У тебя-то как дела? Александр тоже не знал, о чем говорить, и следовал вежливому протоколу.
Кручусь. Техникой всякой занимаюсь
Это могло означать что угодно: от управления техническим обеспечением условного «газпрома» до должности продавца-консультанта в салоне сотовой связи.
На жизнь-то хватает? Саше, честно говоря, было почти наплевать: по столу судя, не голодают, из окон не свищет, полы не проваливаются. Но для поддержания вежливой беседы сойдет.
Да вроде не жалуемся Иван как-то замялся. Ты прости Сам знаешь, кризис везде. Так что пойми, сам ремень потуже затягиваю.
Бросив взгляд на не то чтоб внушительное, но заметное брюшко над упомянутым ремнем, Александр постарался не хмыкнуть. Наоборот, улыбнулся вполне по-доброму:
Не-не, у меня все норм. Не поверишь, но доволен. Как подумаю, что пришлось бы голову ломать, как работников своих обеспечить, ну его в пень! Сам за себя оно спокойнее.
И жениться еще раз не думаешь?
Дай после Киры отдохнуть! засмеялся Александр, впервые произнеся имя бывшей жены без малейшего трепета. Надо же, нигде ничего не кольнуло.
Вот и правильно! радостно подхватил Иван. Да и поздно нам уже резвиться-то, а? Мой-то уже сам скоро за девками бегать начнет.
Ой, спохватился Александр. Я ж ему он полез в пакет и торжественно водрузил на стол яркую коробку.
Спасибо, кивнул лучший друг и заорал: Вадька! Вадим!.. Да вылези из берлоги своей!
На пороге комнаты появился щуплый нескладный парнишка. Явно стесняясь незнакомого гостя, он глядел в пол, переминаясь с ноги на ногу.
Вот! гордо махнул на него Иван. Наследничек! Вадим!
Здравствуй, Вадим! улыбнулся Александр. Совсем большой уже. Боюсь, не прогадал ли я с подарком, он протянул мальчишке коробку.
Спасибо, вежливо кивнул тот.
Чем увлекаешься-то? Александр продолжал отрабатывать протокол «в гостях у старого приятеля»: положено проявлять неравнодушие к чужим детям, значит, проявим.
Историей, буркнул парень и почему-то покраснел.
История большая. Каким периодом?
Древностями. Ну когда люди среди дикой природы выживали. Ну и вообще Знаете, был такой пират Генри Морган? Он сперва просто разбойник был, а потом губернатором его сделали, а один писатель про него книжку написал. Ну не совсем про него, но там в предисловии написано, что основным про-то-ти-пом, он выговорил трудное слово по слогам, был Генри Морган. «Одиссея капитана Блада» называется.
Отличная книжка! обрадовался вдруг Александр. Я когда-то под одеялом читал, с фонариком, мне ее на одну ночь дали, потом дед в букинистическом мне в подарок купил. Хочешь, подарю?
Я в библиотеке взял, Вадим почему-то посмурнел. У нас хорошая библиотека.
Иди, читатель, про уроки не забудь, Иван подтолкнул сына к выходу и, повернувшись к приятелю, покачал головой. Помнишь нашу библиотеку? Ну, в крайнем подъезде твоего дома?
Да так, более-менее, кивнул Александр. Признаваться, что после школы ни разу туда не заглядывал, не хотелось, да и зачем? Машину с другой стороны ставил, так что даже мимо не ходил. И не вспоминал, что с той стороны дома библиотека.
Он туда как на работу шастает.
Может, влюбился? Помнишь, Юрка в новую географичку втрескался? А твой в библиотекаршу.
Лишь бы не в Эльвиру Валерьевну! гулко захохотал лучший друг, на миг превратившись из огрузневшего мужика средних лет в того мальчишку, с которым Александр кидал водяные бомбочки с верхнего этажа и ох, чего они только тогда не творили.
И Эльвиру Валерьевну вспомнил вдруг. Она возвышалась за своей стойкой, как танкист из люка. И не просто танкист, а танковый генерал! Ее боялись самые отпетые, Александру даже, уже после школы, кошмары снились: забыл сдать книги, Эльвира Валерьевна требует, а он их найти не может. Ужас!
Часы тоже показывали какой-то ужас. Как он не заметил? Впрочем, раз они коньяк усидеть успели, значит, впрямь времени изрядно прошло.
Засиделся я, улыбнулся он. Пора.
