Эмма Саутон
Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали
© Истомин К., перевод, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Хорошее и плохое не абсолютно и не относительно; оно геометрично.
Марк Куни. Плохо ли убивать?
Армия может научить нас убивать, но она не делает нас убийцами.
Casefile, эпизод 90
Моим соучастницам Эми-Элизабет, Джесс и Кейт
Пролог
Представьте себе идиллическую картину: на безмятежном холме в Центральной Италии какие-то мужчины сидят и молча смотрят в полуденное небо. Вдалеке заметен другой холм, а на нём другое сборище. Все эти люди пастухи, последовавшие за близнецами, которые явились неведомо откуда, свергли царя Альба-Лонги и сами стали править, объявив себя сынами Марса. При них Альба-Лонга превратилась в убежище для скрывающихся преступников, беглых рабов и бродяг всех мастей. Наконец пришельцев стало так много, что близнецы решили основать собственный город. И в этот момент между ними впервые разгорелся неразрешимый конфликт: по неизвестной причине город нужно было назвать в честь кого-то одного из близнецов а второй должен был подчиниться брату. Ни тому ни другому уступать не хотелось; сошлись на том, что спор решат боги, послав знамение, а именно коршунов. И вот близнецы и их соратники сели и стали ждать, оглядывая долину. Как вы уже догадались, звали братьев Ромул и Рем.
Прошло бог знает сколько времени и вдруг с Авентинского холма, на котором ждали Рем и его товарищи, донёсся крик. Над холмом пролетели шесть коршунов явный знак того, что боги избрали Рема в качестве основателя города. Обрадовавшись, Рем в сопровождении соратников отправился на Палатин, где ожидал знамения хмурый Ромул. Но не успел Рем поведать брату о случившемся, как над Палатином тоже появились коршуны целых двенадцать. Боги решили, что основателем города станет Ромул.
Каждого из братьев его сторонники провозгласили царём. Возникла проблема. Каждая из ватаг основала собственный город. Напряжение всё нарастало. В конце концов Рем, демонстрируя полное презрение к начинаниям брата, перепрыгнул через одну из стен, возводившихся на Палатине. Это вызвало у Ромула приступ неконтролируемого гнева. Он напал на Рема, заколол его и, ничуть не жалея о содеянном, объявил, что так будет с каждым, кто посмеет нарушить границу основанного им города. С этого убийства и началась история Рима.
К 510 году до н. э. Рим стал процветающим городом. Правил им в ту пору царь Тарквиний Гордый. Но, видимо, прогнило что-то в римском царстве: вскоре ещё один акт насилия повлёк за собой радикальные перемены. Сын Тарквиния, Секст Тарквиний, изнасиловал аристократку по имени Лукреция. Та созвала своих родственников, объяснила им, что случилось, а затем взяла и пронзила себе сердце кинжалом. Членам её семьи этот поступок показался благородным и достойным всяческих похвал и, пылая праведным гневом, они принесли её тело на форум, словно она стала жертвой убийства. Скорбящие потребовали свергнуть Тарквиния и изгнать его вместе с сыном. Римский народ согласился и поразительно единодушно и быстро упразднил монархию и провозгласил Рим республикой. При этом римляне решили не отдавать полномочия в одни руки, чтобы разделение власти, а также система сдержек и противовесом никому не позволили стать тираном. Римляне чрезвычайно гордились этим достижением а возможным его сделала смерть ни в чём не повинной женщины.
Славная Римская республика просуществовала 450 лет её закат тоже был ознаменован убийством. В мартовские иды 44 года до н. э. единоличный правитель Рима вступил в Театр Помпея, где сорок заговорщиков нанесли ему двадцать три колотые раны. В результате Юлий Цезарь, пожизненный диктатор и предшественник римских императоров, умер, истекая кровью, а перед его девятнадцатилетним внучатым племянником Октавианом открылась дорога к тому, чтобы стать прославленным божественным Августом.
