На странице со сведениями об авторских правах Лавкрафт указывает: «По мотивам Одиссеи в переводе Поупа, Мифологии Булфинча и Книг на полчаса от Харперс». Затем он любезно добавляет: «Первым эту поэму написал Гомер». В серию «Книги на полчаса» от издательства «Харперс» входили небольшие сборники очерков, стихов, пьес и других произведений малого объема, каждый из которых можно было прочитать за полчаса. Такие книги продавали по двадцать пять центов. Впрочем, ни «Одиссея», ни другие произведения Гомера в данной серии не издавались, поэтому могу предположить, что речь идет об «Основах греческой литературы» Юджина Лоуренса (1879), где, возможно, кратко пересказывался и сюжет «Одиссеи». В «Исповеди неверующего» Лавкрафт говорит, что это была «тоненькая книжка из личной библиотеки моей старшей тетушки» (Лиллиан Д. Филлипс). Если к семи годам Лавкрафт и правда уже целиком прочитал «Одиссею» в переводе Поупа, то это поразительно (правда, неизвестно, упоминал ли он Поупа как первоисточник в «первом издании» своей поэмы), но если прочитать творение Лавкрафта, состоящее из восьмидесяти восьми строк, сразу станет ясно, что ни его стихотворный размер, ни сюжет на переводе Поупа (объемом в четырнадцать тысяч строк) не основаны. Вот так начинается поэма Лавкрафта:
На Поупа это вовсе не похоже, но напоминает что-то другое.
А вот и наш давний друг, старый мореход из поэмы Кольриджа. Лавкрафт даже переплюнул оригинал и добавил в написанный пятистопным ямбом стих серединную рифму (тогда как Кольридж местами вольничает и пропускает ее или же вставляет через раз). Также Лавкрафт, в отличие от Кольриджа, не разделяет свою поэму на строфы. Хотя писатель на удивление часто упоминает «Поэму об Улиссе» в своих очерках и письмах, он ни разу не говорит, что подражал стихотворному размеру Кольриджа. В 1926 г. Лавкрафт отмечал: «Я знал наизусть так много стихов, что прекрасно понимал, насколько плохи были вирши, написанные мной в возрасте шести лет», после чего он добавляет, что улучшить навыки стихосложения ему помогла книга Абнера Олдена «Читатель» (1797). Лавкрафт изучал третье издание данного труда (1808) и позже заявил: «Как раз нечто подобное я и искал, поэтому набросился на книгу практически с диким неистовством»[168]. Примерно через месяц после этого он сочинил «Поэму об Улиссе».
Эта его работа примечательна, по меньшей мере, своей лаконичностью, ведь Лавкрафт в восьмидесяти восьми строках сумел пересказать «Одиссею» Гомера объемом в двенадцать тысяч строк. Даже пересказ Булфинча в прозе занимает тридцать страниц (в издании «Modern Library»). Лавкрафт сократил поэму, ловко опустив несущественные элементы сюжета, а именно первые четыре песни (посвященные Телемаху) и, как ни странно, одиннадцатую песнь о путешествии в мир мертвых. Что важнее всего, он пересказал историю в хронологическом порядке, начиная с отплытия Одиссея из Трои до его возвращения на Итаку, тогда как в оригинальной поэме Гомера события изложены довольно запутанно. Много лет спустя данное различие между последовательностью событий и последовательностью повествования станет основой произведений Лавкрафта, и остается лишь поражаться тому, в каком раннем возрасте он освоил этот прием. Даже если он стащил сию уловку из «Книг на полчаса», пользоваться ею Лавкрафт научился мастерски.
Читать «Поэму об Улиссе» одно удовольствие, несмотря на встречающиеся кое-где грамматические ошибки, а также использование псевдоархаизмов и неполных или неточных рифм. Вот отрывок, рассказывающий о победе Одиссея над циклопами:
А вот о том, как Одиссея разгневала Цирцея, превратившая его спутников в свиней:
Если Лавкрафт видел серединную рифму в строке «Hell neer roam far from Ithaca» («Он никогда не уйдет далеко от Итаки»), то мы можем представить, каким было его новоанглийское произношение.
