А что не так с профессией экономиста?
Да как же? снова поразилась недогадливости гостя бабка. Это ж какой нормальный здоровый мужик пойдет с бумажками ковыряться в пыльном кабинете, а? Токмо с детства хилый да болезный. Здоровые, оне вон в армию идут, в полицию, али там инженером на завод, егерем опять же, да на лесопилку. А хучь и трактористом тоже здоровья немало надо, особливо по страде-то. Оно ж как сильные должны работать работу для сильных, а слабые для слабых. Вот и спрашиваю болел небось в детстве?
На такую нехитрую бабкину логику Сергей даже не нашелся, что сказать. В голове мелькали аргументы вместе с фактами о механизации и автоматизации множества работ, не требующих простой грубой силы, и о редкости таланта, вернее сказать, настоящего нюха на прибыль от заключаемой сделки, без которой ни один брокер не продержится и сезона на бирже. Но все их пришлось проглотить. Именно в этот момент он понял смысл присказки, которую однажды услышал от одной знакомой женщины, рассказавшей, как переспала с мужиком, который ей ну вот ни капельки не нравился: «Ой, да ему легче дать, чем объяснить, почему не хочешь».
Болел, «чистосердечно» выдал страшную тайну допрашиваемый.
А чем болел-то? Свинкой болел? А желтухой? А этой, как ить ее, краснухой, во! не унималась интервьюэрша.
«Она точно не из военкомата?» опасливо поежился дебил.
«Пора линять», принял решение наевшийся пленник.
Э-э-э, Надежда, извините, не знаю, как по отчеству. Вы меня простите, очень вкусно было, правда. И интересно. Но, знаете, у меня тут дел еще немало. Сами понимаете только приехал, не все распаковал. Творог вкуснейший, в городе такого не найдешь. Если позволите, я был бы рад покупать именно у вас два-три раза в неделю. И молоко. И сливки тоже, проговаривая все это, Сергей прижал руку к сердцу, как бы подчеркивая искренность своих слов, и начал медленно привставать со стула. Процесс этот он старался произвести со скоростью знаменитого Махмуда Эсамбаева в его знаменитом «Золотом боге», то есть так, чтобы бабка и не увидела, что он встает до ее разрешения.
Ага, ну ладно, коль спешишь, неожиданно легко смилостивилась соседка. Ток ты так и не ответил баба есть аль нет?
«ты, Сергуня, деда слушай и на ус на свой сопливый-то мотай, выдыхая горько-сладкий густой дым собственноручно выращиваемого самосада, басил дед станичный атаман из самой что ни на есть настоящей кубанской вольницы. Баба должна быть жопаста и титяста. Шобы, значицо, сынов тебе крепких рОдить и выкормить, понял? А енти вот нонче модные моли бледные тьху одним словом. Смотреть-то глазам больно, а уж вдуть так и вовсе страшно а ну как сломаитцо? И цыть мне! Не кривися, малой больно, на деда кривиться! Сам вот подумай, и дед начал загибать мозолистые узловатые пальцы, которыми, несмотря на почтенный девятый десяток, по-прежнему мог согнуть пусть не подкову, но нехилый такой железный пруток: Днем хто по хозяйству цельный день крутится? Баба! А за скотиной ходит да жрать на всю семью хто готовит? Баба! А детей кто рожает? А ночью к ребетенку хто первым подрывается? Опять же баба! А ежель в ей весу три пуда от силы откеля мОчи взяться? А окромя ребетенка ночью ей ишшо мужика своего обскакать надо? Надо! А иначе мужик другую пойдеть объезжать, а ты шо думал? Мужик скотина-то норовистая, ему рука крепкая нужна, такая, шоб и за чуб, и за корень могла оттаскать так, чтобы спал токмо на своей лавке и пузыри счастливые во сне пускал»
Вспомнив тонкую фигурку Юли, ее нежные ручки с идеальным маникюром, брезгливое выражение на лице при укладке чашек после утреннего кофе в посудомоечную машину, ее «Серюня, ну давай лучше в наш любимый ресторан сходим» и готовность тусить ежевечерне, Сергей ответил совершенно честно:
Нет. Бабы у меня нет.
Глава 8 медосымательная, в которой главному герою искренне советуют держаться подальше от особо опасного объекта
НАСТЬКА! гаркнул вдруг в сенях мужской голос.