Введение
Каждый переломный момент римской истории сопровождало убийство. Человек умирал насильственной смертью чаще всего кровавой и там, где он когда-то жил, возникало нечто новое. Рим был построен на крови Рема; республику породила гибель Лукреции; империя выросла из убийства Цезаря. Убийства в Риме не были редкостью но на протяжении большей части римской истории само по себе убийство преступлением не считалось. А к убийствам, происходившим на гладиаторской арене, и вовсе относились как к спорту. Символом римского государства была фасция пучок прутьев, в который вставляли топор. Прутья символизировали право государства бить граждан, а топор право их убивать. Фасции носили телохранители, известные как ликторы, которые сопровождали римских магистратов всюду, куда бы те ни направились, никому не давая забыть об их полномочиях[1]. Немногие общества относились к преднамеренному и целенаправленному убийству мужчин и женщин с таким же наслаждением и благоговением. Прямо скажем, в этом отношении римляне были людьми весьма странными.
Но и наше современное западное общество относится к убийствам довольно странно. Мы их попросту обожаем. Мы питаем к ним особую потребительскую страсть. Сегодня в Великобритании каждая третья продаваемая книга криминальный роман, в начале которого какую-нибудь красивую женщину неизбежно находят мёртвой. Последние пять лет самым продаваемым писателем в мире считается Джеймс Паттерсон. Сочиняя триллеры о жестоких убийствах (из них целых восемнадцать о «Женском убойном клубе»), он каждый год зарабатывает такие суммы, что они не укладываются у меня в голове. А самый продаваемый англоязычный автор всех времён Агата Кристи: всего было продано от двух до четырёх миллиардов копий её детективных романов![2] Но речь не только о беллетристике. Настоящие преступления тоже пользуются огромным спросом. В 2014 г. подкаст Serial о реальном убийстве школьницы за три месяца скачали сорок миллионов раз; с тех пор популярность посвящённых убийствам подкастов и сопутствующих медиа продолжает расти. Вы, дорогой читатель, заинтересовались книгой «Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали» и наверняка ждёте (и не напрасно!) много описаний смертей и прочих ужасов. Я вас вовсе не осуждаю. Я ведь её сама написала потому что я тоже люблю убийства. Я обожала Serial, я одержима Агатой Кристи, всевозможные убийства будоражат моё воображение. И я много чего убийственного вам расскажу если вы, конечно, к этому готовы.
Наша западная одержимость убийством как захватывающей и занимательной аномалией делает нас чудовищно странными на фоне других культур. Ни одно общество не создавало медиаимперий на крови бесчисленных множеств умерщвлённых и искалеченных женщин. Но нам самим странными кажутся римляне потому что они наслаждались убийствами не так, как мы. На нашей совести горы трупов выдуманных девушек, а на счету римлян горы трупов реальных мужчин. Римляне, как уже говорилось, превратили убийство в спорт. Они заставляли рабов и военнопленных сражаться друг с другом на арене до тех пор, пока один из них не умирал насильственной смертью на глазах ликующей толпы. И это происходило регулярно. Гладиаторские бои в Риме были вторым по популярности видом спорта (первым были гонки на колесницах), и это весьма своеобразно влияло на отношение римлян к убийствам в других жизненных обстоятельствах а также к фундаментальным вопросам жизни, смерти и человеческого бытия.
А ещё у римлян существовало институционализированное рабство, проникавшее во все сферы жизни общества и с трудом укладывающееся в голове у наших современников, которые верят во всеобщее равенство. Рабов мужчин, женщин и детей можно было встретить в Риме повсюду. Во владениях аристократов жили сотни порабощённых римлянами людей. Даже семьям победнее зачастую прислуживал хотя бы один раб. Римское государство использовало труд рабов и физический, и умственный, назначая некоторых из них на руководящие должности чтобы управлять огромной империей и возводить на каждом шагу помпезные мраморные сооружения, украшенные милыми росписями. Все римляне постоянно контактировали с рабами, и никого из них существование рабства не смущало. Не было такого, чтобы римлянин взглянул на своих рабов или вольноотпущенников (которые оставались частью семейства бывшего хозяина) и подумал: «Постойте-ка, да ведь они такие же люди!» Скорее римляне относились к этим мужчинам, женщинам и детям, с которыми нередко жили под одной крышей, как к стульям, как к вещам, с которыми можно делать что вздумается и от которых можно избавиться чаще всего без каких-либо неприятных последствий. И всем казалось, что это естественно и правильно. И это тоже влияло на их представления о добре и зле, о жизни и смерти.
