Добрый день, мисс Джордах, окликнул ее мужчина.
Гретхен почувствовала, как лицо заливает краска. «Чего это я краснею как идиотка?» промелькнуло у нее в голове. В конце концов, она имела полное право приехать сюда. Ведь никто не знает про тех двух черных парней, про обед, выпивку и обещанные восемьсот долларов. Она не сразу узнала владельца завода «Кирпич и черепица» мистера Бойлена. Он сидел в «бьюике» с откидным верхом, свесив вдоль дверцы руку в перчатке для автомобильной езды, и улыбался Гретхен. До этого она видела его раз или два на заводе. Стройный блондин, загорелый, чисто выбритый, с пушистыми светлыми бровями, в начищенных до блеска ботинках.
Добрый день, мистер Бойлен, ответила Гретхен, не двигаясь с места. Она не хотела подходить ближе, боясь, что он заметит, как она покраснела.
Как вас сюда занесло? В его голосе звучали уверенность и превосходство. И в то же время он сказал это таким тоном, словно его позабавил вид хорошенькой молодой девушки, которая стояла одна у самого леса в туфлях на высоких каблуках.
Сегодня такой чудесный день, чуть не заикаясь, сказала Гретхен. Я часто позволяю себе небольшие прогулки, когда рано освобождаюсь.
Вы гуляете одна? недоверчиво спросил он.
Я люблю природу, неуклюже ответила Гретхен и, увидев, как он с улыбкой взглянул на ее туфли, безнадежно соврала: Вот и сегодня неожиданно для себя села в автобус и приехала сюда. Теперь жду автобуса обратно в город. В этот момент за ее спиной раздался шум, и она с ужасом обернулась, уверенная, что солдатам надоело ждать и они решили встретить ее на остановке. Но это просто белка перебегала через дорогу.
Что с вами? спросил Бойлен, не понимая причины ее нервозности.
Мне показалось, змея ползет, сказала Гретхен и с отчаянием подумала: «О боже, все пропало!»
Для любительницы природы вы что-то слишком пугливы, заметил Бойлен.
Я боюсь только змей, поспешно ответила Гретхен. Трудно было себе представить более глупый разговор.
А вы знаете, автобуса еще долго не будет, взглянув на часы, сказал Бойлен.
Это не важно, широко улыбнулась Гретхен, точно ждать автобус у черта на куличках было ее излюбленным занятием в субботний день. Здесь так хорошо, тихо.
Разрешите задать вам один серьезный вопрос.
«Начинается, подумала она. Сейчас он спросит, кого я здесь жду». И стала судорожно обдумывать, кого бы ей назвать. Брата? Подругу? Медсестру из госпиталя?.. Углубившись в свои мысли, она не расслышала его следующего вопроса.
Простите, вы что-то сказали?
Я спросил, вы уже обедали, мисс Джордах?
Вообще-то я не голодна. Я
Тогда садитесь, махнув рукой, пригласил Бойлен. Я вас угощаю. Ненавижу обедать один. Он перегнулся через сиденье и открыл ей дверцу.
Послушно, точно ребенок, который волей-неволей подчиняется взрослым, Гретхен перешла дорогу и села в машину. Единственным человеком, от которого она слышала слово «ненавижу» в обычном разговоре, была ее мать. Это у нее осталось от старой учительницы, сестры Катерины.
Вы очень любезны, мистер Бойлен, сказала Гретхен.
Суббота для меня счастливый день, сказал он, запуская мотор.
Гретхен понятия не имела, что он имел в виду. Не будь он ее боссом, и к тому же таким старым ему было лет сорок сорок пять, она сумела бы как-нибудь отказаться. Теперь она жалела о несостоявшейся рискованной прогулке через лес, об утраченной возможности продолжить эту почти непристойную игру: быть может, солдаты увидели бы ее и бросились преследовать Прихрамывая, скакали бы эти храбрецы за своей дичью. Эта игра обошлась бы им в восемьсот долларов.
Вы знаете такое местечко «Постоялый двор»? спросил Бойлен, включая зажигание.
Я слышала о нем, ответила Гретхен. Это был очень дорогой ресторан при маленькой гостинице на обрыве над рекой.