Соседка, секунду назад светившаяся искренней лучистой улыбкой, вмиг превратилась в ту самую ведьму, испугавшую Сергея в первую встречу соколиным пронзительным взором, и завопила в ответ:
Ах ты ж окаянный! Опять приперси!
Дверь в хату распахнулась, и взору сытого экономиста предстал очередной харАктерный деревенский персонаж: высокий худющий дед, опирающийся на суковатую крепкую палку ростом с него, в выцветшей кепке, держащейся на крупных, слегка оттопыренных мощных ушных раковинах, в ватнике и валенках, несмотря на летнюю жару, и офигенски дорогих очочках в тонкой металлической оправе уж Сергей, посадивший за компьютером зрение и вынужденный носить очки для работы, разбирался в дорогой диоптрии.
НАСТЬКА! ХОДЬ СЮДЫ! снова заорал дед.
«Уй, ё-моё, да что ж они все такие громкие», пошурудил пальцем в ухе оглохший дебил.
«Местный колорит?» предположил горожанин.
Да че ж ты так орешь, шальной! закричала в ответ баба Надя.
АСЬ? переспросил обладатель мощнейшего природного долби-сарраунд.
Чё притащилси? переформулировала вопрос соседка, добавив децибел.
А ТЫ ЧЕГО КРИЧИШЬ НА МЕНЯ? возмутился некуртуазностью вопроса дед.
Да тьфу на тебя, дрыщ глухой, махнула рукой баб Надя и повернулась к Сергею, чтобы, очевидно, что-то сказать.
Я НЕ ГЛУХОЙ! рассердился посетитель и даже пристукнул палкой от негодования. ЭТО ТЫ ВЕЧНО МЯМЛИШЬ, ХРЕН ПОЙМЕШЬ ТЯБЯ.
Да йди ты отселя! Дай с человеком нормальным пообщаться. Пристал, что твой слепень, пока не хлопнешь не угомонится! раскраснелась бабка, уперев руки в боки.
НАСТЬКА, МНЕ МЕД НАДО СЫМАТЬ. ХОДИ СО МНОЙ. ПОМОГАТЬ БУДЕШЬ, поставил в известность дед и, не дождавшись ответа, развернулся и двинул на выход.
Не называй меня Настькой! Сколько раз говорила! высунувшись в окно, погрозила кулаком баба Надя, на что «дрыщ» вполголоса пробубнел:
Анастасия Ни-и-иловна, и ехидно подмигнул разъяренной бабке, сняв при этом кепарь и совершив им замысловатое движение в воздухе, очевидно призванное обозначить вежливый поклон.
Ат, зар-р-раза, смачно сплюнула, как наконец-то выяснилось, Анастасия Ниловна и повернулась к таращившему на нее глаза Сергею. А ты, милок, не слушай этого пердуна старого, зови меня бабой Надей. Мне так ловчее. Ну, зар-р-раза! Мед ему сымать надо! передразнила сердито сверкнувшая глазами фурия, но, наскоро попрощавшись со спасенным от голодной смерти соседом, засеменила в сторону огромного деревянного шкафа, приговаривая:
А хде ж мой платок белый, куды ж я в цветастом-от к пчелам сунусь?
Набитое брюхо оказалось не только глухо к учению, но еще и величаво отмахнулось от утренних кровожадных устремлений альфа-натуры к справедливому возмездию. Умиротворенный деревенской домашней кисломолочкой ЖКТ распространил по членам сытую негу и вальяжную ленность. Через час, повалявшись на диване и даже слегка вздремнув, теша осчастливленную утробу, новоявленный сельский житель решил, так сказать, провести рекогносцировку на местности и пройтись по ближайшим улочкам, надеясь отыскать в этом прелестном среднерусском Эдеме некие признаки цивилизации в виде магазина с проверенными городскими продуктами, возможно, почтамт, дай бог, аптеку или медпункт, автобусную остановку и прочие первые к взятию в условиях успешного восстания, по заветам Ильича, опорные пункты административной единицы, гордо именующей себя село Апольня.
Широкая утоптанная глинистая (чи суглинистая, он не особо в этом разбирался, но красноватый цвет грунта приметил) дорога пролегала прямо рядом с его домом. Взглянув направо, мужчина увидел лишь несколько домов, судя по виду, пустующих, и примерно на расстоянии двухсот метров даже перечеркнутый знак, за которым лишь шумел высокой стеной густой мрачноватый лес.