Что такое убийство?
Подозреваю, что каждый думает, будто знает ответ на этот вопрос. Подозреваю, что большинство заблуждается по крайней мере, с юридической точки зрения. Я и сама заблуждалась, пока не приступила к работе над этой книгой. Оказывается, лишение человека жизни (homicide) не всегда признаётся убийством (murder). Лишить человека жизни можно на вполне законных основаниях: речь, к примеру, о смертной казни, которая до сих пор существует в сотне стран (я думала, эта цифра меньше). Прямо сейчас в ста странах мира один человек может ввести другому смертельную вакцину, или застрелить его, или повесить при полной поддержке государства. Солдаты, убивающие друг друга на поле боя, тоже действуют в рамках закона. Солдат может изо всех сил стараться убить как можно больше человек и в итоге заработать только медали да тяжёлый посттравматический синдром.
Но в большинстве случаев лишение человека жизни незаконно и эти случаи весьма разнообразны. В Великобритании и в США случаи неумышленного лишения человека жизни делят на две большие группы. В первую (involuntary manslaughter, в Шотландии culpable homicide) входят ситуации, в которых преступник не хотел причинять жертве вред, но смерть явно наступила по его вине: к примеру, когда родители забывают маленьких детей в автомобилях в жару или когда медицинский работник даёт пациенту не то лекарство. Ко второй группе (voluntary manslaughter) относятся ситуации, в которых виновник хотел навредить, но не убивать: например, человека хотели побить, а он упал и ударился головой, или человек спровоцировал нападавшего, и тот потерял над собой контроль. Порой более мягкое наказание назначают людям, находившимся в состоянии сильного наркотического опьянения или нервного срыва.
Но в английском праве с его дотошностью тяжким убийством (murder) не считаются даже вышеописанные случаи. В Англии или Уэльсе лишение человека жизни признаётся тяжким убийством, только если «лицо (1) в здравом уме (2) незаконно причиняет смерть (3) любому разумному созданию (4), существующему (живому и дышащему при помощи собственных лёгких) и (5) находящемуся под охраной королевского мира (6), намереваясь причинить смерть или нанести тяжкие телесные повреждения». Чтобы английский суд признал лишение человека жизни тяжким убийством, должны быть соблюдены все шесть условий. В Шотландии достаточно только умысла или «порочной неосторожности». В федеральном законодательстве США убийством считается «незаконное причинение человеку смерти с заранее обдуманным преступным намерением». Вряд ли вы знали, что в законах об убийствах встречаются такие изящные формулировки.
Американцы предпочитают усложнять всё ещё сильнее, разделяя убийства на две степени, и ещё сильнее, разрешая штатам самим решать, что относится к первой степени, а что ко второй. В большинстве случаев убийством первой степени считается умышленное убийство, которое было заранее обдумано или спланировано, а убийством второй степени умышленное, но не планировавшееся заранее. То есть, если я выйду из дома, куплю пистолет, пойду к кому-нибудь домой и застрелю его, это будет убийство первой степени. Если я Тед Банди[3] и делаю вид, что поранил руку, чтобы женщина согласилась помочь мне поднять каноэ, а я смог забить её до смерти молотком, это тоже убийство первой степени: ведь я всё спланировал. Но если во время ссоры я внезапно выхватываю пистолет и стреляю в оппонента, то это убийство второй степени. В некоторых штатах непредумышленные убийства относят к третьей степени. А в штате Нью-Йорк убийствами первой степени считаются только убийство полицейского, убийство двух и более лиц, убийство с применением пыток и убийство, совершённое наёмным убийцей. Так что если в Гленвилле, штат Нью-Йорк я куплю пистолет, поеду к кому-нибудь домой и убью его, это будет убийство второй степени если, конечно, мне не платили, и если убитый не был копом. А вот сделай я то же самое в Потсвилле, штат Пенсильвания, это было бы убийство первой степени. Более того, в Пенсильвании мне грозила бы смертная казнь, которая в штате Нью-Йорк назначается лишь за тяжкие (первой степени) убийства. Таким образом, в результате убийства, совершенного в Пенсильвании, мог бы быть лишён жизни ещё один человек но на этот раз в специальном помещении и с одобрения государства.
