Я, следователь… - Георгий Вайнер 4 стр.

 Сколько стоят ваши цветы?

 Два рубля,  величественно сообщила старуха.

 Мне много надо  неуверенно начал я.

Бабка не спеша оборотила ко мне свой каменный лик ее, видно, удивило, что я покупаю много цветов, направляясь в Рузаево, а не в Москву.

 А на что тебе много?  спросила она и пронзительно вперилась в меня.  На праздник едешь? На свадьбу?

 На похороны, мать

Старуха тяжело вздохнула, и вздох будто бы размягчил ее жесткое лицо.

 Наш, рузаевский, опочил?

 Ваш Он был много лет директором школы Коростылев его фамилия Может, знали?

 Издаля Мы тут все друг друга знаем Мои у него не учились Раньше кончили, а внучки уже в городе в школу пошли Каждый год летом сюда приезжали А ноне не приедут На море, говорят, собираются Чудно! На море! Чем тут плохо-то?.. Я вон года свои выжила, а море так и не видала

Говоря все это, она бережно сливала из ведер воду, осторожно достала пышные охапки цветов, протянула мне:

 На, держи А я пойду.  Потом с интересом взглянула мне в лицо:  А ты-то кем доводишься покойному? Сын?..

 Как вам сказать Ну, вроде бы Ученик я его

 Да-а?  удивилась бабка и решительно тряхнула головой.  Хорошо, значит, дед жизнь прожил, коли хоть один ученик проводить явился

 Он хорошо прожил жизнь,  заверил я.  Сколько я вам должен?

 Нисколько,  хмыкнула бабка.  Мне уж самой скоро не деньги, а цветы надобны будут.

Я сел за руль, и Галя спросила:

 О чем ты с ней так долго говорил?

 О цветах О Кольяныче О жизни

Галя поджала нижнюю пухлую губу и грустно пожаловалась:

 Ты готов говорить о цветах и о жизни с незнакомой дикой старухой А со мной не хватает терпения и времени

Дорога помчала на взгорок в конце улицы уже был виден дом Кольяныча.

 Галя, мне кажется, что ты не хочешь говорить со мной о жизни, а хочешь заставить меня воспринимать жизнь по-своему Может быть, происходит ошибка ты любишь вовсе не меня, а совсем другого человека и страдаешь оттого, что я никак не становлюсь на него похожим

 Может быть, дорогой мой Во всяком случае, такие банальности начинают говорить перед расставанием Дело в том, что твоя профессия идеально наложилась на твой характер, и ты превратился в одинокого волка тебе никто не нужен

 Разве?  искренне удивился я.  Я этого раньше как-то не замечал.

 Уж поверь мне! Беда в том, что ты людей не любишь, к каждому ты предъявляешь невыполнимые требования. И от этого мне так тяжело с тобой! Я человек открытый, я люблю людей

Я резко затормозил машину, так, что у Гали мотнулась голова и она не смогла завершить свое гуманистическое выступление. Выключил зажигание, отворил дверцу и сказал ей:

 Я думаю, что говорить «я люблю людей» так же пошло и глупо, как заявить, что «я умный и бескорыстный человек». Люди не вырезка с грибами, и любить их ежедневный труд души, страдание и служение им. А не кокетливая болтовня! За всю жизнь я не слышал от Кольяныча ни слова о его любви к людям. Все, пошли.

У калитки стояла какая-то женщина, которая сразу сказала:

 Опоздали вы маленько Николая Иваныча из школы хоронили Вы прямо на кладбище поезжайте, может, поспеете до схоронения Лариса сказала, что на поминки часа в два вернутся А вы знаете, где кладбище?

 Знаю, спасибо

Я повернулся к машине, и тут разнесся протяжный визг, высокий вой, гневный лай, опадающий в жалобный тонкий скулеж. Барс. Это Барс услышал и узнал мой голос.

 А где собака?  спросил я женщину.

 В доме пока заперли,  вздохнула тяжело она.  Жалко пса, прям как человек убивается В сенях его пока оставили, а то бы на кладбище побежал Не дело это Как все вернутся выпустим А времени пройдет сколько-то, глядишь, привыкнет пес Дети родные и те привыкают Все привыкают Мертвого-то не воротишь

Я взбежал по ступенькам, распахнул дверь, и Барс черным лохматым комом вывалился мне навстречу, встал на задние лапы, лизнул жарко в лицо, тяжело дыша, забил тугой метлой хвоста по струганым доскам крыльца.