«О! Нам налево! Люблю туда ходить», радостно возвестил дебил.
«Ну, значит, сегодня идем налево. Уговорил, чертяка красноречивый», согласился Сергей и, насвистывая незамысловатую мелодию, неспешно двинулся по щедро залитой июльским полуденным солнцем улице.
В деревне кипела жизнь: брехали на проходящего мимо незнакомца псы, кудахтали куры во дворах, где-то звучал детский плач и успокаивающее курлыканье женщины, сидевшие на лавках бабки в цветастых платках звонко здоровкались, нет-нет да и спрашивая: «Ты Палны, чо ле, сынок? Аль Мишкин?» На что беспечный гуляка лишь вежливо улыбался и отрицательно качал головой, не забыв разумеется, учтиво вернуть пожелание здоровья. Уткнувшись в огроменную лужу ржаво-коричневого цвета, разлившуюся на всю прошпекту, Сергей решил свернуть с основной многополосной трассы и обойти через неприметную тропку между двумя здоровенными дворами. А через десять метров благолепной тишины на него обрушились знакомые голоса.
Да шоб тебя бесы взяли, сучий потрох!
ДЫК ДЕРЖИ ОТСЕЛЯ, МНЕ ОТТЕЛЬ ВЗЯТЬСЯ НЕ МОЖНО НИКАК!
Да шоб тябе Уй! Пшла, зараза!
АТ, ИБИЕГОЗАНОГУ! ТЫ РУКАМИ НЕ МАХАЙ! ТЫ РАМУ-ТО ДЕРЖИ, КОМУ СКАЗАЛ!
Ай, к ую иди, пень старый! Уж пятая ужалила!
А МЕНЯ ДЕСЯТАЯ, ДУРА ТОЖ МНЕ МОЛОДАЯ! КУРИ СЮДОЙ! ДА ЖАМКАЙ ТЫ ЕГО, КАК МУЖИКА ЖАМКАТЬ НАДО! ЗАБЫЛА, ЧО ЛЕ?
Ат я тябе пожамкаю! Так пожамкаю, что Ай! Да в уй твой мед! Я лучшее у Кольки Гугнавого возьму, чем с тобой ишшо раз А-а-а! Две сразу! Ох божечки! Хучь одуван в твоем огороде есть?
ТЕБЕ ЗАЧЕМ?
За надом! Растереть и приложить! Ох матушка, Царица небесная, жжет-то как!
НАССАТЬ МОГУ, ТОЖЕ ЛЕГШЕЕТ, ЕЖЛИ НАССАТЬ ВОВРЕМЯ.
Да в рот себе нассы, дурень колченогий, охренел совсем!
Завороженный экспрессией диалога двух уважаемых пожилых пчеловодов, Сергей аккуратно привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть за высокий плотный забор.
Ой, дядь, ты лучшее не суйся туды, посоветовал детский голос из-за спины. Оне когда мед у двоих сымають, пчелы дуже злые потом становятся, точно псы цепные. Надо было мамку им звать. У нее пчелы будто ручные совсем не жалют, не кИдаются.
На расстоянии пары метров стоял, поддерживая здоровущий взрослый велосипед и настороженно зыркая по сторонам, рыжий пацаненок Тоха, кажись.
Да и ба с Лексеичем сейчас тож будут не в духах. Пошли-ка отселя, пока и нам не досталось, явно наученный горьким опытом младой абориген просунул ногу под высокую раму древнего драндулета и, скособочившись, но умудряясь при этом как-то держать равновесие, двинул по тропинке. Подальше от особо опасного объекта.
Глава 9 душещипательная, в которой главный герой невольно задумывается о несовершенстве трудового законодательства и крайне скромно оценивает свою весовую категорию
Реалити-шоу за забором было чрезвычайно занимательным, но предупреждению малознакомый с местными реалиями зритель все же внял и за несколько шагов нагнал пацаненка, пристроившись рядом. Конечно, он не воспылал внезапной любовью к общению с детьми, но этот, по крайней мере, был уже самостоятельно передвигающимся и внятно говорящим, что являлось в глазах мужчины огромным преимуществом и поводом не попытаться сразу скрыться в неизвестном направлении. К тому же после утреннего допроса душа Сергея требовала компенсации в виде встречного потока информации, а мелкий казался вполне подходящим источником.
