Я понял.
Угум. А теперь, значица, патриотизм хоть с православием вместе на хлеб намазывай, хоть с демократией впополам с атеизмом, и не в России. Эко Да, этаким манером можно патриотов любых хм, конфессий к нам переманить. Надавит власть, так хоть выбор у студенчества и интеллигенции будет молчать в тряпочку, в Сибирь да в солдатчину за свои убеждения, или к нам, в африканские кантоны.
Не чувствуя себя при всём том предателем, уточнил я.
Не последний аргумент, кивнул Мишка, Есть ещё што в эту кучу кинуть?
Промышленников на себя перетягивать, озвучиваю очевидное, Да не усмехайся ты! Студенты тебе што, не козырь?
Козырь, признал брат, Ладно, ты прав. Обдумаем потом эту мысль основательней, пока соображалка што-то буксует.
Мишка снова взялся за муштру с картами и схемами, пытаясь за самый короткий срок вложить в мою голову колоссальный объём информации. Укладывалось ну, в общем нормально, но мозги мои, тренированные более чертежами и формулами, да языками, осваивали знания не без скрипа.
Всё, перерыв! перервал я его пару часов спустя, чувствуя свою голову гудящим барабаном, И как ты это в голове уложить только можешь?!
Кому што, философски пожал плечами брат, Попробуй Евангелие со святцами наизусть заучи, да родовичей всех запомни до седьмого колена. Кофе будешь?
Давай!
Приоткрыв дверь, Мишка кликнул Жюля и попросил сделать кофе, а я не сразу и понял, што говорил он на русском!
Он начал я растерянно.
Русский.
Погоди Жюль?! Он же
Потомок дезертира, кивнул брат, в четырнадцатом году, после Заграничного похода русской армии их мно-ого осталось[5].
Вот это у нас резерв! выдохнул я и поправился под полным скепсиса взглядом брата, Потенциальный.
Очень потенциальный, кривовато усмехнулся тот, скорее так как ты там говорил? Агенты влияния, точно. И то
Хоть што-то!
Не ответив, Мишка только вздохнул, и стало ясно, что даже как агенты влияния потомки русских дезертиров достаточно сомнительны. Хотя с другой стороны отбросов нет, есть резервы! Какие-никакие, а кадры! Можно, а значить нужно проводить политику ассимиляции
Егор! Егор!
А?!
Ушёл в себя, вернусь нескоро, поддразнил меня брат моим же одностишием[6], сунув мне кофе, сваренный по всем правилам, крепченный до невозможности и одним только запахом дарующий бодрость.
твоё появление позволит нам усилить позиции русской и прорусской фракции, втолковывал Пономарёнок, нужно только сделать его не тактическим, единовременным, а стратегическим.
Это как? я даже чашку отставил, не представляя тактическое усиление имени себя.
Ввести тебя не пешкой, а фигурой! По возможности, канешно. Для начала подвести тебя аккуратненько, без дипломатического скандала, даже и потенциального. Через Снимана
Стоп! брат послушно замер, зная уже, что в такие моменты я ловлю идеи, и порой удачно, А надо ли? Ты сам сказал фигурой!
То есть не через Снимана
Да! Обозначить себя как самостоятельного игрока, понимаешь? Крюгер со своей фракцией в таком случае если што-то и смогут предъявить, то не фракции, а лично мне! Я такой самостоятельный! Не Сниман и тем паче не наши союзники! Не тихий дипломатический скандал, связанный с моим укрывательством и прочим, а я сам так решил. Што он мне предъявит?
Наизнанку вывернется, а не сможет, чуть помедлив, ответил брат, расплываясь в злой улыбке, Не обвинять же тебя в том, што ты не остался в России, когда тебя начали давить? Ха! Дельно! А вывернешься?
Я-то!? вскинувшись было, задумался, затарабанив пальцами по колену, Хм дипломатов нам всё равно не переиграть, да и авторитет Крюгера чуть ли не библейский, так што
мы пойдём другим путём! выдыхаю, поймав волну вдохновения, Да! Дипломатический этикет, приёмы, пафосные рожи не потянем, брат.
