Одесса на фоне этих золотой фонд практически, хотя ведь на деле ну совсем не разу! А сколько их? Раз-два, и кончились остальные ещё хуже.
" Нет, поправил он себя мысленно, не самый золотой, а просто первые! Не в неизвестность ехали, а к нему, к Фиме! К родственникам, знакомым и друзьям, которые таки да, уже с перспективами, планами на будущее и какими-никакими, а связями. Ну а потом уже, после разгрома Одесского Восстания от безвыходности, потому что альтернатива военно-полевой суд, и в лучшем случае каторга! И то половина в Дурбане осела, н-да"
А русские едут, пробормотал он и с тревогой покосился на супругу, но та сладко спала.
" Почему?"
а потом вспомнились рассказы Шломо, то бишь Егора, и стало немногим понятней. Потому что у русских ещё хуже! Да, нет притеснения по национальному и религиозному признаку, и
всё.
Зато есть такая же де-факто черта осёдлости, выкупные платежи, исправники, попы
и мрущие по весне дети.
" Русских нигде не ждут, дошло до него, Нам нигде не сладко, но иудейские общины есть таки в большинстве стран, и куда бы не переехал еврей, ему везде хоть чуть-чуть, но помогут! Очень часто это всего лишь иллюзия помощи, но
Фима выдохнул прерывисто, и Эстер заворочалась во сне.
у русских нет и этого! Нет и никогда не было значимых общин за пределами Российской Империи, и не было даже самой возможности покинуть её. А ведь если вспомнить потомков дезертиров, оставшихся во Франции после Наполеоновских войн, то и нельзя сказать, шо не хотели! Солдаты бежали к кавказским горцам, к персидскому шаху и османскому султану. Куда угодно от царя-батюшки! Как сейчас в Африку, где их ждут. И больше нигде"
А у нас иллюзии, пробормотал он совсем тихо, и кажется, шо можно подождать ещё чуть, и тибе предложат условиях получше, а если немножечко поторговаться, то и совсем хорошие. Не в Африке, так ещё где. Не так денежно в перспективе, зато цивилизация, и безопасно уже сейчас
А потом паззлы в его голове сложились, и Бляйшман с ужасающей ясностью понял, что если он хочет видеть Иудею государством, а не территорией, ему нужны люди, её заселяющие, и не когда-нибудь потом, а прямо сейчас. Люди, которые поедут в голое поле, готовые корчевать джунгли, воевать с британцами и всем миром, накрепко вцепившиеся в кусок африканской земли. Их земли.
Люди, которым некуда возвращаться и нечего терять, а потому
Чем хуже, тем лучше, судорожно сглотнув, прошептал Бляйшман, и перед глазами его встали
убитые во время погромов соплеменники.
пока ещё живые
Седьмая глава
Лабиринт Минотавра какой-то, остановившись на покурить, сплюнул раздражённо Коста, вконец отчаявшись отыскать коллегу в путанных двориках, коридорах и комнатушках Кнессета. Перехваченные депутаты и чиновники охотно делятся информацией о возможном местоположении Хаима, но то ли играют в Сусанина, то ли путают право и лево, и русский со своим.
А ещё эти строители, будь они неладны! Там коридор перегородили, здесь дверь в стене из самана прорубают или наоборот закладывают! Раз обошёл, два
и стоишь, как дурак! Снова потерялся!
Кнессет разрастается подобно раковой клетке, выпуская метастазы во все стороны разом. Клети, клетушки, внутренние дворики, открытые и закрытые переходы в залы заседаний, министерства и ведомства
в лучшем стиле трущоб арабского Востока. Так получилось.
Никто толком не знает, как должно функционировать правительство, и получается одна сплошная импровизация на бегу. Анархический хаос, в котором только начинает выкристаллизовываться будущее правительство Иудеи.
Уже есть премьер-министр и гражданская администрация, она же военная, и
на этом всё.
Портфели ещё не созданных министерств делятся между группировками с учётом военных заслуг, родственных связей, политического веса в Африке и Европе, и разумеется религиозных течений. Решения принимаются простым большинством голосов и перевесом политических сил, но если кто-то считает иначе, он может подкрепить своё хотение деньгами в бюджет.