 Куда вы его?  закричала женщина.  С ним Ларка и та не может справиться! Убежит он теперь

 Некуда ему бежать,  сказал я.  Поехали со мной, Барс

Барс улегся на заднем сиденье, свернулся клубком, засунул морду под лапы и замер. А я погнал машину обратно через безлюдный центр, через Приречье и Маросановку к кладбищу.

По всем статям Барс мог бы сойти за овчарку, если бы не вялые уши и загнутый кренделем вверх хвост. Несколько лет назад этот симпатичный беспород приблудился к Кольянычу и остался навсегда. Тогда еще я спросил Кольяныча, почему он раньше не держал собаки.

 Раньше не мог себе позволить,  усмехнулся он.  А теперь могу

 Почему?  удивился я.

 А она теперь со мной на всю жизнь до конца. Обычно люди, когда берут собаку, не задумываются над тем, что почти наверняка переживут ее. А собака не стул, не костюм. Вместе с ней потеряешь часть себя. А теперь все по-честному никому не ведомо, кто из нас кого провожать будет

Вот и вышло, как он хотел,  Барс его провожает.

Опоздали мы на похороны. Подъехали к воротам кладбища, а оттуда люди уже выходят. Много стариков, много детей в школьной форме. И множество каких-то нераспознанных мною людей в одинаковой одежде и с одинаковыми лицами мне всегда толпа у гроба кажется неразличимой. Только старики и дети запоминаются, они ни на кого не похожи, каждый сам по себе.

Я оставил Барса в машине, и мы с Галей прошли по единственной аллейке кладбища, почти до самого конца, туда, где за невысоким забором густо разрослись осокори и вербы и далеко видна утекающая к югу река.

Холм из цветов и жестяная табличка: «Николай Иванович Коростылев, 73 лет». Пригорюнившаяся, с сухими глазами стояла Лариса, опираясь на дебелое плечо своего Владилена, дежурно-огорченное лицо которого никак не могло скрыть бушующих в нем жизненных соков. Понурые, уставшие от неприятной и не очень понятной им печальной процедуры, ковыряли носками ботинок песок их двое мальчишек.

И незнакомая мне совсем молодая женщина в черном платье.

Владилен, истомленный ролью скорбящего родственника, откровенно обрадовался мне, замахал рукой, и в его гостеприимно приглашающих жестах было облегчение человека, получившего возможность размять затекшие конечности.

 Жалко, очень жалко старика,  сказал он мне физкультурным голосом и разумно-рассудительно добавил:  Да ведь вместо него не ляжешь

И по тому, с каким деятельным интересом он смотрел на стоявшую за мной Галю, было ясно, что он не только сейчас не собирался ложиться под жестяную табличку вместо Кольяныча, но и вообще мысль о возможности собственной смерти в будущем кажется Владику совершенным абсурдом.

Лара медленно, будто спросонья, повернула к нам голову, долго смотрела на меня, словно припоминала, кто я такой, потом сделала неуверенный шаг навстречу, уткнулась мне лицом в грудь и тихо заплакала. И сквозь всхлипывания я слышал ее тихие причитания:

 Как же можно так Он ведь в жизни мухи не обидел Он такой добрый Боже мой, какое зверство

Я не мог понять, о чем она говорит. И спросить сейчас не мог. Просто обнимал за плечи и тихо гладил по спине. Охапки подаренной мне бабкой сирени упали на дорожку, и неловко переминавшийся Владик наступал своими желтыми мокасинами на сочные гроздья фиолетово-синих цветов.

 Поехали, Ларочка, домой,  сказал я.  Потом поговорим

 Да-да, Ларок, надо ехать,  готовно подхватил Владик.  Слезами тут не поможешь, а дома надо еще оглядеться, все проверить люди ведь званы, помянуть надо отца добрым словом А со Стасом потом поговорим, я ему сам расскажу

Лариса молча кивнула она всегда со всеми во всем соглашалась.