Пожалуй, наибольший интерес в «Поэме об Улиссе» представляет собой приложенный к ней перечень «Классики Провиденса» от «Провиденс пресс». Вот этот список:
МИФОЛОГИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ 25 ц.
ОДИССЕЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ В СТИХАХ 5 ц.
ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИЙ МИФ
ДЛЯ САМЫХ МАЛЕНЬКИХ 5 ц.
ГОТОВЯТСЯ К ИЗДАНИЮ
ИЛИАДА ДЛЯ ДЕТЕЙ В СТИХАХ 5 ц.
ЭНЕИДА 5 ц.
МЕТАМОРФОЗЫ ОВИДА 25 ц.
Получается, на тот момент «Мифология для детей» и «Древнеегипетский миф» уже были написаны, однако, насколько известно, эти произведения не сохранились. Более содержательный перечень можно найти в конце «Маленьких стихотворений, том II» (1902), где упоминаются все три работы из раздела «Готовятся к изданию». Первые две из них, изложенные, скорее всего, по Булфинчу, утрачены. К тому же не стоит забывать, что Лавкрафт мог прочитать «Илиаду» в переводе Поупа и «Энеиду» в переводе Драйдена. О «Метаморфозах» Овидия мы поговорим чуть позже.
Судя по стоимости в 25 центов, «Мифология для детей» была произведением объемным. Это первое сочинение Лавкрафта в прозе, представляющее из себя пересказ Булфинча. В тридцать четвертой главе «Века сказаний» кратко упоминаются некоторые египетские мифы, а больше всего внимания уделено мифу об Изиде и Осирисе, поэтому смею предположить, что именно он и стал источником «Древнеегипетского мифа». Видимо, произведение было очень коротким, раз Лавкрафт оценил его в 5 центов. В перечне 1902 г. указывается некое произведение под заголовком «Египетские мифы» стоимостью в 25 центов возможно, Лавкрафт дополнил свою первоначальную работу.
Подготовка «Поэмы об Улиссе» к «изданию» потребовала немало труда, в том числе создание иллюстраций, оформление титульной страницы и сведений об авторском праве, составление перечня работ и назначение цен. Все это говорит о том, что уже в возрасте семи лет Лавкрафт намеревался стать писателем. В постскриптуме, следовавшем за предисловием, указано: «Качество будущих работ улучшится, как только автор получит больше опыта». Пользоваться копировальным аппаратом под названием «гектограф» Лавкрафт еще не научился, поэтому, если он и «продавал» свои произведения в нескольких экземплярах (ближайшие родственники наверняка желали поддержать его стремления и вполне могли приобрести его первые «книги»), то, видимо, каждый раз переписывал их заново.
Впрочем, классическая Античность интересовала Лавкрафта не только с литературной точки зрения, она также пробуждала в нем даже близкое к религиозному любопытство. Он с удовольствием вспоминал о том, как в 18971899 гг. посещал музей Род-Айлендской школы дизайна (у подножия Колледж-Хилл, неподалеку от Бенефит-стрит). В 1897 г.[169] музей как раз только открылся, и Лавкрафт рассказывал, что его «самым неподходящим образом разместили в подвале главного корпуса» на Уотермен-стрит, 11 (в 1914 г. оно было снесено при строительстве автобусного тоннеля), однако, несмотря на это, музей
« привел меня в восторг, это была настоящая волшебная пещера, где я увидел всю изысканность Греции и все великолепие Рима. С тех пор я посетил немало других музеев искусств, да и сейчас нахожусь на расстоянии платы в пять центов от одного из величайших музеев в мире [музей «Метрополитен» в Нью-Йорке], и все же ни один из них не оказал на меня такого же сильного впечатления, ни один не дал возможности так близко соприкоснуться с Древним миром, как тот скромный подвал с убогими гипсовыми скульптурами на Уотермен-стрит!»[170]
Разумеется, водили его туда либо мама, либо дедушка. В другом письме Лавкрафт говорит: «Вскоре я побывал во всех основных музеях классических искусств Провиденса и Бостона»[171] (имея в виду Музей изящных искусств в Бостоне и Музей Фогга в Гарварде) и добавляет, что начал собирать коллекцию небольших греческих скульптур из гипса. Это привело к страстному увлечению Античностью, а затем и к своего рода религиозному откровению. Пусть Лавкрафт сам расскажет об этом в своей неподражаемой манере:
«Лет в семь-восемь я был истинным язычником меня так сильно дурманила прелесть Древней Греции, что я вроде как начал верить в древних богов и духов природы. Я воздвигал самые настоящие алтари Пану, Аполлону, Диане и Афине, а когда спускались сумерки, пытался разглядеть в лесах и полях дриад и сатиров. Я не сомневался, что однажды узрел этих лесных существ танцующими под осенними дубами, и этот религиозный опыт стал для меня не менее достоверным, чем для какого-нибудь христианина его исступленный восторг. Если христианин скажет мне, что ощутил присутствие Иисуса или Иеговы, я, в свою очередь, поведаю ему о встрече с богом Паном с копытами вместо ног и сестрами Фаэтусы» («Исповедь неверующего»).
