по делу. А закончив, расставались. Кто мы? Мы крысоловы, мы ловим крыс. Не тех, которые ночами пробираются в амбар и проедают ваши мешки с зерном. А тех, которые в любое время дня и ночи лезут в ваши души, прогрызая перегородки, отделяющие от кошмара, который всегда рядом.

Мы шли по дороге следом за грибниками.

Для нас опять есть работа, непростая, говорила сестра.  Если нам удастся её закончить и с нами ничего не случиться, это будет чудом.

Конечно, то, что мы делали, трудно было назвать работой. Больше походило на фокусы охотников за привидениями. Никто, кроме нас, не знал истинную цену нашего дела. Это не просто занятие не из легких, это адское напряжение. Рискуя собственной жизнью, каждый раз мы спасали от исчезновения чьи-то души и миры. Только такие же крысоловы могли нас понять.

По словам сестры в прошлый раз, когда наша охота на крыс казалось, была особенно удачной, мы оставили некрепкий заслон, и крысы проделали новую лазейку.

Страшнее, чем крысы, за которыми мы охотились, я не видел существ. Жуткие твари подбираются ближе шейной артерии, разрушая хрупкие души, разделывая сознание на объедки. Невозможно их остановить. Ибо наше деление жизни на «да» и «нет», на дозволения и запрещения, на «халал» и «харам», и есть та трещина, расколовшая мир, по которой перебегают крысы.

От сестры я узнал, что мой сосед никакой не Володя, а Станислав, завербованный польской католической церковью шпион. Он должен был наблюдать за мной, вызывая на откровения, и слово в слово передавать наши разговоры. Его завербовали чуть ли из суфлерской будки. Однако это уже не могло испортить чудесного настроения солнечного дня. Особенно здесь за городом, где было невероятно хорошо. Щурясь от яркого солнца, мы шагали, словно два гамельских крысолова, за которыми скоро побегут здешние детишки.

На самом деле, нам никогда не требовалась плата, и за собой мы водили только помощников. В сосновом бору к нам присоединились еще двое таких же крысоловов. Они были немногим страннее нас. Один утверждал, что его предком был сам Улугбек, знаменитый астроном, внук великого Тамерлана. Праправнук Улугбека говорил, что именно это родство помогает ему вычислять с точностью до секунды, где и когда появятся крысы. Другой утверждал, что, вообще, никакого отношения к людям не имеет, а заслан догонами с Сириуса. Нам все это было неважно, главное, они, действительно, были отличные крысоловы.

У дачного поселка наша компания остановилась, сестра сказала, что нужный дом находится где-то здесь. Рядом в куче песка играли две девочки. Сестра подошла и ласково спросила у выглядевшей постарше:

Чья ты будешь, девочка?

Я не буду, я уже есть,  деловито ответила шустрая девчушка и высыпала ведерко песка на колени малолетней подруги.

Вот как,  удивилась сестра.

Так вот,  последовал ответ.

Тогда скажи мне, разумное дитя, где здесь старый двухэтажный дом с балконами и металлическим забором?

На той стороне поселка, но там сейчас никто не живет. И вы туда не ходите.

Почему, милая?

А бабушка сказала, что там завелась нечистая сила.

Что еще говорила твоя бабушка?

Как только проголодаюсь, чтобы сразу шла домой.

А ты ведь проголодалась?

Да, но домой не пойду.

Познавательная беседа закончилась, и мы двинулись к дому. Стоявший чуть поодаль он, словно насторожившись, наблюдал черными дырами окон за проходившими мимо.

Внутри я сразу понял, насколько здесь плохи дела: аура подпорчена основательно, чернуха валилась на голову чуть ли не хлопьями. Можно было разложить по углам куриные яйца, чтобы поубавить отрицательной энергии. Но времени оставалось мало, и под рукой не было курицы-несушки, да и крыс это изменение могло вспугнуть. Сестра сожгла на углях немного корицы, и чуть сняла атмосферу агрессивности. Я предложил еще подбросить порцию с гвоздикой, чтобы добавилось остроумия и спокойствия, но сестра сказала, что с нашей компанией это лишнее.

Решив поискать что-нибудь интересное, я набрел на искусно спрятанную в подвале библиотеку. Книги были весьма любопытны и подобраны в одном направлении. От древних описаний языческих ритуалов, справочников демонологии и книг по алхимии до более современных книг Бернадет Брэди, практической магии Папюса и собрания сочинений Алистера Кроули. Хозяин дома плотно сидел на потусторонней волне и радостям жизни предпочел поиски ада. Ладно манихеи начинали с себя, не оставляя потомства, избавляясь от собственных тел, а ведь другие находят причину, начать с тех, кто рядом.

Я перебирал книги. И вдруг из одной выпала закладка с какой-то записью от руки торопливым почерком. Подняв, я с интересом прочитал: «больше нечего ждать от жизни, вчера мне было откровение, я видел, как наяву то, что будет скоро солнце взойдет с запада, вспыхнет большой огонь, из огня появятся животные и будут разговаривать с людьми».

Эвон куда тебя занесло, прошептал я.

Что ты тут нашел?  спросил появившийся праправнук Улугбека.  Библиотека Эратосфена в Александрии?

Отличительной способностью моего компаньона было умение передвигаться быстро, бесшумно и с поразительной точностью определять, кто и где находится. Я показал записку.

Не знаю, кто послал ему это откровение, но здесь я вижу всего лишь слова из Корана, заметил правнук Улугбека.  Однозначно дело крыс.

Да уж, подумал я, крысиный яд может прийти как откровение, которое потом обернется кошмаром.

Если кто-то намерен посмеяться над жизнью, то она в любом случае его опередит,  произнес правнук Улугбека, словно прочитав мои мысли.

Да уж,  согласился я.

Пойдем, перекусим, твоя сестра что-то сготовила,  сказал правнук Улугбека.

Назад Дальше