Стоявшая с ними женщина в черном вдруг резко сказала:

 Владилен Петрович, вам, наверное, действительно надо взять детей и ехать домой. А поговорить следует сейчас

 Пожалуйста,  пожал он своими круглыми пухлыми плечами.  Не понимаю только почему сейчас? Отца нашего никаким разговором уже не возвратишь, а дома люди званы Надо, чтобы было все как водится у приличных людей

 Наверное,  сказала женщина и скинула с головы черный кружевной платок.  Но скорее всего, один из этих приличных людей и загнал его сюда

И показала пальцем на жестяную табличку «Николай Иванович Коростылев».

Владик набрал в обширную грудь воздуха, сокрушенно-громко вздохнул и возвестил присяжно-поверенно:

 Наденька, как все молодые люди, вы максималистка! Из-за одного затаившегося мерзавца не можем же мы подозревать всех людей, окружавших Николая Иваныча!..

Я молча слушал их, и в голове тонко вызванивало: «Его убили Он умер от инфаркта» Но я не перебивал их и не задавал вопросов, потому что я профессионал в человеческом горе, и профессия моя начинается с терпения. Адский жар терпения выжигает всего сильнее душу, она сохнет постепенно, трескается, стареет. Но сыщик начинается не с хитрости, быстроты и храбрости. Розыск ответа на любую загадку начинается с терпения.

А Гале ненавистно всякого рода терпение. И неясность своего положения и роли. Поэтому она выступила вперед и, давая сразу понять, что она мне человек не чужой и, естественно, им, таким образом, свой, сказала мягким сострадательным голосом, не допускающим никакого отказа:

 Стасу надо объяснить, в чем дело Мы же ничего не знаем Стас, безусловно, сможет

Я не дал ей договорить:

 Минуточку Все идут домой Галя, помоги там Ларе, чем сможешь А мы с Надей задержимся ненадолго Мы вас скоро догоним

Пережив мое предложение как новое, ничем не спровоцированное оскорбление, Галя, тряхнув своими прекрасными волосами, взяла Лару под руку и повела к воротам, мальчишки побежали вперед, а Владик степенно зашагал следом. Стихали их шаги, громче голосили птицы в кронах старых деревьев, истончался, исчезал сочувственно-соболезнующий голос Гали, успокаивающий Лару ненужными словами, и почему-то эти отдельно доносившиеся слова казались мне похожими на мято-желтые пятна солнца, с трудом прорвавшиеся сквозь густую зелень, дрожащие, бесформенные, обманчиво-недостоверные, как нелепые разводы на маскхалате.

Здесь остро пахло сырой глиной и перепрелой хвоей.

Я обернулся и увидел, что Надя складывает оброненные мной цветы, помятые толстыми ногами Владика, на могилу Кольяныча. Она выпрямилась, посмотрела на меня и, угадывая незаданный вопрос, сказала:

 Я вас хорошо знаю, я вас много раз видела у Коростылева. Вы меня не запомнили, я девчонкой тогда была Вы приехали первый раз девять лет назад.

 Да, давно это было,  кивнул я.  Приблизительно лет девять-десять назад.

 Не приблизительно, а точно девять лет назад. В июле это было

 А почему вы это так точно запомнили?  спросил я из вежливости.

 Потому что я в вас сразу влюбилась. Мне было четырнадцать лет, и никогда до этого я не видела более интересных людей

 Занятно,  усмехнулся я.  За прошедшие годы у вас была возможность убедиться во вздорности детских увлечений

Она ничего не ответила, и, поскольку пауза угрожала затянуться, я быстро сказал:

 Последнее время меня преследует странное воспоминание Я пришел в зоопарк и в клетке между вольерами пантеры и тигра увидел собаку. Обычную собаку, дворнягу. Тогда я поглазел на нее и ушел, а теперь все чаще думаю: что делала в клетке между пантерой и тигром дворняга? Что должна была изображать в зоопарке нормальная простая собака?

Надя покачала головой:

 Не понимаю

 Я и сам не очень понимаю,  махнул я рукой.  Я ощущаю себя собакой, попавшей по недоразумению в клетку зоопарка.

Она повернулась ко мне, и я первый раз внимательно рассмотрел ее лицо очень тонкое, смуглое, с родинкой над переносьем, как кастовая тика у индийских женщин. Красивая девушка, ничего не скажешь

 Удивляюсь, что я вас не запомнил,  сказал я.