Таким образом, Лавкрафт опровергает слова Булфинча, который в самом начале «Века сказаний» мрачно заявляет: «Религии Древней Греции и Рима устарели, и среди ныне живущих не осталось ни одного человека, поклоняющегося так называемым олимпийским богам»[172].
Вышеупомянутым отрывком Лавкрафт явно хотел показать, что в нем с ранних лет развивался скептический и антиклерикальный настрой, хотя, возможно, он слегка преувеличивает. Ранее в этом же очерке он пишет: «В возрасте двух лет мне читали Библию и житие Николая Чудотворца; и то и другое я слушал с безразличием, не проявляя особого интереса или понимания услышанного». Ближе к пяти годам, как затем добавляет Лавкрафт, он узнал, что Санта-Клауса не существует, и в связи с этим задался вопросом: «А может, Бога тоже придумали?» «Вскоре после этого», продолжает он, его отдали в воскресную школу при Первой баптистской церкви, однако Лавкрафт проявил себя таким страстным иконоборцем, что ему разрешили бросить занятия. Правда, в другом письме он утверждает, что это произошло, когда ему было двенадцать[173]. Если проследить философское развитие Лавкрафта, то можно сделать вывод, что случай с воскресной школой все-таки относится к более позднему возрасту двенадцати лет, а не пяти. Однако его определенно и раньше принуждали к церковному обучению, которое шло вразрез с его растущим интересом к Древнему Риму:
«Когда учителя в воскресной школе старались показать Древний Рим с неприглядной стороны жестокость Нерона, гонения на христиан, я не мог разделить их точку зрения. Мне казалось, что один добрый древнеримский язычник стоил десятков раболепствовавших ничтожеств, фанатично принявших чужую веру, и искренне сожалел о том, что религиозные предрассудки так и не удалось искоренить Я полностью поддерживал карательные меры, введенные Марком Аврелием и Диоклетианом, и не испытывал ни капли сочувствия к христианскому сброду. Сама мысль о том, чтобы вообразить себя на их месте, казалась мне нелепой»[174].
За этим следует чудесное признание: «В семь лет я стал зваться Л. ВАЛЕРИЙ МЕССАЛА и представлял, как пытаю христиан в амфитеатрах»[175].
К семи годам Лавкрафт уже много читал «Сказки братьев Гримм» в четыре, «Тысячу и одну ночь» в пять, античные мифы в шесть-семь лет, успел сменить два вымышленных имени (Абдул Альхазред и Л. Валерий Мессала), начал писать стихи и документальную прозу, а также на всю дальнейшую жизнь заразился любовью к Англии и к древности. Однако его творческие аппетиты росли, и уже зимой 1896 г. у Лавкрафта появился новый интерес театр. Первой увиденной им постановкой стала «не самая известная работа Денмана Томпсона»[176], пьеса под названием «Солнце Парадайз-элли», в которой его больше всего поразила сцена в трущобах. Вскоре он посмотрел «хорошо поставленные» пьесы Генри Артура Джонса и Артура Уинга Пинеро[177], а на следующий год после похода в оперный театр Провиденса, где ставили шекспировского «Цимбелина», вкус Лавкрафта сделался еще более утонченным. В 1916 г. он все еще помнил, что в 1897 г. рождественский дневной спектакль выпал на субботу[178]. У себя в комнате Лавкрафт обустроил миниатюрный кукольный театр, вручную нарисовал декорации и несколько недель подряд сам с собой разыгрывал «Цимбелина». На протяжении следующих пятнадцати-двадцати лет его интерес к театру то утихал, то снова оживлялся. Примерно в 1910 г. в Провиденсе он ходил на «Короля Иоанна» в постановке Роберта Мантелла, где Фоконбриджа играл молодой Фриц Лейбер-старший[179]. Лавкрафт также довольно рано увлекся кинематографом, и некоторые фильмы оказали значительное влияние на его самые известные работы.