Кажущаяся анархия, тщательно просчитанная Бляйшманом, играющимся в демократию ровно в тех границах, которые ему удобны! Решение спорное, но
а куда деваться?
Иудея не рождалась в боях, а основана де-факто хотением Кайзера.
Выбившихся из низов боевых офицеров и проверенных войной интендантов с управленцами очень мало. Иммигрантов из Европы и обоих Америк, претендующих на посты в правительстве и армии Иудее, встречали не то чтобы вовсе в штыки, но откровенно настороженно, а порой и ревниво.
Заслуженные, но не всегда образованные ветераны предвзяты, да и как могут быть непредвзяты люди, только что победившие Британию?! Они смогли, а вы
кто такие?!
Офицерам европейских армий нужно доказывать, что они достойны служить в Армии Победителей. А ещё перемолоть уставы европейских, американских и русской армии в единое целое, годное к применению здесь и сейчас
и непременно с учётом боевого опыта Африканской Кампании!
Аналогично управленцам и политикам. Грызня!
Бляйшман не участвует в политических баталиях, выступая в роли Судии и Арбитра. Правильно или нет, рассудит Время, а пока так.
О приглядевшись и увидев знакомую физиономию, мелькнувшую в дальнем конце коридора, грек гаркнул, надсаживая горло:
Яков! Яков, маму твою Сарру! Лебензон!
А? Коста? неуверенно прищурился тот в полумрак, где стоял одессит, Шолом, шолом ты-то што здесь делаешь?
Дела неопределённо ответил грек, пожимая руку, ты начальника своего видал сегодня?
Хаима-то? Канешно, долговязый контрабандист перехватил поудобней изрядно вытертую пухлую папку, проводить?
Будь добр, кивнул Коста, выкидывая окурок в окно, а то боюсь заблудиться.
Я ж как умный, хмыкнул грек, подстраивая шаг под проводника, здоровающегося на ходу со встречными, когда мине в командировку направили, взял карту страны, города и Кнессета, и шо ж ты думаишь? Не понадобились! Вы их шо, на запутывание врагов выпускаете?
А, это отмахнулся небрежно Лебензон, шалом, Моше! Хотели как лучше, а получилось как всегда[11]! Замах был на рупь, а шо вышло, ты и сам можешь поглядеть.
И всё-таки? не отставал грек.
Ну независимо дёрнул плечом Яков, это времянки. Фима уже сказал своё веское да плану градоустройства, и все эти халабуды будет потом сноситься.
Сразу не проще?
Получается, шо и нет, усмехнулся Лебензон, сам-то как?
Соня девочку родила, зажмурился Коста счастливо, красивая в мать!
Ишь ты, поздравляю! искренне порадовался старый приятель, который во времена Одессы бывал иногда и неприятелем. А потом случилась война и другое государство, и давешнее неприятельство вспоминается сейчас с умилением и словами "А помнишь?!" Жизнь
Вот, остановился Яков у приземистого длинного барака из самана, вписавшегося в здешнее безобразие с органичностью навозной лепёхи, сброшенной вилами с тачки на преющую на задах огорода кучу такого же добра, военное ведомство Иудеи.
Погодь остановил он жестом Косту, секретность и всё такое.
Хаим! Хаим! заорал истошно Лебензон, вспугивая каких-то птах, устроившихся на соседней крыше, До тибе пришли! Коста!
А! Сейчас минутку! Документы уберу!
не то штоб прям секретность, калимэра минуту спустя объяснялся Хаим, выпроводив Лебензона с каким-то поручением.
Шалом, отозвался Коста, пожимая мозолистую потную руку.
просто делаю изначальный орднунг, закончил иудей, снимая сохнущую на спинке стула стираную рубаху и перекладывая её в сторонку, Ну, садись! Я таки понимаю, Фольксраад Кантонов внял мольбам бедного мине и направил тибе на сверку и координацию?
Будим вас координировать и сверять, по-своему перевернул грек, поудобней устроившись на скрипнувшем стуле и обведя взглядом кабинет, малой-то твой где?
Моше? На тренировке батальона, важно отозвался хозяин кабинета, покосившись на грубо сколоченные полки с личными делами.
