Колокольня была последним сооружением, что осталось от старой, разрушенной в советское время, церквушки. Одинокая башня посреди развалин, зачем её только оставили? Обломки камней так и лежали вокруг колокольни, уже чёрт знает сколько времени. Посреди всего этого строительного мусора возвышался здоровенный деревянный крест.
В первую же ночь своего пребывания в лагере, мы посетили это интересное место и изучили руины вдоль и поперёк. Внутри колокольни было пусто, лишь полуобвалившаяся лестница вдоль круглых стен и узкая площадка наверху. Там когда-то висел колокол и его, конечно, сняли в первую очередь.
Во имя революции! громко провозгласил тогда Чудо-тварь, глядя на Красного, и громко заржал.
В тот же день мы решили, что колокольня станет нашей базой и взяв по куску кирпича, наскоблили свои имена на внутренней стене башни.
Как и в первый раз, сейчас от лагеря до развалин мы дошли минут за двадцать. Мы двигались очень быстро, стараясь не обращать внимания на шорохи в траве. Перемахнув через забор, мы двинулись вслед за Делюгой, который освещал путь карманным фонариком.
Я спрятал пивас там, шёпотом сказал он.
И когда ты успел его спрятать? так же шёпотом спросил я и украдкой покосился в сторону Бога.
Сразу после полдника, буфетчица подогнала. Тебе же Красный сказал.
Он мне вообще-то ничего толком не сказал, проворчал я.
Харе шептать, пацаны, сказал Толстый. И так жутковато.
Что жутковато? спросил Чудо-тварь. Тебе страшно, Суфле?
Не называй меня так, гнида!
Хватит, парни, давайте дойдём спокойно, не хватало ещё на местных нарваться, сказал Самсон.
После этого все замолчали и остаток пути мы шли в тишине.
Я чувствовал вину за то, что делаю: иду развлекаться на святое место бывшего храма Божьего, да ещё и пиво там пить. Не зная насколько подобное плохо, пока мы шли, я раз десять посмотрел в сторону Бога. Хорошо, что выбранное мною направление совпадало сейчас с нашим путём, иначе бы пацаны точно заметили эту мою странность, и пришлось бы снова врать насчёт того, что я делаю упражнение для зрения.
Вскоре мы дошли до колокольни и осторожно ступили на свалку битого кирпича. Я почтительно покосился на внушительный деревянный крест, отдавая дань этому старому Божьему порталу. Разумеется, главным местом для моей связи с Господом всегда оставалась церковь у моего дома, но я никогда не позволял себе пренебрежения и в отношении других порталов.
Делюга юркнул внутрь башенки и через мгновенье вернулся с пятилитровой баклажкой пива.
Вот, пацаны, торжественно объявил он. Приступим!
А похрустеть есть чё? спросил Толстый.
Ха-ха, тебе лишь бы хрустеть, сказал Чудо-тварь. Хру-хру.
Завали е!
Есть, сказал Самсон и вынул из рюкзака три пачки сухариков.
Ништяк! Где взял? обрадовался Рукомойников.
Ангелина угостила.
Я вновь ощутил укол ревности.
Пацаны, а у меня ещё сиги имеются, подал голос Красный.
Курить никто из нас ещё не пробовал. Воцарилось смущённое молчание.
Ну а чё, можно и покурить, заявил Чехов.
А как же тренировки, боевая подготовка? возразил Толстый.
А что подготовка? Маратыч курит? курит. И хочешь сказать, что военные не курят? Да почти все!
Чудо-тварь явно намеревался развивать тему дальше, но я вдруг, сам не зная зачем, подошёл к Красному, взял у него пачку и достал сигарету.
Спички?
Прокопенко вытащил зажигалку и дал мне прикурить. Все смотрели на меня как на первопроходца, вышедшего на тонкий лёд. Я затянулся, набрав полный рот дыма, и тут же истошно закашлялся. Чудо-тварь заржал и тоже взял сигарету.
В ту ночь все, кроме Самсона, выкурили по своей первой сигарете.
Пацаны, я не буду курить, спокойно сказал он.
А чё ты?
Да ничего, не хочу и всё, отрезал Штерн.
Он достал из рюкзака пластмассовые стаканы.