К чему я веду: убийство это социальный конструкт. Предельно ясно лишь то, что один человек лишает жизни другого. Убийством считаются только некоторые способы лишения человека жизни, а какие конкретно зависит от места и времени. Что в одном государстве признаётся убийством, то в другом может быть признано причинением смерти по неосторожности; что одним представляется законным, то другим кажется преступным. Убийство это не само событие, а его интерпретация конкретными людьми. Это слово несёт эмоциональную окраску, которую не скрыть за обилием юридической терминологии. Это не бинарная категория. Это не простое и не однозначное определение. Убийства сложная штука.
Когда я писала эту книгу, над столом у меня висела цитата социолога Дугласа Блэка: «Хорошее и плохое не абсолютно и не относительно; оно геометрично». Именно поэтому я использовала крайне широкое определение убийства, включающее, по сути, любое лишение человека жизни. Представления о хорошем и плохом крайне неустойчивы, они порождаются социальным пространством, в котором сдвигаются, смещаются, сходятся гендер, статус, раса, место, средства, время, богатство и бесконечное множество других переменных. По этой причине я интерпретировала понятие «убийство» очень (очень!) широко.
И я прошу вас иметь это в виду, когда мы окажемся в мире римских убийств.
I
Убийство на заседании сената
Как музыкальная группа, начинающая концерт со своего главного хита, мы начнём с истории, ради которой вы, наверное, и взялись за эту книгу. Мы начнём с громады, возвышающейся над мелочами, с одного из самых громких убийств всех времён, со смерти человека, о котором рассуждают вот уже две тысячи лет, так что его имя отпечаталось в нашем сознании: Гай Юлий Цезарь. Проблема с убийством Цезаря в том, что всем кажется, будто они всё уже знают. Может быть, они видели любительскую постановку трагедии Шекспира, или её телеверсию от BBC, или старый фильм с Марлоном Брандо в роли Марка Антония, или посмотрели все сезоны «Рима» от HBO, а может, прочли роман Роберта Харриса или Конна Иггульдена. Художественных произведений, в которых Цезарь истекает кровью на полу здания сената, более чем достаточно. Что такое мартовские иды, на Западе знают даже те, кто понятия не имеет, на какое число приходятся эти самые иды[4]. У всех в головах есть образ сорока мужчин, закалывающих Цезаря, и при этом обязательно звучит шекспировское «И ты, Брут?».
Почему мы знаем так много об убийстве Юлия Цезаря? Во-первых, о нём много писали сами римляне, оставившие нам поразительно подробные описания мартовских ид и их последствий. Во-вторых, вышло так, что со смертью Цезаря умерла и республика, а этому римляне придавали очень большое значение. И, конечно, эта история сама по себе исключительно драматична. Высокомерный военачальник, провозгласивший себя пожизненным диктатором, не слушает предсказателей, не обращает внимания на сны и уговоры жены, и решительно идёт навстречу собственной гибели. Он умирает на заседании сената, лёжа на полу у подножия статуи своего главного соперника. Перед смертью он испытывает ужас и унижение, осознав, что один из убийц его близкий друг и что помощи ждать неоткуда. Последнее, что он успевает сделать, закрыть голову тогой, чтобы сохранить достоинство и доиграть свою роль до конца. Юлий Цезарь не столько человек, сколько миф. Его убийство воспринимается как захватывающая история, а не как кровавое преступление, совершенное сорока людьми в неудобной одежде, которые до того перепугались, что сумели нанести жертве лишь двадцать три колотые раны (промахнулся, если подумать, практически каждый второй). И всё же Юлий был вполне реальным человеком, который жил себе до тех пор, пока не почувствовал удар в спину, после которого ему стало холодно, мокро и очень больно. И его убийство не было чем-то из ряда вон выходящим. Оно пополнило список громких политических убийств, совершённых в последние десятилетия существования римской республики. Этот список демонстрирует, сколь специфическим явлением было политическое убийство в римском мире той эпохи, и как этот феномен менялся. Придётся признать, что я вас немного подразнила. Я сыграла первые аккорды знакомой мелодии, а теперь речь пойдёт о человеке, испустившем дух почти за век до Цезаря. Знакомьтесь: Тиберий Гракх, герой ещё более жуткой истории об убийстве.