Крюгер тоже не тянет, однако же его приняли, парировал Мишка.
На волне нашего общего успеха, не оспариваю его, а Сниман уже не потянет, так што
Да не тяни, чортушко!
Есть идея, щурюсь довольным котом, точнее даже идеи!
Четвёртая глава
Князь Тенишев, Генеральный комиссар от России на Всемирной выставке в Париже тысяча девятисотого года, будучи в настроении самом благодушном и премного довольный неизменным триумфом Русского павильона (в коем была и его немала заслуга), изволил лично экскурсировать небольшую группу репортёров и промышленников из французской провинции. Республиканцы по убеждениям, франки однако же с большим пиететом относятся к титулованной знати, и князь, не лишённый тщеславия, пользуется возможностью появиться лишний раз в прессе.
Ведя себя чрезвычайно предупредительно, и в то же время не умаляя достоинства дворянина из старинного татарского рода, Тенишев с большой живостью и экспрессией рассказывал гостям о русской промышленности и искусстве, показывая представленные на выставке образцы. Являясь человеком, сведущим в делах промышленности, и одновременно тонким ценителем искусства, князь производил самое приятное впечатление, и осознавал это. Осанистый, представительный, хотя и несколько огрузневший с годами, Вячеслав Николаевич в глазах французов само олицетворение если не России, то как минимум высшей российской аристократии.
Предупредительность человека столь знатного и значимого изрядно льстила провинциалам. Не опускаясь до панибратства и блюдя княжеское достоинство, Тенишев исхитрялся оставаться дружелюбным и демократичным. Будучи человеком светским, известным ценителем женщин и азартных игр, князь умел найти подход к собеседникам и совершенно очаровал французов, найдя подход к каждому.
Войдя в раж, Вячеслав Николаевич искромётно и остроумно шутил, лукаво улыбался и исхитрялся вести беседы едва ли не с каждым французом по отдельности, и одновременно всеми разом. Экскурсия выходила головокружительно интересной, и провинциалы едва ли не с благоговением слушали князя.
Здесь вы можете видеть и князь изящным жестом указал тростью на павильон каслинского литья и замер безмолвно. Трость медленно опустилась на пол, а Тенишев, будто споткнувшись в танце, всё никак не мог подобрать слова и повторил зачем-то:
Здесь вы можете видеть и Вячеслав Николаевич начал мучительно подбирать слова, но репортёры, почуявшие сенсацию, закружили голодными акулами, разом стряхнув с себя флёр княжеского очарования. Единственная ошибка, даже просто заминка
и вот уже ветреные французы бросили недавнего кумира, кинувшись навстречу свежей сенсации Парижской Выставки.
А сенсация, подвязав неторопливо мочальную бороду под вспышки фотоаппаратов, выпрямилась, подхватив с брусчатки аккордеон, и над толпой, охочей до скандалов, разнеслось разухабистое
А в моей стране всё есть: есть в ней нефть и лес[7] в ней есть. Уголь есть, и никель есть, меди в ней не перечесть! Есть в ней золото, алмазы, изумруды и топазы! Как же так, в стране всё есть, а народу нехер есть! Как же так, всё есть в стране, а народ живёт в говне! Ла-ла-ла-ла-ла, ла, ла!
У Тенишева заныли зубы от ненависти, а сенсация, приплясывая с аккордеоном и не стесняясь корчить рожи, подобающие клоуну из самого низкопробного балагана, повторила куплет, уже на французском. И снова на русском
А в моей стране всё есть, есть зерно и мясо есть, есть лосось и осетры, в них полным-полно икры. Есть и овощи и фрукты и молочные продукты. Как же так, продукты есть, а народу нехер есть? Как же так, всё есть в стране, а народ живёт в говне?
Отчаянно пытаясь сохранить невозмутимый вид и понимая, что решительно да просто не черта не выходит! Какой там невозмутимый Чувствуя, как подрагивают руки на рукоятке трости, Тенишев нашёл глазами служителей, и уже готов был отдать приказ, но живо представил последствия и сделал ровно то, что мог в этой ситуации ушёл.