Только три есть, поэтому по очереди будем пить.
Делюга свинтил крышку с пивной баклажки, послышалось шипение, из горлышка пошла пена. Астахов быстро завинтил крышку обратно, но не до конца, а так, чтобы постепенно выходил газ. В отличие от курения, пиво мы уже пробовали, поэтому каждый из нас знал как его открывать, чтобы не проливалось и как наливать в стаканы, чтобы не было пены: надо наклонить стакан так, чтобы он был почти в горизонтальном положении и медленно наполнять его пивом, как будто ручеёк течёт. Ни брызг, ни бульканья, ни пены. Делюга справлялся с задачей лучше всех.
Ты где сигареты взял? спросил Толстый у Красного, когда все выпили по первому стакану.
Да у деда из блока вытащил перед отъездом.
А что только сейчас показал?
Красный задумался.
Да не знаю, как-то не представлялось случая. Я как в сумке их спрятал, так и не думал про них. А сейчас как пошли, вспомнил, да и взял с собой.
Понятно, ну дай мне ещё одну, попросил Толстый.
Кроме него вторую сигарету больше никто курить не стал.
Мы выпили ещё по стакану пива, и я почувствовал как в голове растекается приятная нега. Сидя по-турецки на битом кирпиче, мы обсуждали перспективы на будущее. Каждый из нас собирался идти в военное училище, к чему нас готовил наш наставник, Антон Маратович.
Обстановка складывалась душевная, в состоянии опьянения все проблемы минувшего дня казались не существенными. Я больше не обижался и даже уже не помнил на что злился несколько часов назад. Я думал об Ангелине, но сейчас мои мысли были более прозаическими и все любовные планы на светлое будущее ограничивались одной лишь темой е Я даже перестал ревновать её к Самсону. В конце концов, в этом есть даже какая-то прелесть присунуть девушке своего друга. А потом я расскажу ему об этом и объясню, что сделал это ради него, потому что такая шлюха как Ангелина Шубина не достойна быть невестой такого как Самсон Штерн.
Я ощутил эрекцию и, слушая вполуха болтовню пацанов о военном училище, украдкой покосился в сторону Бога. Я вложил в свой взгляд всю глубину раскаянья и извинялся за то, о чём сейчас думал и за то, что делал. Я знаю: Господь меня прощает, но в то же время я должен показать Ему, что готов понести наказание в любое время.
Решив, что одного раза мало, я посмотрел ещё дважды в сторону Бога и услышал голос Чудо-твари:
Ты куда это смотришь постоянно, Смык?
Вот блин! Опьянел и забыл про осторожность! Теперь придётся снова врать!
Я же говорил уже в прошлом году, уклончиво ответил я.
Что ты говорил? Не помню? не унимался Чехов.
Я помню, сказал Красный. Что для зрения упражнение делает.
И что, в темноте его тоже надо делать? сощурился Чехов.
Я хотел было уже объяснить, что в темноте то как раз и лучше всего, потому что глазная мышца больше напрягается, но тут Делюга сказал, что пиво кончилось и заняться больше нечем, а так уже, в общем, спать охота, и не пойти ли нам по койкам? Самсон его поддержал, а Чудо-тварь, начав спорить о том, что он спать не хочет, сам же и избавил меня от созданного им неприятного разговора.
К слову сказать, Коля Чехов вообще был довольно паскудный уродец, всегда искал о чём бы поспорить, с кем бы обострить, кому бы своё говняное мнение навязать. Мудак, в общем, и даже сейчас будучи пьяным и добрым, я был согласен с этими своими выводами: Чудо-тварь на самом деле не Чудо-творение Божье, а тварь из тех, что отравляют жизнь нормальным людям. Это точно он убил пацана из старших классов, я теперь был в этом уверен. Мудаковатый Коля Чехов Чудо-тварь, мразь ты паршивая, думал я, слушая, как он спорит с Самсоном и Делюгой о том, что не хочет возвращаться в корпус.
Ладно, Чет, сказал, наконец, Самсон. Твоя взяла, оставайся здесь. Короче, пацаны, мы с Пашком идём спать, а вы сами смотрите: хотите оставайтесь с Чудом.
Но Чехова такое решение не устроило:
Это почему это вы уходите? Мы пришли вместе значит должны вместе и вернуться. Что за кидалово, Самсончик?
