Джордах говорил спокойно, ровным голосом, точно речь шла о погоде или заказе на муку, и Рудольфа начала бить дрожь. Ирония звучала еще невыносимее из-за этого почти дружелюбного тона.
И если ты вздумаешь отыграться на моем сыне, безжалостно продолжал Аксель, советую опять же хорошенько подумать сначала. Я живу недалеко отсюда и в случае чего могу заглянуть еще раз. Вот уже два года мой сын получает по французскому только отличные отметки, и, если в конце года отметка у него окажется ниже, я не поленюсь зайти в школу, чтобы задать несколько вопросов. Пошли, Руди.
Они вышли из класса, оставив за столом рыдающую мисс Лено.
Отец и сын шагали молча. Поравнявшись с урной на углу улицы, Джордах остановился, почти машинально порвал рисунок в клочки и выкинул их. Потом взглянул на Рудольфа.
Дурак ты, верно? сказал он.
Рудольф кивнул.
Они продолжали идти к дому.
У тебя уже были женщины? спросил Джордах.
Нет.
Это правда?
Я бы сказал тебе.
Думаю, сказал бы, согласился Джордах. Чего же ты ждешь?
А куда торопиться? занял Рудольф оборонительную позицию. Никогда раньше ни отец, ни мать не говорили с ним о сексе, а сейчас уж был совсем неподходящий момент. Перед глазами у него стояло искаженное, подурневшее лицо мисс Лено, рыдающей за учительским столом, и ему было стыдно, что эта глупая визгливая баба могла быть предметом его страсти.
Когда начнешь, продолжал Джордах, меняй их почаще. И смотри не вообрази, будто на свете для тебя существует лишь одна-единственная женщина, иначе испортишь себе жизнь.
Хорошо, ответил Рудольф, хотя твердо знал, что отец не прав. Совсем не прав.
Некоторое время они снова шли молча. Завернув за угол, Аксель спросил:
Тебе неприятно, что я ее ударил?
Да.
Ты жил только в этой стране, сказал Джордах. Тебе не понять, что такое настоящая ненависть.
Ты действительно заколол француза штыком? Рудольф должен был знать правду.
Угу. Одного из десяти миллионов. Французом больше, французом меньше какая разница?
Они подошли к дому. Рудольф чувствовал себя подавленным и несчастным. Ему следовало бы поблагодарить отца за то, что он вступился за него, и понимал, что мало кто из родителей поступил бы подобным образом, но не мог выдавить из себя ни слова.
Я убил еще одного человека, продолжал Джордах, когда они остановились около булочной. В Гамбурге в двадцать первом году, уже после войны. Ножом. Пожалуй, пора уже тебе знать побольше о родном отце. Ну, увидимся за ужином. Мне надо поставить лодку в сарай. И, сдвинув кепку на затылок, он заковылял к реке.
Когда в конце учебного года вывесили список с отметками, против фамилии Рудольфа в графе «французский язык» стояло «отлично».
Глава 4
I
Спортивный зал начальной школы находился неподалеку от дома Джордахов и, кроме субботы и воскресенья, был открыт до десяти часов вечера. Два-три раза в неделю Том приходил сюда поиграть в баскетбол, или просто поболтать с ребятами, или покидать по маленькой кости в мужском туалете, подальше от глаз тренера.
Том был единственным из своих сверстников, кого парни постарше принимали в игру. Он завоевал это право кулаками. Однажды, войдя в туалет, когда игра в кости шла полным ходом, он протиснулся между двумя игроками и, опустившись на колени, швырнул свой доллар в кучу мелочи. Потом, повернувшись к Сонни Джексону, девятнадцатилетнему парню, заводиле всей этой компании, догуливавшему последние деньки перед призывом в армию, сказал: «Ты устарел, приятель». Сонни, сильный, коренастый задира, был очень обидчив, и Том намеренно выбрал его для своего дебюта. Взглянув на Тома с раздражением, Сонни выкинул его доллар из кучи: «Вали отсюда, молокосос. Здесь играют мужчины».
