Что было дальше, он помнил смутно. Только неистовство, которое охватило его, гнев необузданный и бледные, трепещущие от страха лица этих ничтожеств помнил он. Кажется, двум-трем первым попавшимся он приказал отрубить головы, кому именно не помнил. Он запомнил только их глаза, полные ужаса и покорности. Эйрод вновь ощутил прилив ненависти и презрения, он вновь ощутил себя всемогущим и вечным. Эта ненависть помогала ему пересилить сомнения, терзавшие его. «Все покорно мне! подумал он. Все трепещет передо мной!» и перед глазами его прошли толпы подданных, готовых броситься выполнять любой его каприз, признать белое черным и наоборот. Они боготворят его и завидуют, дрожат от страха и заискивают перед ним. Что ему еще надо? И всего этого он добился благодаря своей мудрости и уму! Они называют его самым благородным и честным, самым добрым и милостивым!
Мир, сжимаемый тоской, раздвигался. Ему не хотелось останавливаться, он перечислял и перечислял восхваления себе, ему становилось легко и светло. Лишь бы этот голос не начал говорить, тот слабый голос, таившийся где-то внутри, который нельзя ни казнить, ни подкупить, ни заставить замолчать, который своими тихими вопросами ранит в самое сердце, рвет и терзает душу, этот страшный тихий голос, который с каждым годом становится все громче и настойчивей!
Он медленно провел по лицу рукой и почувствовал на лице морщины, он почувствовал тяжесть и слабость некогда сильного тела, тело старело, а значит, приближалась смерть. Раньше эту мысль можно было легко отогнать, самодовольное, молодое, полное желаний тело можно было увлечь соблазнами, но теперь мысли о неизбежности смерти, а значит, о переходе этой грани, где все земные ценности просто-напросто переставали существовать, эту мысль все труднее было отогнать.
Его спросят там: «Убивал ты безвинных, творил ты добро или творил ты зло, творил ты насилие над братьями твоими?» что он ответит? Эйрод почувствовал холод и невольно сжался. Чем он прикроется, чем оправдается, ведь ни золото, ни власть туда никто еще не забирал. А этот голос тем временем безжалостно продолжал: «Лжесвидетельствовал ли ты?» И в этот момент перед глазами Эйрода встала его юность, встал младший брат, которого он в детстве любил. Да, высокий, по-царски красивый брат, который должен был сесть на престол, но не сел, потому что был отравлен за неделю до коронации. Его сторонники составили заговор, во главе заговора стоял он, Эйрод. И вот он вспомнил свои терзания и сомнения, но жажда власти победила. Правда, после он казнил тех, кто организовал отравление, нашел самооправдание, самоуспокоение, оправдал эту подлость, это коварство великими свершениями и добрыми делами, которые он собирался творить. Но теперь-то он должен признать, что все это было самообманом, иллюзией, не делал он добра, потому что должен был удерживать власть тем же способом, каким захватил. Это одно-единственное убийство повлекло за собой нескончаемую вереницу убийств. Это одно коварство, одна подлость превратилась в море коварства и подлости, которое закружило его, поглотило и сделало жизнь сплошным насилием и злом. А ведь этот голос призывал его: Остановись! Не делай этого! Но он не остановился.
Эйрод чувствовал бессилие, трусливо огляделся по сторонам, ему стало страшно, обидно, больно, в горле перехватило, он не мог двинуться, боялся оглянуться, дышать стало трудно, этот страх проник в его душу, он ощущал его всем своим нутром. «Это смерть!» мелькнула мысль, и он закричал от ужаса неестественным, хриплым голосом и вскочил, выйдя из оцепенения. Он знал: самое надежное лекарство от укоров совести ненависть и злоба. И в этот момент дверь робко открылась, и начальник стражи испуганно посмотрел на него расширенными от страха глазами. Увидев его, Эйрод полностью пришел в себя. «Зажигайте свет, зовите всех! Будем пировать!» закричал он на него. Начальник стражи исчез.
Эйрод стоял посреди комнаты. «Не-е-е-т, не-е-т, повторял он. Только не думать, надо все забыть, все забыть, не было ничего! Не думать и забыть вот каким должен быть закон в моем царстве, само слово «память» должно быть вырвано из языка и книг! И все!»
За дверьми чувствовалась суета и шепот, на лице Эйрода появилась улыбка, ему опять казалось, что он вечен и всемогущ, что он никогда не умрет, а значит, ему нечего бояться Вечного Суда.
«Надо действовать!» решил он и, резко открыв двери, зашел в соседнюю комнату. При его появлении все застыли, он обвел их мутным взглядом и, видя, как они бледнеют и опускают глаза, подумал: «Вот так-то! Любой из них совершил бы преступления, сделал бы все, чтобы оказаться на его месте!» Злость и ненависть потихоньку наполняли его грудь, для того чтобы остановиться на этом, надо внушить себе мысль о своей исключительности, величии и необычности. Сделать это нетрудно, потому что человек существо, лесть обожающее, и при этом у человека хорошо развита способность самовнушения, способность видеть то, что выгодно, и не видеть того, что не хочется. Дьявольская улыбка потихоньку разливалась по лицу Эйрода, разгоняя последние остатки сомнения и угрызений совести. Эйрод с каждой минутой убеждался в своем могуществе, его тело, бывшее дряблым, наливалось силой, от растерянности уже не осталось и следа. И все же даже в эту минуту какая-то смутная и неопределенная тревога беспокоила подобно старой занозе, затерявшейся где-то в коже, хотя он даже не мог вспомнить причину этой тревоги.
За это время Эйрода одели, умыли, натерли благовониями, он восседал в своем тронном зале. Рядом с ним находился командующий его личной гвардией Сим здоровый детина, сын разбогатевшего при Эйроде купца, которого тот сам и зарезал по приказу Эйрода. Его всегда заискивающая улыбка вызывала порой отвращение у Эйрода, но он был предан не за страх, а за совесть, если, конечно, таковая у него имелась. Эйрод знал, что совесть его приближенным ни к чему, главное Сим был готов по первому знаку Эйрода броситься в пропасть, не задумываясь. Правда, он был глуп, деспотичен с подчиненными, но зачем ему нужен умный стратег? Чем глупее, тем лучше, тем преданнее, ведь без милости Эйрода он ничего сам не может.
Вызовите членов Совета! распорядился Эйрод и тут же забыл про свои слова, перед глазами встало растерянное лицо начальника охраны, он видел его утром, он слышал его крик, лицо Эйрода помрачнело.