Матерясь и поскальзываясь на камнях, я выскочил из воды на другом берегу. Горные реки и сейчас, в жарком июне, гнали воду из таявших в верховьях ледников, поэтому даже короткое пребывание в такой воде удовольствия не приносило. Я дрожал, кожа посинела и покрылась пупырышками. Как назло, солнце окончательно ушло за гору и сейчас золотило только верхушки лиственниц на противоположном берегу. Я положил винтовку на землю и, как был босиком, помчался по тропе, пробежал метров пятнадцать вниз, в таком же темпе вернулся обратно. Еще раз двадцать присел и почувствовал, что немного согрелся. Обтерся футболкой и стал одеваться. В это время мой слух уловил какой-то отголосок, оттенок шума, которого не должно быть в дикой природе. Я застыл и прислушался так и есть: теперь я явно расслышал булькающий звук мотора, уходящий в воду. Где-то шла моторка, и шла она вниз по течению, туда, куда шел и я. Раньше бы я обрадовался, попутная лодка, подвезли бы меня, сколько смогли. Но теперь, после убийства дядьки и разгромленной базы, все изменилось, и на лодке вполне могли быть враги. Я усмехнулся дожил, блин, в родной тайге у меня теперь появились враги. Как на войне. Однако шутки шутками, а на трупы на сегодня я уже нагляделся достаточно, надо быть осторожным. Схватил остатки одежды, карабин и подался вглубь кустов, дальше от берега.
В оптику «Сайги» я разглядел моторку, на сердце сразу стало спокойнее я узнал ее. Длинная тяжелая деревянная лодка, черная от недавней пропитки битумом такая в здешних местах была одна. Медленно, но верно дюраль и пластик победили дерево. Хотя по берегам у деревень еще доживали свой век немало дощатых лодок, на настоящее дело, в дальний путь на них уже не ходили. Тяжелые и неуклюжие посудины, моторы под ними съедали столько горючего, что можно было разориться.
Хозяин этой лодки я его знал уже давно был человеком, что называется, не совсем обычным. Хотя большинство людей выражались гораздо проще и прямо говорили, что он чокнутый. Что при его судьбе, в общем-то, неудивительно. Когда-то очень давно, в конце шестидесятых годов прошлого века молодой геолог Алексей Селин, сейчас Леха-Поп, работал на горном прииске. Все было нормально: жена, двое детей две девочки-близняшки и «устроенный» быт советского горного прииска. Однако в один момент все перевернулось он был на штольне в ночную, когда на приисковый поселок сошла лавина. Когда откопали их балок, все были уже мертвы, и дети, и жена. Вот после этого Леха и ударился в религию. Но не в обычное христианство или какую-нибудь секту их, наверное, и не было тогда в нашем районе нет, Алексей выдумал какую-то свою. Он ушел с работы, поселился на берегу Витима, в брошенном поселке сплавщиков, и несмотря на увещевания участкового, который изредка навещал его, больше он на работу никогда не устраивался. Жил он с тайги, охотился, рыбачил, и постепенно все привыкли, что где-то там, у черта на куличках живет человек, у которого всегда можно остановиться в путешествии по Витиму. А в годы перестройки и после о нем и совсем забыли.
Я узнал его уже совсем старым, мы с Росомахой пару раз ночевали у него в избушке. Дядька и рассказал мне его историю. На первый взгляд Леха совсем не производил впечатления религиозного отшельника: грузный, высокий старик с седыми длинными волосами, которые он собирал пучком на затылке. Он не отказался выпить с нами, но когда, выпив, он заговорил, дядька подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Да, действительно, Леха начал проповедовать такую абсолютно непонятную тему, что я постарался скорей заснуть. Во всем остальном это был обычный мужик, нелюдимый, но таких много.
Поэтому я обрадовался, когда узнал лодку Леха-то уж точно не откажется подвезти меня, тем более попутно. Еще не натянув джинсы, я попрыгал к берегу и начал размахивать курткой. Кричать было бесполезно лодочный мотор рядом глушил для него все другие звуки, но вот увидеть меня он должен был обязательно. Так и случилось я заметил, что лодка стала забирать с фарватера к моему берегу. Правда, Леха сидел до сих пор как истукан, даже не махнул в ответ ну тут уже ничего не поделаешь, человек со странностями. Поняв, что он заметил меня, я присел на валежину, надо было обуться. Завязал шнурок на втором берце, поднял голову и автоматически, без участия мозга, свалился за колоду. Эта невольная реакция спасла меня картечь ударила по кустам над моей головой.