Неплохой ресторанчик, заметил Бойлен. Там подают приличное вино.
Всю дорогу они ехали молча: он вел машину быстро, и сильный ветер мешал вести разговор Гретхен сидела зажмурившись. В военное время скорость была ограничена тридцатью пятью милями для экономии бензина, но такой человек, как мистер Бойлен, мог не беспокоиться о расходах.
Временами Бойлен поглядывал на нее, иронически улыбаясь. Он явно не поверил ни одному ее слову. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: и впрямь, как она могла оказаться за тридевять земель от города, бессмысленно ожидать автобуса, который придет не ранее чем через час. Он перегнулся через нее, открыл бардачок и, достав очки летчика с темными стеклами, протянул ей.
Для ваших хорошеньких голубых глазок, крикнул он, перекрывая шум машины.
Она надела очки и почувствовала себя кинозвездой.
В давние времена, когда из Нью-Йорка в северные штаты ездили на дилижансах, гостиница «Постоялый двор» служила почтовой станцией. На лужайке перед красным с белой отделкой зданием стояло на подпорках огромное колесо старинного фургона. Это была затея хозяина, который считал, что американцы любят все старинное. Гостиница словно бы находилась в сотне миль или на расстоянии сотни лет от Порт-Филипа.
Гретхен наскоро причесалась, глядя в зеркальце заднего вида. Она стеснялась, чувствуя на себе взгляд Бойлена.
Самое прекрасное зрелище, какое может увидеть в жизни мужчина, это девушка, которая причесывается. Недаром многие художники выбирали именно такой сюжет, заметил он.
Гретхен не привыкла к подобным речам. Никто из ребят в школе и никто из молодых людей, увивавшихся за ней на работе, не говорил так. И она даже не могла понять, нравится ей это или нет. Ей почему-то показалось, что Бойлен таким образом вторгается в ее личную жизнь. Она надеялась, что не станет больше краснеть. Достав помаду, она собралась подкрасить губы, но Бойлен остановил ее.
Не надо, властно заявил он. И этого хватит. Более чем достаточно. Пошли.
С поразительным для своего возраста проворством он выскочил из машины, обошел ее и открыл Гретхен дверцу.
«Вот это воспитание!» машинально отметила Гретхен. И последовала за ним к входу в гостиницу мимо пяти или шести стоявших под деревьями машин. На нем были коричневые, хорошо начищенные, как всегда, ботинки (позже она узнает, что это сапоги для верховой езды), пиджак из твида в едва заметную мелкую клеточку, серые брюки из тонкой шерстяной ткани, мягкая кашемировая рубашка, а вместо галстука шейный платок. «Он ненастоящий, точно из какого-то журнала, подумала Гретхен. Что я делаю рядом с ним?»
Ей казалось, что по сравнению с ним она одета безвкусно и ее темно-синее платье с короткими рукавами, которое сегодня утром она так долго выбирала, никуда не годится. Гретхен не сомневалась, что Бойлен уже жалеет о своем приглашении. Но он открыл перед ней дверь и, слегка поддерживая под локоть, повел в бар, отделанный в стиле таверн восемнадцатого века: мореный дуб, а на стенах оловянные кружки и тарелки.
В баре сидели всего две пары. Женщины были довольно молодые, в замшевых юбках и обтягивающих свитерах. Обе держались самоуверенно и говорили пронзительными голосами. Глядя на их плоские фигуры, Гретхен застеснялась своего пышного бюста и съежилась, чтобы грудь не так выступала. Эти две пары сидели за низким столиком в другом конце комнаты, Бойлен же повел Гретхен к стойке и помог взобраться на высокий деревянный табурет.
Сядем здесь, тихо произнес он. Подальше от этих дам. А то они завели такую музыку, без которой я вполне могу обойтись.
К ним тут же подошел негр-бармен в белоснежной накрахмаленной куртке.
Добрый день, мистер Бойлен. Что будет угодно, сэр?
Ах, Бернард, произнес Бойлен, ты задаешь вопрос, который испокон веков озадачивал философов.
«Как выпендривается», подумала Гретхен. И тут же поразилась тому, что могла так подумать о самом мистере Бойлене.