Ни секунды не раздумывая и даже не вставая с колен, Том наотмашь ударил его. В последовавшей затем драке Том и завоевал свою репутацию рискового парня. Он подбил Сонни глаза, разбил в кровь рот, потом отволок побежденного в душ, открыл кран и целых пять минут держал под холодной водой. После этого, когда бы он ни появлялся в спортивном зале, его всегда принимали в игру.
Сегодня никто не кидал кости. Долговязый двадцатилетний Пайл, добровольно ушедший в армию еще в начале войны, демонстрировал ребятам самурайский меч, якобы захваченный им собственноручно на Соломоновых островах. Пайла отчислили из армии после того, как он трижды перенес малярию и чуть не умер. До сих пор кожа у него была желтоватая.
Том скептически слушал рассказ Пайла о том, как он бросил гранату в пещеру так, на всякий случай, и оттуда послышался крик. С пистолетом в руке он подполз к пещере и увидел там убитого японского капитана. Рядом лежал меч. Тому казалось, он слушает рассказ Эррола Флинна в голливудском фильме, а не парня из Порт-Филипа. Но он молчал: у него было миролюбивое настроение, да и не мог же он вздуть за вранье такого больного и желтого парня.
а спустя две недели я этим мечом отрубил одному япошке голову, завершил свой рассказ Пайл.
Кто-то потянул Тома за рукав. Это был Клод, как всегда, в темном костюме, при галстуке и с пузырьками слюны в уголках рта.
У меня есть для тебя новость, прошептал он. Идем отсюда.
Подожди, отмахнулся Том, дай дослушать.
Остров мы уже взяли, но на нем все еще пряталось много японцев, продолжал Пайл. Они выходили по ночам и обстреливали нас. Нашему командиру это действовало на нервы, и он три раза в день высылал группы боевого дозора, чтобы очистить местность от этих гадов.
Однажды, когда я был в таком дозоре, мы заметили япошку, который пытался переправиться через ручей. Он был легко ранен и, выбравшись на берег, сел на землю, держась руками за голову, и чего-то залопотал. Офицера с нами не было, только капрал. «Послушайте, ребята, сказал я, не дайте ему уйти, а я сбегаю за мечом, и мы его казним как положено». Капрал малость струсил: приказ был брать их в плен. Но офицера-то рядом не было, а эти гады, между прочим, убивая наших парней, всегда отрубали им головы. В общем, мы проголосовали, парни связали японца, а я принес свой самурайский меч. Мы заставили японца, как принято, встать на колени и опустить голову. Так как меч был мой, мне и пришлось им работать. Я замахнулся и бац! Башка покатилась по земле, прямо как кокосовый орех, с выпученными глазами. Кровища брызнула, наверное, футов на десять. Говорю тебе, заключил Пайл, любовно поглаживая меч, эти штуки не шуточки.
Брехня, громко сказал Клод.
Что? заморгал глазами Пайл. Что ты сказал?
Я сказал брехня, повторил Клод. Никакому япошке голову ты не рубил. А меч, могу поспорить, купил в какой-нибудь сувенирной лавке в Гонолулу. Мой брат Эл знает тебя, он говорит, у тебя кишка тонка даже кролика убить.
Послушай, детка, рассердился Пайл, хоть я и болен, но, если ты не замолчишь и не уберешься отсюда, я так тебя отделаю, что своих не узнаешь. Никто еще не говорил мне: «брехня».
Валяй, я жду, ответил Клод. Снял очки и положил их во внутренний карман пиджака. Без очков он выглядел трогательно беззащитным.
Вздохнув, Том поднялся и загородил Клода спиной.
Всякий, кто тронет моего друга, будет иметь дело со мной, сказал он.
Ну что ж, я не возражаю, ответил Пайл, передавая меч соседу. Хоть ты и малолетка, новичок.
Брось, Пайл, он убьет тебя, заметил парень, беря у него меч.
Пайл неуверенно обвел глазами собравшихся в кружок ребят. На их лицах он прочел явное предостережение.
Впрочем, я не за тем вернулся домой с Тихого океана, чтобы драться здесь с разной мелюзгой, громко заявил он. Давай сюда меч. Мне пора.
И ушел. За ним молча разошлись и остальные, предоставив туалет в полное распоряжение Тома и Клода.
Чего ты этим хотел добиться? раздраженно сказал Том. Он не сделал ничего плохого. К тому же ты знаешь, ребята не дали бы ему со мной схватиться.