Один из репортёров, минуту ещё назад едва ли не заглядывающий в рот, задёргался было на месте едва ли не в эпилептическом припадке, но оценив здраво многочисленные вспышки подле Сенсации, рванул-таки за князем, придерживая шляпу на разом вспотевшей голове. И закружил вокруг, с волчьей совершенно повадкой раздёргивая внимание вопросами.
Отвечая не всегда впопад, Тенишев цедил слова сквозь зубы, думая явно о своём, и в думах этих не было место провинциальному шакалу пера, мнящему себя гиеной клавиатуры. Зря, очень зря
Всё было хорошо, пока не появился Панкратов!
А в моей стране всё есть, будто отозвался молодой человек, государственный совет и министров кабинет, камергеры, адъютанты, генералы в аксельбантах, губернаторы и мэры и князья-акционеры, как же так, они все есть, и им всем не нехер есть? И отлично жить в стране, где народ живёт в говне!
Грубое, босяцкое остроумие песни, недавно ещё вызывавшей у князя тонкую усмешку, будто кипятком ожгло самолюбие.
" И ведь всё вроде бы" мелькнуло в голове Вячеслава Николаевича, но зло мотнув головой, генеральный комиссар, вытряхнул будто чужие мысли
" Это совсем другое дело! Как он посмел?! Зачем?! Международное мероприятие, и такое такой скандал! Да ни один русский никогда"
Задыхаясь от ярости и одышки, князь поспешил прочь, вколачивая трость в асфальт в такт быстрым шагам, будто в голову мальчишки, ставшего разом ненавистным!
* * *
Доброе утро, кумир босяков и гимназистов, поприветствовал меня Мишка поутру, отвратительно бодрый и свежий, будто и не лёг далеко заполночь.
Доброго што там пишут? я походя отобрал у него газету, и зевая во всю ширь отдраенного поутру рта, принялся проглядывать статьи, шелестя страницами. Брат, не став спорить, взялся за корреспонденцию, которой нас просто завалили.
Прочитав заголовок с громким названием, я окончательно проснулся, раскочегаривая было мозг в разбег, но как оказалось зряшно. Репортёр не без остроумия скомпоновал известные всем факты и собственные свои домыслы с невнятными, буквально выплюнутыми ответами Тенишева.
Не самое скверное титулование, отозвался я наконец, отвлёкшись на горнишную, вкатившую в номер завтрак. Наделив девицу не слишком щедрыми чаевыми и благоразумно не поняв намёков интимного характера, запер за ней дверь и сел завтракать.
Да уж, захмыкал брат, усаживаясь напротив и подвигая к себе бриоши, тебя за прошедшую неделю как только не титуловали не надоело ещё?
Заранее надоело, Миша! Но работает же?
Работает, признал он, не отвлекаясь от завтрака.
Ну и всё а прочее переживу.
Брат скептически поглядел на меня, но продолжать неприятную тему не стал, и на том спасибо. Жалею уже, что предложил принести себя некоторым образом в жертву общим нашим интересам, сместив фокус внимания на свою нескромную персону.
Вышло удачно, и ныне я во Франции более чем известен, соревнуясь по медийности с такими фигурами, как кайзер Вильгельм и президент Крюгер. Правда, всех нас разом бьёт покойная Виктория, и обсуждение политического наследства старухи занимает умы всего мира.
Вопрос с Военгским и Ивашкевичем решили положительно, озвучил Мишка, вскрывая очередное письмо.
Только сейчас? неприятно удивился я, но брат только щекой дёрнул, передав мне письмо и вскрывая очередной конверт.
Я же, проглядев короткое сообщение, всерьёз задумался. Илья с Адамусем мужики харизматичные, и имеют что сказать на любой вопрос, да и с эрудицией у них всё здорово. Прибудут они вместе с летадлами, и сходу можно будет развернуть мощную рекламную компанию как ВВС Южно-Африканского Союза и моих талантов инженера, так и русской фракции. Но вот до того
При всем уважении к себе, продержаться ещё пару недель на одних только эпатажных выходках и лекциях об Англо-бурской войне с позиции пилота будет сложно. Разбавить это Хитровкой можно, но вот стоит ли?