Батальона, усмехнулся Коста, сколько там в морской пехоте Иудеи? Сотня хоть есть, а? У меня под началом полторы тысячи, и почти все ветераны! А у тибе?
Дело не в том, сколько нас, жабой надулся Хаим, вильнув взглядом, а в перспективах!
Ша! Коста хлопнул ладонью по столу, Хаим, мы с тобой сколько годиков уже знакомы, так што давай не будем делать друг другу нервы! Лично тибе я уважаю уже давно, и ещё больше зауважал после войны! Но сколько таких, как ты, в ваших жидких рядах?
Морская пехота Иудеи торжественно начал Хаим, кривясь как от зубной боли и пытаясь раздуться много больше, чем позволяет аскетичная обстановка небольшого кабинета, где нет даже телефона.
И снова ша! Хаим, друг мой! Я не претендую на формальное главенство в нашем Союзе, ты мине понимаешь? Формально ты и мы равны, и так всё и останется, по крайней мере до очередной войны. А пока давай не делить песочницу, потому как мы играемся в разных!
Ой-вей встряхнув головой, Хаим с силой потёр лицо и осунулся на стуле.
Всё так плохо? поинтересовался грек после короткого молчания.
Нас меньше тридцати тысяч, Коста, мрачно отозвался старый друг, всего! На всю Иудею, понимаешь?
А писали вроде
Да! Писали! прервал его иудей, На заборе вон тоже написано. Решили так вот, духоподъёмно. Преувеличиваем численность и успехи, преуменьшаем неприятности.
Не всплывёт?
По головам считают, в порту, мрачно отозвался Хаим, доставая из стола бутылку и два стакана, будешь? Твоё здоровье
Твоё здоровье эхом отозвался грек, выпивая крепчайший горлодёр, как воду, это шо же выходит в Дурбане живёт человек или в Претории, но если он обрезанный, то вы числите его своим?
Здесь я тибе не помогу, подытожил Коста после короткой паузы.
Здесь нет, кивнул Хаим, а вот
Встав, хозяин кабинета снял со шкафа увесистую папку, сдув с неё пыль.
здесь могёшь!
Видя, что грек не спешит хвататься за каку, Хаим усмехнулся кривовато.
Просто ситуацию описал, как есть, пояснил он, обстановку в нашей дружной стае товарищей. Кто там против кого дружит, поддруживает и альянсирует.
Хм взвесив папку на ладони, Коста открыл её, обозначив начало помогания, и вопросительно уставился на иудейского морпеха.
Одна большая политическая жопа, ёмко охарактеризовал ситуацию иудей, Не скажу, шо вовсе уж лишён политических амбиций, и если бы нашёлся кто-то сильно хороший и компетентный на моё место, я бы подвинулся. Вот те крест!
Х-хе мотанул головой грек, давя усмешку.
Рувим? осклабился Хаим, Тожи вспомнил?
Он самый. Так шо, так-таки и подвинулся бы? подначил друга грек, приподняв недоверчиво бровь.
Без восторга и с нытьём, но таки да, уверенно кивнул старый контрабандист, В историю я уже немножечко вошёл, и могу входить дальше как первый командующий морской пехотой Иудеи, а могу в морские перевозки и накопление капитала всерьёз, а не как сейчас. Так што гонор боролся бы в мине с жадностью, и жадность имела бы все шанцы!
Хм совсем не на кого оставить?
А я о чём?! Хаим развёл мосластыми руками, показав ненароком пропотелые подмышки старого френча, В теории таки да, а на практике одна сплошная политика выходит! Я таки понимаю за неё, но не до такой же степени, штоб сливать уже имеющиеся достижения в угоде политической конъюктуре!
С доказательствами? пожестчел лицом грек.
А как же! осклабился Хаим, похлопывая по папке, Да не умствования старого мине, а доказательства за былое! Планы-то у них можит быть
Он прервался, смачно харкнув в плевательницу.
хорошие, да беда в том, шо хорошесть и толковость их будет тока в том случае, когда и если они получат всю полноту власти. Ты мине понимаешь?
Ага распихать локтями конкурентов, а потом уже устроить светлое, в своём понимании, будущее? Та-ак Иудея, как слабое звено?