 Мы в соседим доме жили Когда вы приезжали, я смотрела на вас через забор и подслушивала, о чем вы с Коростылевым разговаривали Да что там! Все утекло

Из нагрудного карманчика она вынула сложенный серый лист и протянула мне:

 Посмотрите

Развернул лист телеграмма. На сером бланке наклеены белые бумажные полосочки, покрытые неровными рядами печатных букв. Я пытался вчитаться в текст, но ужасный смысл слов, их злой абсурд не вмещался в сознании.

Неровные черные буковки, похожие на муравьев, елозили и мельтешили на белых дорожках бланка, прыгали и перестраивались, пока не замерли на миг и брызнули в глаза нестерпимым ядом ужаса и боли

Я прочел еще раз телеграмму, и снова, и еще раз, но ощущение контуженности, полного разрыва с реальностью не проходило. Гудело в голове, слова прыгали перед глазами, как желтые солнечные блики на густой листве.

 Что это такое?  растерянно спросил я.

 Его убили этой бумажкой,  тихо сказала Надя.  Он прочел телеграмму при почтальоне и сразу потерял сознание. Успели довезти до больницы, через час умер

 А Лариса?  задал я бессмысленный вопрос.

 Они приехали на другой день. Ни о чем не подозревая. Они на машине возвращались из отпуска

Грустный хаос поминок. Оцепенело сидел я за столом, слушал, что говорят, внимательно смотрел на этих людей, которых никогда раньше не видел, а Кольяныч прожил с ними рядом много лет, дружил с ними, помогал, учил, и, судя по всему, они его уважали, ценили и любили.

А кто-то один взял и убил его. Зачем? Почему? За что?

В том, что этот человек сидит сейчас с нами в печальном застолье и поминает добрым словом безвременно ушедшего от нас Николая Ивановича, я не сомневался. Конечно, не тот, что несколько дней назад подал в окошечко телеграфа смертоносный бланк, уплатил полтора рубля, получил квитанцию на точный выстрел в цель за тысячу верст и исчез после этого во тьме неизвестности. Он был далеко и мне сейчас неинтересен

 Возьмите еще блиночек

 Что?  обернулся я и увидел, что женщина, встречавшая меня давеча у калитки и сторожившая Барса, протягивает мне глубокую плошку с блинами.

 Блинов, говорю, возьмите еще Вы поешьте маленько, а то стоит у вас тарелка нетронутая А блины у нас замечательные кружевные, тоненькие. Сейчас такие не пекут все торопятся, некогда! Толстые да клеклые, одно слово «бабья лень» Вы этот блинок в сметану макните да селедочки пару кусков в него заверните объеденье получится

 Спасибо большое Я потом возьму

Нет, отправитель телеграммы мне понадобится потом. В конечном счете он только пуля, разорвавшая сердце Кольяныча. Последнее звено в сложном механизме убийства. Должен быть ствол, из которого полетела эта пуля, необходим прицел-мушка, обязательно есть курок. Кто-то из присутствующих на поминках людей друзей, соседей, знакомых, сослуживцев часть системы, убившей Кольяныча. В этом я был твердо уверен.

 Не кушаете вы ничего  Та же женщина смотрела на меня горестно.  Покушайте чего-нить, вам силенки еще понадобятся. И выпить надо хоть стаканчик.

 Спасибо, не могу я сейчас

 А вы через «не могу», потому что надо Я знаю, что вам горько сейчас, уважали вы его сильно. Да и он вас любил взаимно. Я знаю, говорил он о вас часто. Я ведь соседка, к покойнику Николай Иванычу часто ходила, последние-то годы Лара редко с Москвы наезжала, считай, бобылем он проживал. А меня Дуся зовут, слышали от него, наверное?

 Слышал,  кивнул я. Не мог я вспомнить никаких разговоров о Дусе, но огорчать ее не хотелось.

А она, обрадованная найденной между нами человеческой ниточке, продолжала ухаживать за мной.

 Вы рюмочку выпейте и закусите салом, гляньте, сало какое в Москве такое не сыщешь, розовое, мясное, с «любовиночкой»