Захар Петрович, идите к себе, готовьтесь к выписке, я попозже к вам зайду.
Мужчина оглянулся, и поняв, что они теперь не одни, оценивающе посмотрел на Максима снизу вверх, прищурив глаз.
Ты не гляди, что он молодой, у него анекдот с бородой, бойко начал дед Захар новую присказку, а Люба слегка покраснела и снова улыбнулась, но тут же с легкой укоризной и все-таки смеющимися глазами прервала его:
Захар Петрович, идите уже
Слушаюсь и повинуюсь, Любовь моя, я буду ждать! подмигнув Максиму, он смешно откозырялся под воображаемую фуражку и довольно резво зашагал по коридору, слегка припадая на одну ногу.
Максима эта сцена позабавила, он проводил дедушку Захара взглядом, улыбнулся, и переключился на разговор с Любой:
Люба, мне нужно с вами еще поговорить. Скажите, а в субботу много посетителей?
Когда как, я бы не сказала, что больше, чем обычно. Только у тяжелых посетители, а так пациентов стараются в пятницу выписать. Плановые операции в основном по вторникам, средам идут. А по Скорой уж как получится. Вот после праздников, тогда да, и особенно после великого поста. Работы в разы прибавится, в коридорах будут лежать, скоро уже. У нас народ меры не знает, поститься не умеет, а модно сейчас, вот и пробуют. Потом в Пасху нажираются сразу без меры, и все наше отделение полно народа с желчными коликами, панкреатитами, непроходимостью и прочими прелестями гастроэнтерологии. Все Пасху ждут с радостью, а мы с ужасом.
Понятно, а скажите, Любовь, уколы Виктории делали внутривенно?
Да бог с вами, Но-шпу в попу колют и витаминки тоже внутримышечно, и таблеточки. Господи, ну почему ее в пятницу в гинекологию не забрали? Может жива бы была девчонка, красивая такая, да еще и беременная.
А действительно, почему ее не перевели в пятницу?
Да почем я знаю? Но наверно кто-то не успел бумажки оформить, или поленился. А может врач какой в отпуск уходил и решил на понедельник оставить другой смене.
Ясно. Люба, вспомните, может, вы кого-то необычного в ту субботу встретили здесь или, быть может, около больницы?
Нет, никого необычного не помню. Парня того помню, ну я уже говорила всем. Как я дежурила, я его всегда видела, он каждый день приходил.
Хорошо, тогда, пожалуйста, припомните всех посетителей того дня.
Ого, всех? Да я работала с обеда. Утром Инга была с ночи. Мы в одиннадцать менялись.
Значит, всех, кто после одиннадцати приходил.
Она стала не спеша вспоминать, бросив раскладывать лекарства и листая журнал медицинского поста, а Макс приготовился записывать информацию в блокнот.
В ту злополучную субботу девушка находилась в палате одна, не считая старушки, которая постоянно спала, была глуха и вряд ли могла что-то заметить. Вику планировали в понедельник перевести в гинекологию на сохранение. А пока ей кололи витамины и Но-шпу. Но эти уколы внутримышечные. Значит, убийца должен был разговаривать с жертвой, объяснять, что назначен такой-то новый внутривенный укол. Обычно это лечащий врач делает, или хотя бы дежурный, но девица молодая, неопытная. Повелась и не заподозрила ничего.
«Поэтому когда кто-то пришел сделать смертельную инъекцию, это не вызвало у Вики никаких подозрений. Но тогда этот человек должен быть в медицинской форме», подумал Максим.
Врачи в ординаторской рассказали, что когда милиция пыталась допросить старушку в палате, та отмахнулась от них и ничего не сказала. В протоколе записали «старческая деменция» и на этом попытки что-то узнать от нее закончились. Максим взял адрес у врачей и направился в подмосковную Балашиху искать старушку. Надежды на нее как на свидетеля мало, но лучше самому перепроверить.