В то время как и физическое, и психическое состояние его отца, лежавшего в больнице Батлера, ухудшалось, юный Говард Филлипс Лавкрафт начиная с трех лет непрестанно развивал свой разум и воображение, чему сначала способствовала колониальная архитектура Провиденса, потом «Сказки братьев Гримм», «Тысяча и одна ночь» и «Сказание о старом мореходе» Кольриджа, затем художественная литература восемнадцатого века, театр и пьесы Шекспира и, наконец, Готорн, Булфинч и мир Античности. В какую поразительную последовательность выстроились эти интересы, многие из которых пребудут с Лавкрафтом всю жизнь! Осталось упомянуть еще одно страстное увлечение, повлиявшее на его дальнейшее развитие как человека и писателя: «А потом я открыл для себя ЭДГАРА АЛЛАНА ПО!! Голубой небосвод Аргоса и Сицилии заволокло ядовитыми парами гробниц, и я пропал!»[180]
3. Мрачные леса и загадочные пещеры (18981902)
Большой интерес вызывает история жанра «странной прозы» вплоть до 1898 г., и наиболее тщательно эту историю проследил сам Лавкрафт в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» (1927). Конечно, применение элементов «сверхъестественного» в западной литературе берет начало еще от «Илиады», в которой боги вмешивались в дела смертных, однако, как справедливо утверждает Лавкрафт, «странная проза» могла зародиться лишь в тот период, когда большинство людей перестали верить в существование потусторонних сил. В «Гамлете» призрак пугает окружающих не словами или поступками, а одним своим присутствием, олицетворяя нарушение неизменных законов природы. Поэтому не стоит удивляться тому, что первое каноническое произведение в сверхъестественном жанре было написано в восемнадцатом веке, в эпоху Просвещения, и написано человеком, не подозревавшим, что сочиненный им за два месяца роман по мотивам сна о средневековом замке сыграет важную роль в ниспровержении рационализма, идеи которого автор всячески поддерживал.
Однако мало кто задумывается о том, что выход романа «Замок О́транто», напечатанного Хорасом Уолполом на Рождество 1764 г. в собственной типографии в Строберри-Хилл, не вызвал незамедлительных перемен в мире литературы. В 1777 г. Клара Рив, подражая истории Уолпола (и отчасти осуждая его), написала роман «Старый английский барон», но стать по-настоящему популярным в 1790-е готическому жанру помогло развитие немецкого романтизма. Именно в это десятилетие вышли книги Анны Радклиф «Роман в лесу» (1791), «Удольфские тайны» (1794), «Итальянец» (1797), и на какое-то время она стала самым читаемым автором в англоязычном мире. В тот же период появился роман «Монах» (1796) двадцатилетнего Мэтью Грегори Льюиса, немногим позже Чарльз Роберт Метьюрин опубликовал свой первый роман «Семья Монторио» (1807), а в 1820 г. написал одно из самых известных произведений готического жанра роман «Мельмот Скиталец». Уолпол, Радклиф, Льюис и Метьюрин самые выдающиеся авторы английской готической литературы, чьи произведения, подобно буму киножанра ужасов в 1980-е, породили множество подражаний и пародий. По данным Фредерика С. Фрэнка, к 1820 г. появилось 422 романа в готическом стиле, и большинство из них давным-давно канули в Лету[181]. (Причудливую повесть Уильяма Бекфорда «Ватек» [1786] трудно целиком отнести к данному жанру, поскольку она скорее наследует традициям арабских сказок и «Истории Расселаса» Сэмюэла Джонсона, а не романа Уолпола.)