Мне просто хотелось увидеть, какие у них будут морды, только и всего. Клод стоял потный и улыбался. Все решает сила! Грубая сила.
Ты дождешься, когда-нибудь меня убьют с этой твоей грубой силой, проворчал Том. Ну ладно, выкладывай, что ты хотел мне сказать?
Я видел твою сестру, сообщил Клод.
Потрясающая новость! Он видел мою сестру! Да я ее вижу каждый день, а иногда и два раза на день.
Я видел ее перед универмагом Бернстайна. Я проезжал мимо на мотоцикле и решил специально объехать квартал, чтобы вернуться к универмагу и уже не сомневаться, что это именно она садилась в «бьюик» с откидным верхом и мужик держал для нее дверцу. Она явно ждала его перед магазином это уж точно.
Подумаешь, сказал Том. Значит, кто-то решил прокатить ее на «бьюике».
И кто, по-твоему, сидел за рулем? Глаза Клода за стеклами очков так и горели. Узнаешь умрешь!
Не умру, не беспокойся. Говори.
Мистер Теодор Бойлен, собственной персоной! сказал Клод. Вот кто. Одним словом, поднимай выше!
Когда ты их видел?
Да с час назад. Я тебя обыскался.
Он, наверное, отвез ее в госпиталь. Она по рабочим дням вечерами дежурит в госпитале.
Ни в каком она сегодня не в госпитале, приятель, сказал Клод. Я ехал за ними на мотоцикле, пока они не свернули в его поместье. Так что если хочешь повидать сегодня сестренку, ищи ее в поместье Бойлена.
Том был в нерешительности. Вот если б Гретхен была с парнем ее возраста и отправилась в машине к реке немного потискаться тогда другое дело. Он потом подразнил бы ее. Препротивный мальчишка! Потешил бы душу. Но то, что она связалась с таким, как Бойлен, стариком, заправилой в городе Он предпочел бы в это дело не вмешиваться. Никогда нельзя сказать заранее, чем это может для тебя кончиться.
И я вот что тебе скажу, продолжал Клод, будь она моей сестрой, я бы выяснил, в чем тут дело. У этого Бойлена плохая слава. Ты бы слышал, что о нем говорят между собой мой отец и дядя, когда не знают, что я подслушиваю. По-моему, у твоей сестры могут быть большие неприятности
У тебя мотоцикл здесь? оборвал его Том.
Ага. Но нам нужно заправиться.
Мотоцикл принадлежал Элу, старшему брату Клода, две недели назад призванному в армию. Уезжая, он обещал переломать Клоду кости, если тот в его отсутствие будет пользоваться мотоциклом. Но несмотря на предупреждение, как только родители куда-нибудь уезжали, Клод перекачивал в мотоцикл немного бензина из их машины и потом с часок гонял по городу, стараясь не попадаться на глаза полицейским: по возрасту он не мог еще иметь права.
Ну что ж, посмотрим, что там происходит, сказал Том.
У Клода через мотоцикл была переброшена резиновая трубка; приятели заехали за школу, где не было света, открыли бензобак в припаркованном там «шевроле», Клод засунул в бензобак резиновую трубку и, сильно пососав, наполнил бензобак мотоцикла.
Том сел сзади Клода, и они помчались по боковым улицам к выезду из города и по длинной извилистой дороге вверх, к поместью Бойлена.
Подъехав к воротам из кованого железа в каменной стене, которая, казалось, тянулась в обе стороны на много миль, они увидели, что ворота открыты. Ребята спрятали мотоцикл в кустах и дальше пошли пешком, чтобы их не услышали. У ворот стояла сторожка, но, с тех пор как началась война, никто в ней не жил. Эти места были хорошо знакомы мальчишкам: в течение многих лет они не раз перелезали через ограду и охотились здесь на птиц и кроликов. Усадьбой многие годы уже не занимались, и парк, прорезанный лужайками, превратился в джунгли.
Они шли сквозь лес к главному дому. Подойдя ближе, ребята увидели, что перед домом стоит «бьюик». Окна по фасаду были темные, лишь сквозь щель в занавесях на огромном двустворчатом окне, доходившем до земли, пробивался свет.