Что за! Леха все-таки окончательно сошел с ума! Кто это с ним? Эти мысли вихрем проносились в моей голове, пока я, пятясь ужом второй раз за этот день, отползал вглубь леса таща за ремень «Сайгу». Мотор взревел и перешел на малые обороты, лодка подходила к берегу. Ну, суки! Я начал злиться. Лежа, перехватил карабин, убрал предохранитель и передернул затвор, патрон ушел в патронник. Резко приподнялся на колено, примерно поймал в прицел сидевшего на первой банке и нажал спуск. Произошло то, чего я не ожидал, вернее, не хотел мужик выронил из рук ружье и вслед за ним завалился в темную воду Витима. Леха словно ждал этого, он тотчас дал газу и заложил крутой вираж, уводя лодку дальше от берега. Он ни на секунду не задумался, чтобы помочь своему пассажиру, тело которого тоже потащило на глубину.
Я вскочил и заорал:
Леха! Дядя Леша! Это я, Колька Гурулёв!
У меня еще тешилась слабенькая надежда, что меня перепутали с кем-то. Но ответ Лехи развеял эту надежду и добавил очередную загадку. Он на секунду сбросил газ и крикнул:
Прости, Коля! Прости старого! Не сам я. Я не хотел!
Больше он ничего не сказал, опять добавил газ и, больше не оборачиваясь, погнал лодку прочь от меня.
Черт! Вот дела! Значит, меня он узнал, и стрелял его пассажир именно по мне. Я проследил за телом, все еще иногда показывающимся из воды. Попробовать догнать? Может, узнаю стрелявшего, что-то прояснится? Нет, не успею, труп за это время утащило порядочно, только если прибьет к берегу
Как ни странно, я ничего не чувствовал от того, что только что убил человека. Может быть потому, что все произошло как в кино или в компьютерной игре я выстрелил, далекий человек упал и исчез. Я не видел рядом ни раны, ни крови, ни агонии. Одно я понял точно: никакого удовольствия убийство мне не доставило, как это бывало в игрушке, когда с радостью крошишь электронных врагов. Вот и на моей совести появился труп, усмехнулся я, совсем становлюсь похожим на дядьку.
Что же это происходит? Неужели война? Похоже на то. Дядьку убили, охотятся на меня, базу разгромили Блин, что же происходит сейчас дома, в поселке. Конечно, я не думаю, что сейчас будут убийства и в жилухе, не те времена, не девяностые, менты стали совсем другие махом ОМОН с города пригонят.
Прошлая война пришлась на мое детство, тогда наехавшие бандиты с двух городов Улан-Удэ и Читы делили сферы влияния по скупке золота. Нелегальных старателей убивали в тайге целыми бригадами, жгли бутары и инструмент. До сих белеют косточки неизвестных старателей, их тогда, в девяностые, много приехало из стремительно обнищавшей страны. Тогда да, убивали и на улице, и дома жгли по ночам. Я помню, как в школе передавали шепотом страшные подробности очередной резни. Но тогда милиция была другая, появлялись только для того чтобы зафиксировать преступление. Если сейчас опять такое, то нам конец. Без дядьки мы будем как котята слепые. Все-таки все в нашем бизнесе было замкнуто на него.
Мне как воздух нужна была связь, я задыхался без информации. Я уже пожалел, что не стал тщательно обыскивать разграбленную базу, там у нас был спутниковый телефон. Может быть, грабители не нашли его, сейчас бы уже все знал. Понятно, что это была призрачная надежда, если телефон и не забрали, он наверняка сгорел вместе с избами.