Он вложил в это «Самсончик» максимальное количество яда, вероятно рассчитывая спровоцировать Штерна на грубость. Конечно, схватись они в рукопашную, Чудо-тварь размазал бы Самсона по земле, да ещё и обоссал бы сверху. Но не таков был хитрый Штерн, чтобы ввязываться в драку, исход который был для него заведомо проигрышным.
Слушай, Чет, сказал он, я не знаю что на тебя нашло вдруг, ты ведь понимаешь, что я тебя уважаю, так же как и все мы. Ты сильный и самый старший из нас, зачем бы мне было устраивать сейчас, как ты сказал, «кидалово»?
Ожидая эскалации конфликта, Чудо-тварь получил вместо этого изысканный комплимент. Его тупая рожа стала похожа на глиняное изделие в руках умелого скульптора. Раскрыв рот, он тупо смотрел на Самсона, не зная, что сказать. Вся его агрессия сразу куда-то испарилась.
Штерн продолжал:
Дело не в том, что мы хотели бросить тебя и тех, кто решил с тобой остаться.
Интересно, кто это решил остаться с Чудо-тварью? Ещё один ловкий ход, чтобы как бы показать, что авторитет Чехов имеет здесь не меньший, чем он, Штерн. Хотя, видит Бог, этим даже и не пахло.
Лично я, действительно очень хочу спать, говорил Самсон. Парни, кто хотел уйти со мной, думаю тоже. Вот и всё, Коля, но если ты настаиваешь, мы конечно готовы остаться и потерпеть.
Да ладно, сказал, наконец, Чехов. Я не настаиваю, непонятка произошла какая-то, хрен с ней.
Через полчаса мы тихо влезли в окно, и улеглись по своим койкам. Пацаны мгновенно уснули, что подтверждалось их мерным дыханием и свистящим храпом. А я не спал. Меня раздражал этот храп, и мешал уснуть неуёмный поток мыслей. Я лежал, думал и время от времени повторял про себя «спаси и сохрани» а после, вывернув голову, смотрел в сторону Бога.
Потом я отвлёкся и подумал о Самсоне. Какой же он всё-таки умный! И где он только научился так управляться с бешеными кретинами вроде Чехова? Не зря он был нашим лидером. Я вспомнил об Ангелине и о том с каким восхищением она смотрела на Самсона в кинотеатре. Я вспомнил, как они танцевали под «Скорпионс» и как я отчаянно ревновал. Я ревновал и сейчас, но теперь я понял, что против Штерна у меня нет ни единого шанса.
Ни единого.
***
Каждые выходные в лагере было время гостей. Ко всем нам приезжали родители, или родственники. По молчаливой договорённости, мы старались освобождать комнату, когда к кому-то из нас приезжали, чтобы не смущать друг друга своим присутствием и спокойно воспринимать назойливые родительские реплики по части воспитания и нежности.
Иногда бывало, что родители приезжали одновременно, и тогда можно было предложить кому-то из них пойти погулять по территории. Благо в нашем лагере был чистый деревенский воздух, которого так сильно не хватает в загаженном выхлопными газами городе.
Утром, в воскресенье приехал отец Самсона. Он был словно старшей копией своего сына, с такими же мудрыми глазами и круглым лбом, с такой же причёской и такого же роста. Наверное, всё же, Самсон будет выше него, когда вырастит окончательно, но в целом сходство было невероятное.
Здравствуйте, ребята, поприветствовал нас отец Самсона. Нет-нет, не надо никуда уходить, вы нам не мешаете.
Но мы всё равно вышли, потому что, если честно, каждый из нас почему-то боялся отца Самсона. Он был каким-то загадочно угрожающим. Взять хотя бы его машину. Здоровая, чёрная, полностью тонированная и марку определить невозможно, потому что все значки сняты, а кузов явно переделан. Вдобавок он ездил с водителем, чего уж точно ни один из других отцов нашей банды позволить себе не мог.
Однажды мы спросили Самсона, кем работает его отец, на что он кратко ответил: «частный предприниматель». Что это за должность, я толком тогда не понимал, но то, что это очень круто стало очевидным для всех нас.