Негр угодливо улыбнулся. Он был безупречно чистый, словно хирург перед операцией. Гретхен искоса взглянула на него. «Я знаю двух твоих дружков, подумала она, которые сидят тут неподалеку и не получают никакого удовольствия».
Дорогая, что вы будете пить? повернулся к ней Бойлен.
Все равно, ответила Гретхен. Откуда ей было знать, что надо пить, если крепче кока-колы она никогда ничего не пила. Она с ужасом ждала, когда принесут меню оно наверняка на французском, а в школе она учила испанский и латынь. Латынь!
Кстати, надеюсь, вам уже есть восемнадцать?
Конечно, ответила Гретхен, зардевшись. Ну почему она всегда так некстати краснеет? Слава богу, в баре было темно.
Я не хочу, чтобы меня привлекли к суду за развращение несовершеннолетних, улыбнулся Бойлен. У него были красивые здоровые зубы. Непонятно, как такой мужчина, элегантный, с такими красивыми зубами и такой богатый, не нашел никого, кроме нее, чтобы пообедать вместе.
Бернард, обратился Бойлен к бармену, приготовь для дамы что-нибудь сладкое. Пожалуй, лучше всего твой ни с чем не сравнимый, бесподобный «Дайкири».
Благодарю вас, сэр, сказал Бернард.
«Ни с чем не сравнимый, бесподобный, повторяла про себя Гретхен. Слова-то какие». Кто сейчас так говорит? И возраст у нее не тот, и одета она не так, и накрашена вульгарно все это вызывало у нее злость.
Наблюдая, как Бернард выжал лимон, а затем, смешав сок со льдом, начал ловко трясти шейкер в больших черных руках с розоватыми ладонями, она почему-то вспомнила слова Арнольда: Адам и Ева в раю. Если бы мистер Бойлен хоть чуть-чуть кое о чем догадывался Он не стал бы снисходительно шутить о развращении несовершеннолетних.
Напиток с пышной шапкой пены был удивительно вкусным, и Гретхен выпила его залпом, как лимонад. Бойлен посмотрел на нее, выразительно приподняв бровь.
Бернард, повтори, пожалуйста, сказал он.
Сидевшие за столиком пары прошли в обеденный зал, когда Бернард стал готовить вторую порцию, и теперь бар был в полном распоряжении Бойлена и Гретхен. Она почувствовала себя более раскованно. День начинал кое-что предвещать. Гретхен сама не знала, почему ей пришло в голову именно это слово «предвещать». Она будет переходить из одного сумеречного бара в другой, и много добрых, пожилых, хорошо одетых мужчин будут угощать ее чудесными напитками.
Бармен поставил перед ней второй «Дайкири».
Могу я дать вам совет, детка? сказал Бойлен. На вашем месте второй коктейль я бы пил помедленнее. Все-таки в нем ром.
Я знаю, с достоинством ответила она. Просто мне очень хотелось пить. Я долго стояла на солнце.
Понимаю, детка.
«Детка». Никто никогда не называл ее так. Ей понравились это слово и манера Бойлена произносить его спокойно, неназойливо. Она, как настоящая леди, стала пить холодный напиток маленькими глоточками. Он был такой же вкусный, как первый. Возможно, даже лучше. Гретхен начало казаться, что она в этот день уже больше не будет краснеть.
Бойлен попросил принести меню. Они сделают заказ здесь, в баре, приканчивая напитки. Явился метрдотель с двумя большими картами и с легким поклоном сказал:
Рад вас видеть, мистер Бойлен.
Все были рады видеть мистера Бойлена в его до блеска начищенных ботинках.
Мне заказать и для вас? спросил он.
Гретхен не раз видела в кино, что мужчины в ресторанах заказывают за своих дам. Но одно дело видеть это на экране и совсем другое когда такое же случается с тобой в жизни.
Да, пожалуйста, ответила она и восторженно подумала: «Ну прямо как в романе».
Бойлен и метрдотель коротко, но с очень серьезными лицами обсудили меню, вина. Затем метрдотель ушел, сказав, что пригласит их в зал, когда стол будет накрыт. Бойлен достал золотой портсигар и предложил ей сигарету. Гретхен отрицательно покачала головой.
Вы не курите?