Погода выдалась хорошая, мартовское солнце пригревало остатки снега последние, словно парящие, сугробы на газонах сейчас казались бело-серыми шапками или крышками кастрюль, где томилось весеннее тепло и из-под них на асфальт вытекала тонкими ручейками талая вода. Дневная пробка в Балашиху была небольшой, и вскоре Максим уже звонил в старенький дверной звонок с черной кнопкой на круглом деревянном основании, выкрашенным в цвет стен любимой зеленой краской коммунальных служб. Бабушка жила с внучкой и правнучкой в старой пятиэтажке в двухкомнатной квартирке. Максим приехал днем, и дверь ему никто не открыл. Местные бабушки пригрелись на мартовском солнышке, расположившись на лавочках, стоящих друг напротив друга прямо у подъезда, и были не прочь поговорить после того, как Максим показал им свое удостоверение частного детектива.
Таня уже плохая, плоховато слышит, да и сама почти не ходит, она вам не откроет, сказала одна, деловито сложив руки на груди.
Ждите внучку, она из садика дочку заберет часов в шесть, может пораньше, и придет, посоветовала другая.
А как внучку зовут? спросил Макс.
Маргаритка, она в Москве работает, на хлебобулочном комбинате. Рано уезжает, но в четыре заканчивает. Оттуда на маршрутке по пробкам ездит, приезжает как повезет, иногда в пять, а чаще к шести сразу в садик бежит за дочкой.
Спасибо вам, Макс посмотрел на часы, было четыре.
Придется подождать. Он сходил в ближайший магазин, купил связку бананов и бутылку воды. Потом Максим сел в машину, включил любимую музыку и стал обдумывать другие варианты расследования, посматривая на дорожку, ведущую к подъезду.
Нужно отработать окружение работа, коллеги и друзья. Пообщаться с родителями убитой Вики тоже придется, никуда не денешься. Нужно еще постараться, чтобы они захотели с ним поговорить.
Молодая женщина с ребенком появились около дома в половине шестого. Максим заметил их еще издалека. Девочка шла отчего-то насупившись и держа маму за руку, но вот мама что-то сказала девочке и та улыбнулась, просияла. Невысокая блондинка с эффектными выпуклостями женственной фигуры несла в другой руке большую черную тканевую сумку, аккуратно прикрытую сверху пакетом. Лицо блондинки дышало здоровьем и сверкало серо-голубыми глазами. Максим подумал, что ее образ идеально подходит для рекламы изделий хлебобулочного комбината. Можно прямо без грима ролики снимать в советском стиле «Покупайте наши сушки и калачи!». Макс вышел из машины и направился к ним, справедливо предположив, что это и есть Маргарита.
Добрый вечер, Маргарита, извините, что беспокою вас после работы и без предупреждения, но мне необходимо поговорить с вами.
Здравствуйте, а откуда вы меня знаете? удивилась она и остановилась.
Максим кивнул в сторону лавочек, где народное представительство было почти в том же составе, что и полтора часа назад:
У вас тут дом небольшой, так что все на виду.
А-а, ясно, она беззлобно усмехнулась и стали видны красивые ямочки на щеках.
Я детектив из Москвы, Максим Волков, расследую дело об убийстве в больнице, где недавно лежала ваша бабушка, пояснил Максим, показывая удостоверение.
Понятно, странно, но милиция ко мне не приезжала. Я подумала, что бабушка совсем «ку-ку», когда она мне сказала, что у нее в палате кого-то убили, удивилась молодая женщина.
Вот поэтому я и прошу вас уделить мне немного времени, я попробую поговорить с Татьяной Семеновной, вдохновился Максим услышанным. Значит бабушка все же помнит про убийство.
Маленькая девочка нетерпеливо затормошила мамину руку, ковыряя сапожком остатки снежного сугроба и потянула домой, одновременно с интересом разглядывая незнакомого дядю.
Ну хорошо, пойдемте.
Давайте вашу сумку, я донесу, предложил Максим и она с готовностью отдала.
Только она в последнее время заговариваться стала, забывает все на ходу, я не уверена, что она что-то нужное вспомнит, сказала Маргарита, заходя в подъезд.
Они поднялись на второй этаж старой пятиэтажки и зашли в квартиру. С порога отчетливо пахнуло лекарствами, застарелой мочой и старостью. Квартира была обветшавшая, но, несмотря на запахи, вполне убранная. Сразу из коридора виднелась кухонька, очень тесная, шесть кошмарных нормативных советских метров.