Ничего нового придумать я не смог, поэтому опять двинулся по тропе, надеясь, что ночью доберусь до метеостанции на речке Булишма. Там жила семья они были не местные, появились на этой станции года три назад, до этого, по их рассказам, работали где-то на Дальнем Востоке. Метеостанцию закрыли, и им предложили работу здесь, в нашей глуши. Обоим оставалось немного до пенсии, и они согласились, надо доработать, чтобы был северный стаж. Дети, сын и дочка, как они рассказывали, уже устроены и живут в Москве. Росомаха прикормил их, доплачивал им еще одну зарплату, и за это мы пользовались метеостанцией. Она была у нас как малая перевалочная база.
Однако теперь, после всего случившегося за сегодняшний день, я начал бояться того, что могу увидеть на станции. Хватит трупов на сегодня. Поэтому, когда я сначала услышал веселый треск дизелька, что давал свет для нужд метеостанции, а чуть позже увидел через расступившиеся деревья свет в окошке жилой избы, я обрадовался. Хоть здесь все нормально. Сил у меня прибавилось, и последние триста метров я пролетел одним махом. Метров за сто меня учуял старый пес Байкал и глухо, по-старчески залаял. Ничего не говорило о том, чтобы тут что-то изменилось с последнего моего посещения.
Я бы все-таки поосторожничал, посидел в кустах, подождал, присмотрелся, но тут на крыльцо вышел хозяин Федор Иванович. Все, я в том числе, звали его просто Иваныч. Он снял очки и всмотрелся в лес. Я стоял за деревом, и в наступавших сумерках меня он не разглядел.
Кого ты там почуял, Байкалка? обратился он к псу, потом вытащил пачку сигарет и закурил. От всего его поведения так и несло безмятежностью, здесь явно ничего не знали про сегодняшние кровавые события. Я решился и вышел на тропу, пес зашелся в лае.
Иваныч склонил голову набок, вглядываясь в меня.
Коля, ты?
Я, Иваныч, я.
Он повернулся в сторону двери и крикнул:
Лена, ставь чайник! У нас гости.
Потом спустился с крыльца.
Ты заходи. Мы сегодня баньку топили, наверное, еще теплая. Пойду пару полешек подброшу, в момент нагреется. Ты сначала в баньку или есть будешь?
Нет, Иваныч, первым делом дай мне поговорить с жилухой. Кстати, у тебя никаких особых новостей нет? Из поселка ничего не передавали?
Хотя есть я хотел как волк, весь день на легком перекусе, а путь отмахал вон какой, но узнать, что творится в поселке, я хотел еще больше.
Нет. Все как обычно.
Мне показалось, что в голосе Иваныча проскользнула какая-то заминка, я переспросил:
Точно ничего не было? Ничего необычного?
Нет! Что там может быть необычное?
На этот раз голос прозвучал твердо, и я успокоился. Значит, Иваныч еще ничего не знает. Неизвестно, как поведет он себя, узнав, что Росомахи больше нет.
Ладно, Иваныч. Давай, готовь рацию. Я брошу вещи, подойду.
Хорошо. Там ваша избушка готова, Лена убралась. Иди, располагайся, я аппаратурой займусь.
Что-то в его голосе мне опять не понравилось, но я отмахнулся всех уже подозреваю. Хотя будешь тут подозрительным, особенно после происшествия с Лехой. Избушка, в которой останавливались наши люди, когда бывали здесь, стояла на отшибе, почти в лесу. Ее построили по приказу дядьки, он и место выбрал. Теперь я понимал его: в случае чего можно было сразу из дверей скользнуть в лес. В избушке все было по-спартански, как обычно в лесу: две самодельные деревянные кровати, стол посредине. Из веяний прогресса электрический чайник Тефаль. Я бросил рюкзак на одну из кроватей, повесил «Сайгу» на гвоздь у дверей. Сполоснул обветренное лицо под рукомойником и пошел в большую избу метеостанции. Она была построена еще при советской власти, добротно и с размахом. В одной половине находились приборы, шкафы с журналами, рация; в другой жили Иваныч и Лена. Жена у Иваныча была тихой, худенькой женщиной. Она редко выходила, когда на станции появлялись чужие. Как объяснял Иваныч, она привыкла к одиночеству, почти всю жизнь в поле, на метеостанциях. Я ее видел, наверное, всего раза три. Вот и в этот раз она мелькнула в окне на их половине, но к нам так и не вышла.
Хозяин встретил меня на пороге.