Нет. Она почувствовала, что не отвечает стандартам этого ресторана и то, что она не курит, идет вразрез со всей ситуацией. Несколько раз она пробовала курить, но у нее тотчас начинался кашель и краснели глаза. Кроме того, ее мать курила сигарету за сигаретой, а Гретхен не желала ни в чем походить на мать.
Вот и отлично, сказал Бойлен, прикуривая от золотой зажигалки; он достал ее из кармана и положил рядом с портсигаром, на котором красовалась его монограмма. Мне не нравится, когда девушки курят. Сигареты убивают аромат юности.
«Опять выпендривается», подумала Гретхен, но без раздражения: он явно старался произвести на нее впечатление, и это льстило ей. Неожиданно она ощутила запах своих духов и забеспокоилась, не покажется ли ему этот запах дешевым.
Признаться, меня очень удивило, что вам известна моя фамилия.
Почему?
Ну, по-моему, я видела вас на заводе раз или два, и вы никогда не заходили в наш отдел.
А я вас сразу заметил и никак не мог взять в толк, что может делать девушка с вашей внешностью в таком паршивом заведении, как «Кирпич и черепица».
Ну, не так уж там и плохо, возразила Гретхен.
Вот как? Рад слышать. А у меня сложилось впечатление, что все мои служащие ненавидят завод. И я взял за правило появляться там не чаще раза в месяц, и то не дольше чем на пятнадцать минут. Этот завод давит мне на психику.
Появился метрдотель.
Все готово, сэр, сказал он.
Оставь свой коктейль, детка, сказал Бойлен, помогая ей слезть с табурета. Бернард принесет его.
Они пошли за метрдотелем через зал ресторана. Занято было всего восемьдесять столиков. Полковник в компании молодых офицеров, несколько мужчин в твидовых костюмах. На полированных, в лжеколониальном стиле, столиках стояли цветы, сверкающие рюмки и бокалы. «Здесь нет ни одного человека, который зарабатывал бы меньше десяти тысяч в год», подумала вдруг Гретхен.
Пока они шли за метрдотелем к своему столику у окна, которое выходило на текущую далеко внизу реку, все разговоры смолкли. Она почувствовала взгляды молодых офицеров и поправила ладошкой прическу. Она знала, о чем они думали. Жаль, что Бойлен такой старый.
Метрдотель отодвинул для нее стул, она села и положила большую кремовую салфетку себе на колени. Явился Бернард, неся на подносе ее недопитый «Дайкири», и поставил перед ней на столик.
Метрдотель принес бутылку красного французского вина, а немедленно появившийся официант поставил на стол первое блюдо. В «Постоялом дворе» явно не испытывали недостатка в рабочих руках.
Метрдотель торжественно налил немного вина в большой пробный бокал. Бойлен понюхал, пригубил, посмотрел, прищурясь, вино на свет, секунду подержал во рту, прежде чем проглотить. Затем кивнул.
Отличное вино, Лоуренс, сказал он.
Благодарю вас, сэр, сказал метрдотель.
А Гретхен подумала: «Со всеми этими «благодарю вас» счет будет ужас какой».
Метрдотель налил вина в ее бокал, затем Бойлену. Бойлен предложил тост за ее здоровье, и они сделали по глотку. Вино было теплое и, как показалось Гретхен, отдавало пылью. Но она была уверена, что со временем ей понравится этот привкус.
Надеюсь, вы любите суфле из пальм? спросил Бойлен. Я привык к этому блюду, живя на Ямайке. Это было давно, еще до войны, конечно.
Очень вкусно, ответила Гретхен, хотя сочла блюдо совершенно безвкусным. Зато приятна была сама мысль, что ради того, чтобы подать ей маленькую порцию этого деликатеса, потребовалось срубить целую пальму.
После войны, продолжал Бойлен, ковыряя вилкой в тарелке, я собираюсь обосноваться на Ямайке. Буду круглый год загорать на белом песке. Когда наши парни вернутся с победой домой, жизнь в Штатах станет невыносимой. Мир для героев не место для Теодора Бойлена. Непременно приезжайте навестить меня.
Обязательно, сказала Гретхен. При моем жалованье на заводе Бойлена мне в самый раз прокатиться на Ямайку.