А мама у тебя кто? Разумеется, он, сложив два и два, догадался уже, что Тоха является отпрыском госпожи участковой, к тому же неуловимое внешнее сходство было очевидным. Но ведь существовала вероятность того, что мелкий приходится ей, скажем, племянником. Вот и с чего его вообще занимает сей вопрос? Да потому что для появления на свет этих самых детей требовалось обычно два родителя, сюда-то вряд ли докатились феминистские веяния и мода рожать ребенка «для себя», воспользовавшись спермой безымянного донора. А значит, предположительно, где-то существовал мужик, вполне вероятно, даже законный супруг Лилии Андреевны, который мог оказаться совсем не рад ее ночным визитам к соседу. Воображению Сергея неожиданно явился здоровенный рыжий детина, причем с длинной штакетиной наперевес. Так, стоп! Почему это «визиты» во множественном числе?
Мамка у меня участковый! покосился на него мальчишка так, будто не знать таких вещей не просто странно, а прямо-таки кощунственно. Типа как быть не в курсе, кто сейчас президент.
А отец твой где работает? Очень тонко, Серега! И куда только девалась твоя способность нутром чуять, какой подход нужен к каждому инвестору, за который тебя так ценили партнеры?
Пацан дернул головой, отворачиваясь, и громко засопел, худенькие плечики опустились, так что оттопырились под линялой майкой острые ключицы.
Нету папки! буркнул он дрогнувшим голосом. Погиб он. На пожаре.
М-м-м, вербальное выражение сочувствия никогда не было сильной стороной Сергея. Не потому что он этого самого сочувствия не испытывал, тут уж, скорее, наоборот. Просто в его жизни не случилось как-то настоящих потерь. Родители живы, хоть и развелись, но без скандалов и драмы. Ну не нравились ему ни новый муж матери, ни слишком молодая супруга отца, но это же не трагедия. Свел общение к звонкам по праздникам, и все на этом. Друзья тоже живы-здоровы. Даже расставания с женщинами Никольскому всегда давались легко: ни тебе запоев, разбитого сердца, ночных эсэмэс с проникновенными текстами, ни одного-единственного мордобоя, на худой конец, разошлись и ладно. Короче, когда он сталкивался фактом, что кто-то пережил реальную утрату, то страшно терялся, ощущая себя вроде как виноватым за то, что все-то у него в жизни благополучно и проблемы если и есть, то все какие-то мелкие по сравнению с тем, что довелось испытать другим. Вот и сейчас он понятия не имел, как реагировать на то, что его вот так остро резануло по чему-то неожиданно чувствительному этой ломкостью в пацанячем голосе, и ляпнул первое, что в голову пришло:
Давно?
Уж четыре года как. Я малой совсем был, буркнул Тоха. Папка у нас пожарный был.
Героическая профессия, рассеянно отметил экономист, вспоминая причитания бабы Нади, когда сказал, кем сам работает.
О, вон и мамка с лесопилки едет! обрадованно вскрикнул Тоха, и Сергей увидел дальше по улице белую «Ниву». Творение отечественного автопрома явно каких-то лохматых годов производства прыгало и покачивалось на ухабах, победно преодолевало глубокие колеи, натужно подвывая движком и скрипя всеми своими уставшими от жизни такой железными членами. Поравнявшись с ними, Лилия Андреевна остановила машину, но глушить не стала.
Здравствуйте еще раз, Сергей Михайлович, поздоровалась она, посмотрела на сына и улыбнулась так, что у нервнонестабильного трейдера аж дыхание перехватило. Неприкрытая нежность и прямо-таки обожание лучились от этой женщины, щедро изливаясь на мальчишку, невольно задевая и его. Самым вроде краешком, но достаточно для того, чтобы Сергей застыл немым чурбаном, неотрывно пялясь на эти ямочки на щеках и крошечные лучики-морщинки вокруг ярко-голубых глаз.
Малыш, у нас все в порядке? спросила госпожа участковый, и Тоха тут же недовольно скривился и покраснел, смущенно покосившись на спутника.
Мам, ну какой я тебе малыш? недовольно буркнул он. Нормально все. Баб Надя с Лексеичем мед сымают.
Сильно шумят? нахмурилась Лилия Андреевна.
Да как всегда! отмахнулся пацан. Ма, я к Ваньке на часик смотаюсь?
Но только на час! сделала строгое лицо женщина, но улыбка из ее глаз никуда не исчезла. А то знаю я вас. И чтобы на речку без взрослых ни ногой!