Ты заходи еще, Иван, подмигнув и опять превратившись на миг в Джонни, нырнул к нижнему отделению шкафа, выудил оттуда плоскую «фляжку», торопливо разлил. Давай на ход ноги, пока он опасливо обернулся, но Татьяны в дверях не было.
Бедный Джонни, сочувственно качал головой Александр, спускаясь по лестнице, отыскивая в темноте отпирающую подъездную дверь кнопку, останавливаясь на крыльце. Бедный Джонни. И вроде все ж у мужика хорошо. А он фанфурики от жены ныкает. И не потому что алкоголик, а потому что она ему на плешь капает: ты что, алкоголиком стать хочешь? Хорошо, что Кира сбежала, а то так же капала бы. Кстати, плешь-то у Ваньки уже имеется. Вот Александру с генетикой повезло, шевелюра как в молодости. А то, что седина на висках мелькает сколько ее там? С его мастью и незаметно. Да и было бы заметно подумаешь! Типа снежком присыпало.
Надоело уже, к слову: вечером снег, красиво даже, а поутру слякотная слякоть. Может, этот, сегодняшний, уже останется?
Глава 4
Может, этот снег уже останется? Не умрет? Даже когда весь ноябрь черный и слякотный, не так тяжело. А если посыплет, укроет, обнадежит и назавтра опять темнота и грязь? Так еще хуже. Может, этот уже удержится? Так красиво Как в «Зиме» Вивальди. Стоишь, а сверху белые хлопья сыплются. А тебе совсем, совсем не холодно!
Пять лет назад
Телевизионщики наверняка приглашенные владельцем автосалона не опускали камер. Для рекламного ролика (и тем паче для новостей) и пяти минут довольно, но какой оператор откажется от красивой картинки? Мало ли где и когда пригодится. Олеся наблюдала из-под полуопущенных ресниц со стороны, должно быть, это казалось полным погружением в музыку. Хотя «Зиму» из «Времен года» Вивальди она сыграла бы даже во сне. Пальцы сами бегут, захочешь не собьешься. Как говаривала знакомая девочка с филфака: корову с мягким знаком написать да я столько не выпью!
Не нужно думать ни о чем ни об аппликатуре, ни об акцентах, все настолько выучено, прожито, пережито (да и пьеса-то, как ни крути, несложная), что именно задумаешься собьешься. Как сороконожка с ее «какая нога следующая». Автоматизм вовсе не помеха вдохновению. Когда можно уже не думать, а лишь чувствовать, лишь плыть и лететь по этим волнам. Музыка возникает словно бы сама собой. Смычок летает и словно повинуясь его взмахам, с высоких перекрытий, кружась, падает «снег» (совсем как настоящий). И легкие белые их платья (Карина придумала), расшитые серебром и совсем чуть-чуть жемчугом, тоже летят, взвиваются (не так высоко, как на знаменитом фото Мэрилин Монро, у них-то платья в пол, но так даже красивее), словно кружатся две девушки вместе со снегом. Это владелец салона (как же его зовут-то? договаривается всегда Карина, а у Олеси череда заказчиков сливается в одну сплошную массу) предложил поставить сбоку от скрипачек тепловую пушку, все-таки в заставленном сверкающими машинами гигантском «ангаре» было не то чтобы холодно, но и не жарко, а платья тонюсенькие. Получилось не только практично, но и красиво. Для открытия «предрождественской» распродажи самое то. И нужды нет, что до Рождества еще далековато. Бизнес дело такое, кто первый встал, того и тапки, вот владелец и подсуетился. Очень красиво получилось: спящие покуда железные «звери» (стоимостью в годовой бюджет какого-нибудь Люксембурга), сияющие разноцветным лаком, вьющийся над ними снег и две тоненькие девушки: беленькая и темненькая, но прически одинаковые, и диадемы над нежными высокими лбами тоже.
Последние взмахи смычков
Короткий наклон головы царственный и строгий. Никаких «сценических» поклонов. Они феи, слетевшие в это чудесное место, какие там поклоны, что вы! И раз владелец сумел договориться с этими небесными созданиями значит, он крут, значит, покупать здесь машину это круто, модно и так далее. Невербальная агитация. Каринка очень здорово все эти штуки понимает. Не только заказчиков находить умеет. Записная книжка уже распухла от номеров (телефонная память дело хорошее, а если вдруг с аппаратом что-то случится? то-то же, предусмотрительность наше все). Олеся вот совсем не предусмотрительная. Карина не сердится, даже смеется: кому-то практичность, кому-то музыкальный гений, в одной голове они не уживутся. Она и в самом деле называет Олесю гением. Преувеличивает, да и ее замашки на посоперничать когда-нибудь с Ванессой Мэй вряд ли оправдаются. Но приятно. Даже, может, приятнее, чем шуршащие конвертики после выступлений.