К Красному родители приезжали редко, потому что всегда были заняты на работе, но их отсутствие с лихвой компенсировал дед. Это был старик-кремень, он всегда нам что-то увлечённо рассказывал и при любом удобном случае пытался впаривать всякую социалистическую чушь. Но даже это он делал забавно, и нам было интересно. Он был единственным, кого никто не стеснялся, и если бы сейчас в комнату вошёл не отец Штерна, а дед Витька Прокопенко никто бы выходить на улицу не стал.
Ко всем остальным, в том числе и ко мне, мама и папа приезжали всегда вдвоём, или с теми, кто заменял кого-то из недостающих. Я имею в виду, что у половины из нас родители развелись, поэтому настоящим отцом, или матерью мог быть только один человек. А второй, или вторая были кем-то вроде «временно исполняющего обязанности», так как не проходило и пары лет, как этот временный, или временная сменялись новыми.
Я, к счастью, подобной участи избежал, поскольку мои отец с матерью хранили верность павшей советской дисциплине. Они не разводились и, по-моему, никогда не рассматривали такую возможность даже в моменты сильных ссор. И как показывали мои юношеские наблюдения они поступали правильно. Ибо, Бог свидетель, все эти, вечно мечущиеся от одного человека к другому, взрослые, так никогда и не устраивают свою семейную жизнь в нормальном виде. Потому, вероятно, что предпочитают всегда искать изъяны в ком угодно, только не в самих себе.
В эти выходные мои родители приехали вместе с дедом Красного. Не у всех семей нашей банды были автомобили, и мои отец с матерью как раз принадлежали к числу тех, у кого машины не было. Они обычно приезжали ко мне или с кем-то из других родителей, или на автобусе. Мне, честно сказать, больше нравилось, когда они приезжали с кем-то, потому что автобус ходил редко и пока они ждали обратного рейса, мне приходилось проводить всё это время с ними, что сильно надоедало.
Мой отец работал завхозом в техникуме, который позднее передали в колледж. Мать была рядовым бухгалтером на птицефабрике, тоже, в общем, не ахти какая должность. Мы жили не то чтобы бедно, еда дома всегда была и деньги карманные мне перепадали не меньше чем у других, но машины не было, нет. И мой папа всегда донашивал одежду до рванины, а мама каждые выходные что-то штопала, чтобы до последнего не тратиться на новое.
В целом так жили во времена моей юности большинство людей, так что я не считал нашу семью бедной. Конечно, до тех пор, пока не начинал сравнивать её с семьёй Самсона Штерна.
В воскресенье вечером мы вышли с Красным за ворота и усевшись на тёплый бетонный блок, стали ждать своих.
Дед говорил, приедут в шесть, сказал Прокопенко.
Я молча кивнул и мельком посмотрел в сторону Бога.
Вскоре послышался глухой звук работающего двигателя, и из-за поворота выехал старый жигуль. Я невольно улыбнулся, радуясь встрече с родителями и тому факту, что они подружились с дедом Красного.
Машина остановилась возле ворот. С переднего пассажирского места вылез мой отец, а с заднего мать. Они остановились у открытых дверей, вытаскивая сумки. Мы с Витьком подошли.
Привет, сказал я и, обращаясь к деду Красного, добавил, здрасте, Илья Владимирович.
Мама сразу обняла меня, отец похлопал по плечу.
О! вышел вперёд дед Прокопенко. Здорово, хлопцы! Ну, взяли сумки, пошли в хату.
Я хохотнул, услышав фирменный базар Ильи Владимировича. «Меня зовут как Ленина, только наоборот», сказал он нам, когда мы впервые узнали его лично. Витёк пояснил потом, что знакомясь, он говорит так всем.
Мы взяли сумки с гостинцами и зашагали рядом с родителями. Мама ласково потрепала меня по голове.
Как дела? спросила она.
Нормально, ответил я.
Илья Владимирович воодушевлённо говорил, обращаясь к моему отцу, вероятно, продолжая, начатую в машине, тему:
Вот скажи мне, кто бы мог себе такое представить при товарище Сталине? Что слово «вор» перестанет иметь унизительно-изобличающий смысл, а станет чем-то уважительным. Боевая машина вора! Ха! Слышал? Это про марку БМВ так говорить стали!