Потенциально да, закивал Хаим, отмахиваясь от мухи, норовящей усесться на потное лицо, и подвигая папку ближе к гостю, Только распихивание будет вплоть до убийств, чему я совсем не удивлюсь, а планы их на прекрасное будущее прервутся британским десантом! Держусь пока на старом авторитете и одесских знакомствах. Но они, суки, тоже на авторитете, только што не нашем!
Одесса-мама Коста прикусил губу, решительным жестом забирая папку, ладно! Возьму на поглядеть, и если всё так
не обижайся! выставил ладони грек, Ты можешь банально ошибаться, с этим-то согласен?
Да, нехотя выдавил Хаим, сдуваясь на скрипнувшем стуле.
Если, выделил Коста голосом, ты не ошибаешься, будем помогать. Есть идеи и идейки, как поднять твой личный авторитет. А всё-таки, неужели так плохо? С Одессы чуть не половина здесь, и шо, тебе перестали узнавать в лицо и по авторитету?
Да перекосился Хаим, как от лимона пополам с уксусом, так-то посмотришь, вроде как вокруг свои да наши, а на деле всё сложней! С Европы всё больше не вдовы да сиротки приезжают, а либо представители серьёзных людей и общин, либо такая отморозь, шо хоть в почётные казаки принимай!
Выдохнув, он снова налил себе местного вина и подвинул греку бутылку.
Так-то отпив чуть, продолжил иудей с усмешечкой, наши-то, одесские, всё больше семейные, и как люди умные, чуть не в большинстве решили осесть в Дурбане. Так што не в большинстве мы, совсем не. Если в мужчинах брать, то у европейцев перевес, и не самый слабый. Благо, у них единства нет, а так
в Семэна Васильевича два раза уже стреляли, понимаешь? Даром што шериф всея Иудеи!
Вот так-так откинулся Коста на спинку стула, и ты молчал? И Семэн?
Как-то стыдно было, Хаим не поднимал глаза, вроде как не справляемся.
Боевые отряды? деловито уточнил грек.
Ну так, пожал плечами иудей, если как бойцы, то не очень, а если как террористы, то каждый второй.
А т ж Бога душу заругался Коста зло, выплёвывая слова и чернея лицом, дебилы, блять! Вы! И не смотри так! Подумать не могли, шо те же Ротшильды могут иметь в Иудее свой козырный интерес?! И Фима, поц на премьерстве, расхорош! Шо мы, не помогли бы по старой памяти?! А то тухес какой-то, ей Богу! Делали войну одни люди, а их потом в сторонку отодвигать? Хуй там!
В общем, так могучая рука грека легла на папку, будет ли помощь лично тибе, я пока не знаю! Не вскидывайся! А вот этих, гиен европейских, мы точно укоротим!
Переведя взгляд на стоящие в углу простецкие ходики с кукушкой, Коста осёкся.
Заболтался он встал, подхватывая со стола фуражку и отбирая у Хаима обгрызенную галету, пока искал, пока то-сё Егорка в Кнессете выступать будет пошли, а то опоздаем!
неделю как прибыл Егор, на ходу рассказывал Коста поспешая за старым другом по извилистым переходам, ну сходу дела, дела, дела Говорит разделается с самыми наипервейшими, и смоется далеко и надолго, в сине-море-окиян! И ругается стихами! Из Парижу сбёг, потому как забодали, а здесь он в два раза забоданней.
В Кнессете, рассчитанном на сто двадцать человек, толпилось как минимум двести и ещё немножечко. Депутаты, члены правительства разных рангов, авторитетные политики, представители общин, раввины, наиболее уважаемые дельцы, военные и репортёры, и разумеется случайный люд.
Вся эта уважаемая публика беседовала, местами галдела, а местами и вовсе норовила перейти на личности, вплоть до хватания за грудки.
Впрочем, она и обстановка ни разу не парламентская, а так сарайчик больших размеров. Сараище.
Только что окна большие, через которые заглядывают любопытные, да ряды кресел и невысокая сцена с президиумом и трибуной. Отделка самая простая штукатурка с синькой, да развешены невпопад фотографии с примерами героизма времён прошедшей войны, и портреты государственных деятелей Иудеи, чтоб не путался народ. Пахнет штукатуркой, пылью, потом, табаком и алкоголем, едой и больными зубами, одеколоном и ваксой.