Не пугайтесь.
Она и не испугалась вовсе! А вздрогнула просто от неожиданности в этом коридорчике, почти под дверью импровизированной гримерки (комната отдыха возле кабинета владельца салона) никого быть не должно. И тут вдруг откуда ни возьмись эдакая фигура на пути. И охрана как-то пропустила ведь?
Фигура, впрочем, очень даже ничего. Высокий, сухощавый, узкое лицо с резкими скулами, глаза под немного нависшими бровями кажутся совсем темными, на чеканном подбородке неожиданная ямочка. Не модельный красавчик, но в чем-то даже лучше. Порода. Эдакий граф де Пейрак только без уродующего шрама. Или этот, как его, мистер Рочестер. И запястья аристократически узкие на левом видны какие-то немыслимые часы. Карина учила разбираться в статусных шмотках, но Олеся даже названий толком запомнить не умела, не то что отличать «Патек» от «Омеги» или как их там? Вот голос оценить это она могла. Глубокий баритон с таким количеством обертонов, что даже негромкий, почти на уровне шепота, он пробирал до мурашек.
Не пугайтесь, повторил незнакомец. Вы прекрасны. Впервые в жизни встречаю живое воплощение пушкинского «гений чистой красоты».
В другой момент Олеся, быть может, возразила бы, что Анна Керн была скорее шатенкой, нежели блондинкой, но сейчас? Когда голос заставляет слабеть, а взгляд ласкает, поднимает, повелевает Ох.
Я Герман, так же негромко и так же проникновенно представился незнакомец (ах, вот откуда пушкинские мотивы!), подчеркнув имя отточенным кивком и взяв ее за руку.
Холодная, наверное, подумала вдруг Олеся, всегда после выступлений пальцы как лед. Губы, на мгновение коснувшиеся ее запястья, обожгли, показавшись огненными. Пушкин, говорите? Они сошлись, волна и камень, стихи и проза, лед и пламень Сглотнув, она сумела-таки вымолвить:
Олеся.
Я знаю, Герман улыбнулся. Стас мой друг. Он говорил, что рождественскую распродажу в его салоне будут открывать две прекрасные скрипачки, но я и подумать не мог насколько. Стас всегда преувеличивает безбожно, сами понимаете: не обманешь не продашь.
Олеся засмеялась, вспомнив детский мультик:
Зачем я, буренка, тебя продаю? Сам наговорил, сам поверил?
Вы еще и умны. И пальцы у вас удивительно красивые. Сразу видно, что вы творите музыку.
Комплимент, если подумать, был так себе. Во-первых, длинные пальцы чистая генетика. У самого Германа тоже такие, и что, значит, он музыкант непременно? Во-вторых, у скрипачей кончики пальцев левой руки как бы расплющенные и довольно жесткие мозоли, что вы хотите при многолетней, ежедневной многочасовой борьбе со струнами. Но ведь красота в глазах смотрящего, правда? И сказать Герман хотел приятное, а не наоборот.
Музыка не в пальцах, она в голове и, наверное, в сердце, Олеся чувствовала, что выразилась чересчур пафосно, но точные формулировки никогда-то ей не давались. Ее дело чистые звуки.
Вы правы, а я поторопился.
Герман вновь улыбнулся, и Олеся вдруг почувствовала себя необыкновенно красивой гораздо красивее, чем в «ангаре» под искусственным снегом и искусственным ветром, и удивительно легкой. Такой, какой бывала, лишь когда летела на волнах очередной мелодии.
Леська, ты выглянувшая из «гримерки» Карина осеклась.
Герман повернулся к ней, продолжая улыбаться:
А вы, как я понимаю, Карина? Стас говорил.
Карина, подтвердила та, глядя все еще настороженно, но уже с ноткой почти восхищения. Она-то небось и часы, и костюм, и стрижку (явно не из микрорайонской парикмахерской) уже «срисовала».
Могу я попросить вас разделить со мной скромный холостяцкий ужин?
Меня? Холостяцкий? глаза Карины сузились, голос заледенел.