Маргарита сняла плащ и прошла на кухню, пристроила сумку на стул. Вымыла руки и прошла в комнату к бабушке. Старушка дремала в своей кровати, но увидев правнучку и внучку, проснулась и выразила готовность «покушать».
Вы извините, мне нужно бабушку покормить, а то она целый день почти ничего не ест, меня ждет, и Маргарита снова вернулась на кухню что-то подогреть для старушки.
Максим мялся в коридоре, сняв куртку, а девчонка, прибежав на кухню, залезла в мамину сумку и начала доставать оттуда сушки, хлебные палочки и что-то еще, наверняка добытое мамой на хлебобулочном комбинате.
Проходите сюда на кухню, присядьте. Сейчас я и бабушку сюда приведу, сказала Маргарита.
Как тебя зовут? спросил Максим у дочки Маргариты, присаживаясь на табурет.
Таня, ответила та, она сидела на крохотном угловом диванчике и что-то пила из чашки.
В честь прабабушки, пояснила Маргарита.
Вы не возражаете, если я запишу нашу беседу с Татьяной Семеновной на диктофон? спросил Макс у Маргариты.
Нет, пожалуйста. Если она вообще что-то станет говорить.
Минут через десять старушка была извлечена из цепких объятий постели и приковыляла под руку с внучкой на кухню. Глаза ее были потухшими и безразличными, но увидев Максима, она вдруг вся оживилась, приосанилась, стала поправлять волосы и поясок на своем байковом халате.
Добрый вечер, сказал Максим.
Здравствуй, произнесла она вполне бодро, затем остановилась на полпути и стала внимательно изучать незнакомца, держась за спинку стула.
Бабуль, это следователь из Москвы, ему надо с тобой поговорить, громко сказала Маргарита.
Максим не стал поправлять сказанное, он не горел желанием объяснять старушке кто такой частный детектив. Маргарита усадила бабушку на соседний табурет с Максимом, который сидел в торце стола, чтобы не занимать весь проход на тесной кухне. Макс положил диктофон между ними на стол и громко спросил:
Татьяна Семеновна, как вы себя чувствуете?
Хорошо, милок, спасибо, для моих восьмидесяти восьми вполне неплохо.
А в больнице вы долго лежали?
Нет, недолго, сказали иди домой помирай, ответила она.
Бабушка лежала неделю с животом, у нее хронический панкреатит обострился, ответила Маргарита, удивленно поглядывая на разговорившуюся бабушку и наливая ей суп в небольшую тарелку. Вам чай налить?
Нет, спасибо, не беспокойтесь, ответил Макс.
Скажите, Татьяна Семеновна, а когда с вами та девушка в палате лежала, Вика, кто-то приходил ее навещать, вы видели?
Да, к ней всё парень ходил.
Один и тот же?
Да.
Старушка не начинала есть, она беседовала. Смотрела на Максима своими выцветшими красками когда-то голубых глаз с неподдельным интересом. Моргала и часто вытирала сами собой неизвестно отчего вытекающие на морщинистые щеки слезы скомканным платочком, который убирала в рукав халата. «Интересно», подумал Максим, «почему она не стала разговаривать с милицией?».
А как он выглядел, парень тот, сможете описать?
Да как обычно сейчас вся молодежь выглядит. Худой, патлатый, в рваных штанах.
А в тот день, когда ее убили, кто приходил?
Ее убили? Когда? Вот несчастье, теперь ее взгляд выражал задумчивость и неподдельный ужас.
«О, Альцгеймер, похоже, действительно присутствует», подумал Максим.
Бабуль, ты же мне сама рассказывала, ты забыла? спросила Маргарита.
А может и говорила, но все равно ужас. Там мне что-то кололи, капельницы, я спала много.
Значит, тот день не помните совсем?
Какой день?
Ну когда милиция приезжала.
Почему не помню? Я еще не в маразме. Помню, там целая толпа набежала. Шуму от них много было.
А кто в тот день к соседке приходил, не помните? Максим задавал следующий вопрос только тогда, когда бабушка замолкала надолго. Поэтому беседа шла неспешно.