Здесь и сейчас нужно дать упор не на реалиях Российской Империи, а именно на Африке вообще, и особенно на русской её составляющей. В противном случае интерес обывателей может скатиться к трущобам Москвы и обсуждениям реальных и гипотетических моих похождений, не вполне укладывающихся в рамки обывательской морали.
Тема безусловно интересная, но её мы отодвинем на сильно потом, когда продавим наконец интересы Русских Кантонов, притом как в привязке к Южно-Африканскому Союзу, так и отдельно. Есть у нас и интересы сугубо местнические, связанные с развитием сугубо нашей, русской государственности и промышленности.
Вот тогда-то и придёт черёд пишущимся в стол рассказам о русской деревне, Хитровке и российском общем неустройстве. Будем продавливать всеми силами свободу передвижения для граждан Российской Империи независимо от сословий.
О чём задумался? поинтересовался Мишка, промокнув салфеткой рот.
О фокусе внимания. До прибытия Ивашкевича с Военгским ещё куча времени, и думаю вот, чем бы занять парижан, не превратившись в цирковую обезьянку и не наскучив им окончательно.
Так остро стоит проблема? удивился брат, Да не вскидывайся ты! Я сам тот ещё обезьян, только што более хм, военизированный. Это притом, что с меня не снимали обязанностей адъютанта Снимана, да и интересы русской фракции на мне.
Не первой скрипкой, поправился Мишка, заметив мой скептицизм, и даже не второй. Но я, хм один из идеологов этого начинания, пусть даже и вышло это отчасти случайно. Ну да это ты знаешь. И связь с африканерами на мне.
Феликса бы сюда протянул я с тоской, вспоминая поляка с колоссальными организаторскими способностями и могучей харизмой.
Не-е брат даже головой замотал для пущей убедительности, без него Кантоны рассыпаться могут вплоть до полной анархии! Сам знаешь, каковы наши старцы бывают! Бараны упёртые, при всём моём уважении! Да и африканеры могут учудить што-нибудь этакое, из ряда вон. Без Феликса никак!
Санька не помешал бы, озвучиваю, покусывая губу, ты не знаешь, он там сильно нужен? Нет, я помню, што он мой зам по ВВС, но если африканеры начали нас отодвигать с занимаемых позиций, то есть ли смысл держать его там?
Уточню, кивнул Мишка, помечая в ежедневнике, Здесь ты крупно прав, Санька сам по себе наши позиции в ВВС не удержит ни возраста ни хватит, ни, пардон, авторитета.
Впрочем, перебил он сам себя, не факт, што и ты бы удержал их.
Если уж Крюгер отозвался я уныло, обвиснув носом.
Мишка угукнул и застыл.
Так ожил он наконец, а ведь и в самом деле! Ты как? Быстро свои конструкции повторить сможешь? Ну эти скульптуру вращающуюся и самоходку из реечек[8].
Сложного там ничего, важнее саму концепцию придумать а што, до Европы не дошло? Странно ну ладно, не важно. Мастерскую только найти, и
Не надо! Ну то есть надо, перебил брат, но сама концепция мастерской на улице, а?! Не подготовительные работы, а сама сборка. Садишься вот так, собираешь самоходку свою из реечек, а потом па-аехали! А?!
Пятая глава
Получив незаслуженный совершенно разнос от Урусова[9], Илья Аристархович покинул кабинет с видом человека, оскорблённого до глубины души. Всей своей фигурой демонстрируя, что Его Высокопревосходительство ныне решительно не в духе, и вызывая то злорадные, а то сочувственные пересуды, чиновник продефилировал по коридорам посольства и удалился от мира, запершись в своём кабинете.
Лишь только захлопнулась дверь, оскорблённое выражение сменилось презрительной усмешкой. Ещё лет десять назад он воспринимал подобные вещи всерьёз, пропуская их через сердце и саму душу. Всё-то ему казалось, что вот-вот его заметят, оценят Не оценили, не заметили.
Горя службой, он жил интересами МИДа, воспринимая их как свои. А повышения получали другие, и часто незаслуженно.