Вас обеих, разумеется. Холостяцкий потому что только холостяки ужинают в ресторане. Увы, он сокрушенно развел руками.
Неизвестно, собиралась ли Карина бросить в ответ что-нибудь едкое насчет «кто девушку ужинает». В любом случае не успела.
Герман! Хозяин салона лучился такой улыбкой, что ее хватило бы на освещение того самого «ангара» с автомобилями. Впрочем, от приятеля он тут же отвернулся: Кариночка! Я вас не обидел?
Что вы, Станислав Сергеевич, все в порядке, Карина улыбалась не менее лучезарно, значит, суммы в конвертиках были вполне приятными.
И я могу надеяться на продолжение нашего сотрудничества? Скажем, под Пасху?
Звоните, царственно кивнула Карина.
Герман, ты чтоб моих музыкантш не обижал! Он погрозил приятелю пальцем.
Как можно, Стасик! Я всего лишь хотел угостить девушек ужином. У тебя тут как-то
Да уж. Буфет есть, но Как-то я не озаботился, винюсь. Хотя можно заказать, привезут
Но это совсем не то, все так же улыбаясь, перебил Герман. И если ты так беспокоишься за безопасность девушек, можешь составить нам компанию.
Э-эх! вздыхал Стас очень искренне. Я-то с превеликим бы удовольствием, да куда мне сейчас! Пока народ тепленький, самое время их немножечко растрясти, а?
Ну тряси, тряси. Карина, Олеся? Так как насчет поужинать?
Девушки переглянулись. И после секундного размышления Карина кивнула.
Олеся и опомниться не успела, как оказалась в сказке? Спасибо еще Карине, приходилось уже бывать во всяких дорогих и пафосных местах, но одно дело для работы, совсем другое в качестве гостьи. Ее пригласили она будет получать удовольствие. Хотя бы сегодня. И нет, она не станет пялиться на окружающую роскошь, как будто Манька из каких-нибудь Гнилых Косушек. Хотя роскоши было, пожалуй, слишком много. Расписные потолки, украшенные позолоченной лепниной, гигантские зеркала и гобеленовые медальоны в простенках между колонн, переливчатый мрамор и сияющий паркет, благородная темная зелень диковинных растений и сверкающая бронза дверных ручек и настенных светильников. Официанты в черных фрачных парах скользили вокруг, как ожившие ноты. Их же внезапный знакомец был тут, похоже, завсегдатаем официант называл его Германом Владимировичем.
Даже Карина, в машине пытавшаяся доставать Олесю вопросами, притихла, только шепнула: «Не упусти!» Олеся отмахнулась. Принцы не для Золушек, но можно хоть один-то вечер о законах жизни не думать? Просто наслаждаться моментом. Здесь был другой мир. Здесь никто не задумывался о выборе между новой книжкой и батоном колбасы, не вспоминал о коммунальных платежах, здесь все улыбались, целовали друг друга в щечки, небрежно усаживались, бросая официанту «мне как обычно». Здесь все было легко, пахло ванилью и еще чем-то острым, свежим, непередаваемо притягательным. Кружилась голова, а тело казалось невесомым, как пузырьки шампанского в узком, неправдоподобно изящном бокале
Как это она ухитрилась возле собственной двери оказаться? Да еще и за хлебом зашла, вот пакет в руке совсем удивительно. Так, не ровен час, на автопилоте окажешься в какой-нибудь Неверландии. Хотя там, наверное, хорошо
Но за дверью, разумеется, никакой Неверландии не оказалось. Может, потому что она не фея?
Ты сегодня прямо фея! Улыбающаяся бабушка встречала, как обычно, в прихожей. День хорошо прошел?
Увиденное в зеркале Олесе неожиданно понравилось: холод разрумянил всегда бледные щеки, капельки от растаявшего снега блестели на волосах драгоценными алмазиками, ресницы от влаги стали совсем темными, и глаза сияли из-под них так ясно, так красиво Пуховик, правда, лучше бы поярче, но черный практичнее.
День? Да, славно. Вчерашние поступления в базу вводила, потом студия «Алые паруса». Нам все директивы какие-то спускают, а я ребятам вслух читаю и ведь приходят! Значит, интересно им! Но такие смешные! Сегодня «Капитана Блада» читали, ну и давай про пиратов спорить. Я им про Генри Моргана, а они про каких-то корейских пиратов, китов-призраков и еще каких-то чудовищах, о которых я вообще впервые слышала! Надо как-то следить