Коля, прости меня, но не могу запустить аппаратуру. Чё-то там отказало. И разобраться не могу. Вроде вчера связывался, передавал данные, все было в порядке. Иди сам посмотри.
Что за черт! Я едва удержался, чтобы не выругаться. Что это происходит?! Как будто специально.
Ну-ка покажи. Я шагнул к рации, стоявшей на столе у окна. Сработала глупая надежда, что вдруг я увижу какой-нибудь отпавший проводок.
Вон, смотри. Видишь, включаю. Питание пошло, а основной блок не работает. Что-то перегорело в схеме. Что ты хочешь, рация древняя «Алмаз». Таких уже давным-давно не выпускают, а мы все работаем.
Мне хотелось разбить эту чертову железяку, столько надежд было с ней связано. Думал, дойду до метеостанции, и все прояснится. А тут
Блин! Как не вовремя!
Я в сердцах стукнул по косяку двери.
Что с тобой, Коля? Какие-то важные новости должны быть? участливо спросил Иваныч.
Да. Очень важные. Ну что теперь говорить. Я беру нашу лодку, попру дальше. Сейчас поем и поеду.
Да, ты что?! Ночь на дворе! Ты как поплывешь, часа два, три будет темно. Не дай бог на плывун попадешь или на лоб притопленный. Сам же знаешь, вода высокая, все камни притопило. Днем-то бурун видно, а ночью Нарвешься на такой лоб, и все, конец лодке или мотору.
Я задумался, вообще-то Иваныч прав, хоть летняя ночь и короткая, но все равно пару часов будет темно. Тем более я здорово вымотался сегодня и могу заснуть на моторе. Словно подслушав мои мысли, Иваныч предложил:
Ты не дергайся сейчас, поешь, сходи в баньку, уже нагрелась, поди. Поспи нормально, в постели, а утром, если не передумаешь, в дорогу.
Это было резонно, и я согласился. Решил, что долго спать не буду, как только рассвет, так и рвану.
Хорошо. Сейчас помоюсь и приду ужинать, сваргань что-нибудь, проголодался сегодня.
Конечно, конечно. Сейчас сделаем. Лена в момент разогреет все.
Он собрался уходить, и неожиданно спросил:
А ты откуда сегодня? Далеко шел?
То, как он застыл, ожидая ответа, опять встревожило меня. Иваныч никогда не интересовался нашими делами, демонстративно не лез к нам. Дескать, у вас свои дела, у меня свои. Денежки вы мне платите, чтобы содержал избу, лодки обихаживал и заправлял. Остальное не мое дело.
Я уже собрался было что-нибудь соврать, но он не стал ждать ответа, а шагнул за двери. Вопрос из вежливости, понял я, и от сердца у меня опять отлегло. Ужин был плотный: хозяева выставили все, чем были богаты, мясо, рыба, пирожки с мясом и с картошкой, варенье из разных ягод. Все знали, что Иваныч был любитель поесть. Так что хоть в этом мне сегодня повезло, и я отвел душу за весь голодный день. Иваныч никогда не отказывался лишний раз перекусить, он тоже присел со мной, выпил и поел. Выпил я и стопку самогона на кедровых орешках, но, когда Иваныч предложил еще, сразу отказался. Не такой завтра день, чтобы быть с похмелья.
Елена Сергеевна вышла к нам два раза, принесла сначала разогретые на масле пирожки и коротко поздоровалась, во второй раз забрала грязные тарелки. Оба раза она почему-то прятала от меня глаза, словно боялась встретиться со мной взглядом.
Как только поели, я сразу ушел спать. Перед тем как лечь, достал из рюкзачка бесполезный здесь мобильник. Безотказная кнопочная «Нокиа» служила мне будильником. Выставил время на три часа и улегся. Надо спать. Но, несмотря на усталость, сон не шел. Встряска, которую получил я за этот день, взбудоражила нервы, и мысли, одна тревожнее другой, косяком налетели на меня. В избушке, прогретой за день щедрым июньским солнцем, было душно. Безуспешно поворочавшись с полчаса, я решил выйти на улицу, освежиться. Посидел в трусах на крылечке, потом решил справить нужду и отошел к лесу. В этот момент открылись двери большой избы, мне не хотелось, чтобы меня увидели в таком виде, и я замер за кустами.