Помню, тот патлатый парень ее и приходил.
А разговор их слышали? уточнил Максим.
Что-то они говорили, я не слышала почти. Только он все время повторял: «Не говори глупости» и еще что-то, да не помню что. А, вспомнила, все говорил, что любит ее.
А больше никого в палате не видели?
Вроде нет. Потом вскоре и милиция набежала. Не, сначала медичка зашла, а потом другая зашла, халаты у них красивые, белые, не то что наши в войну. А вскорости все и забегали, зашумели.
А вы в войну врачом работали? спросил Макс.
Санитаркой, потом медсестрой, а иногда и за врача приходилось руки-ноги резать.
Может, вы еще что-то вспомните?
Конечно, вспомню, руки ноги резать это не забудешь. А ты кто?
Я Максим Волков, расследую дело об убийстве в больнице, где вы недавно лежали, терпеливо напомнил Макс.
Красивый ты, у меня в молодости мужик был похож на тебя, только волос кучерявей был, а так похож, заулыбалась Татьяна Семеновна, обнажая зубные протезы.
А когда милиция набежала, вы не спали?
Да ты что, милок, они своими сапожищами застучали туда-сюда, разве уснешь? И еще ко мне все приставали, дескать, кто тут заходил. Все на этого патлатого говорили, что, мол, он убил девку-то свою. Только не он это, когда он ушел, она жива была.
А после парня этого патлатого никто не заходил, может вспомните? продолжил Макс.
Да почем я знаю, может и вспомню, а может и нет. Бабушка замолчала и стала есть уже остывший суп, не обращая теперь никакого внимания на Макса.
Максим терпеливо ждал, когда она справится с едой. Маргарита налила ей слабый чай и выдала печенье. Татьяна Семеновна взглянула на Максима и снова оживилась, спросила:
А ты чего ничего не ешь? Маргаритка, ты чего Володьке ничего не поставила?
Бабуля, это не Володька, это Максим Волков из Москвы.
Да? Вылитый Володька мой.
Владимир это муж ваш?
Бабушка занялась печеньем, макая его в чашку и молча запивая чаем, а Маргарита ответила:
Нет, дедушку Дмитрием звали.
Маргарита, а вы, когда бабушку навещали, видели кого-то у соседки?
Да я была всего два раза, дочка, сами понимаете. Видела того парня патлатого, как бабушка говорит, один раз мельком, он уже из палаты выходил.
А когда забирали ее, медперсонал вам никаких сплетен про происшествие не рассказывал?
Не я ее забирала, я работала в Москве. Я дядю своего попросила, он днем ее забрал на своей машине.
Понятно. Маргарита, я вас попрошу позвонить мне, если бабушка еще что-то вспомнит, вот моя визитка, Максим положил карточку на стол и встал, собираясь уходить. И мне или моим сотрудникам будет нужно еще раз побеседовать с Татьяной Семеновной попозже, когда у меня новые вопросы появятся. Можно мне ваш телефон для связи?
Конечно, записывайте, и она продиктовала ему номер.
Володя, ты куда? спросила старушка с видимым беспокойством на лице.
Бабуль, это не Володя, это Максим.
Услышав в очередной раз, что это не Володя, она достала из рукава скомканный носовой платочек и снова стала вытирать свои старческие слезы, текущие без видимой причины. Но на этот раз было понятно, что слезы эти другие, настоящие. Максиму стало неловко от этой сцены, старушка явно приняла его за какого-то человека из своей жизни, из давних воспоминаний. Он еще раз поблагодарил Маргариту, выключил диктофон, оделся, попрощался и вышел.
Глава 8
Максим спал очень беспокойно. Лена первый раз услышала, что он разговаривает во сне:
Нет, пап, не надо ты же обещал я не буду, честно
Лена потихоньку обняла его, тело его было страшно напряжено, как сжатая пружина. Он отвернулся и вновь забормотал:
Не надо, я все вижу, ты опять перестань, ну пожалуйста!
«Да что такое ему снится? Неужели тяжелое детство?» подумала Лена и вновь попыталась его обнять, на этот раз сработало, он повернулся к ней, сгреб ее правой рукой, закинул на нее ногу, прижал к себе и затих.