Они осторожно прокрались к клумбе под окном. Одна створка доходившего до пола окна была открыта, занавеси были небрежно задернуты. Клод опустился на колени, а Том оседлал его так обоим в этот узкий просвет было видно, что происходит внутри.
В огромной комнате никого не было. Они увидели рояль, длинный диван, большие мягкие кресла, заваленные журналами столики. В камине горел огонь. Вдоль стен книжные шкафы с множеством книг. Комнату освещало несколько ламп. В распахнутые двойные двери напротив окна виднелись коридор и нижние ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.
Вот это жизнь, прошептал Клод. Будь у меня такой дом, я бы не пропустил ни одну девчонку в городе.
Заткнись, сказал Том. Пошли. Я вижу, нам здесь делать нечего.
Подожди, не спеши, запротестовал Клод. Мы ведь только приехали.
Интересный вечерок, сказал Том. Стоять тут на холоде и смотреть на пустую комнату. Меня это не устраивает.
Да дождись ты развития событий, ради всего святого. Они, наверное, наверху. Не будут же они торчать там всю ночь.
Тому не хотелось, чтобы кто-нибудь не важно кто появился в этой комнате. Он предпочел бы поскорее убраться отсюда, и как можно дальше, но боялся, Клод решит, что он струсил.
Ну ладно. Подожду пару минут. И он повернулся спиной к окну, оставив Клода на коленях. Позовешь, когда увидишь что-нибудь интересное, сказал он.
Ночь была очень тихая. От земли поднимался туман, и не было звезд. Вдали слабо светились огни Порт-Филипа. Поместье Бойлена широко раскинулось вокруг стоявшего на холме особняка посреди множества могучих старых деревьев; неподалеку виднелся теннисный корт, ярдах в пятидесяти низкие строения пустовавших конюшен. И все это принадлежит одному человеку. Том с отвращением вспомнил про кровать, где ему приходилось спать вместе с братом. Впрочем, Бойлен сегодня тоже не один в своей постели. Томас сплюнул.
Эй! возбужденно позвал его Клод. Иди сюда, иди сюда.
Том не спеша подошел к окну.
Он только что спустился вниз. Посмотри на него. Нет, ты только посмотри! шептал Клод.
Том заглянул в просвет между занавесями. Бойлен стоял спиной к окну в дальнем конце комнаты у столика с бутылками, бокалами и серебряным ведерком для льда. Он был совершенно голый.
Надо же ходить в таком виде по дому, сказал Клод.
Заткнись, цыкнул на него Том.
Он смотрел, как Бойлен небрежно бросил в два стакана по кубику льда и, плеснув виски, добавил туда содовой из сифона. Затем подошел к камину, подбросил полено, шагнул к столику возле окна, открыл лакированный ящичек, достал из него сигарету и прикурил от серебряной зажигалки длиной по меньшей мере в фут. На губах его играла легкая улыбка.
Он стоял так близко от окна, что при свете ламп ребятам хорошо были видны его взъерошенные светлые волосы, тощая шея, выпуклая, как у голубя, грудь, дряблые руки и немного кривые с торчащими коленями ноги. Его член свисал из гущи длинных рыжеватых волос. Тома охватила дикая ярость, точно его оскорбили, заставив быть свидетелем неслыханного разврата. Будь у него ружье, он не задумываясь застрелил бы этого человека. Эту тонкую жердь, этого улыбающегося самодовольного старика, это бессильное бледное волосатое тело, которое он так спокойно демонстрирует, это длинное толстое орудие, которым он пользует женщин. Зрелище было хуже, много хуже, чем если бы они с Клодом увидели голую Гретхен.
Бойлен прошел по толстому ковру, оставляя за собой дымок от сигареты, в другой конец комнаты и вышел в коридор.
Гретхен, ты спустишься или тебе принести виски наверх? крикнул Бойлен.
Ребята не слышали, что ему ответили, но Бойлен кивнул, взял стаканы, вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице.
Ну и видик, прошептал Клод. Сложен, как дистрофик. Наверное, когда ты богатый, можешь быть хоть горбатым страшилой вроде Квазимодо, а девки все равно будут на тебя вешаться.
Идем отсюда, глухо сказал Том.